Филип Дик - Голоса с улицы Страница 40

– С вашим телом все в порядке, – сказала Марша. – Вы физически здоровы. К тому же вы очень хорошо сложены.

– Тогда в чем же дело?

– В вашей душе.

Никто не говорил Хедли, что у него есть душа. Он чуть не прыснул со смеху. Что такое душа? Где она находится? Возможно, он потерял ее, и она уже погибла. Возможно, кто-то украл его душу. Возможно, он продал или одолжил ее и забыл об этом. Возможно, люди теперь рождаются без души. Но слово не было пустым звуком: Хедли на него отреагировал. Оно ему польстило, словно обладание душой было в некотором роде его личной заслугой или уникальным достижением. Хедли показалось, что Марша увидела в нем то, чего никто другой не замечал, на что все остальные не обращали внимания.

Он широко улыбнулся:

– Такие слова, как «душа», «рай» или «дьявол», утратили значение.

– Их употребляет Бекхайм.

– Знаю, – скривился Хедли. – И там они кажутся уместными. Это как в церкви – все слушают, большая аудитория, влиятельный человек. Но здесь, средь бела дня, – он показал на полки с фруктами, высушенными клубнями, банками овощных соков, – они звучат фантастично. Словно пытаешься смотреть кино при дневном свете… На экране еще можно различить изображение, но оно неправдоподобно.

– В смысле, исчезает иллюзия.

– Типа того.

– Пожалуй, «душа» – неточное слово. Трудно подыскать точные слова для духовных явлений. Ладно, Стюарт Хедли. Мы будем пользоваться любым словом, какое вам будет угодно, – ее холодные серые глаза забегали. – Какое вам больше нравится?

– Никакое. Я плохо себя чувствую. Голова болит, и желудок расстроился, – он взглянул на свои наручные. – К тому же мне скоро пора возвращаться в магазин.

– Это я во всем виновата?

– Нет… мне всегда нездоровится. Со мной вечно что-то не так, – он попытался объясниться. – Мне нездоровилось всю жизнь.

Марша кивнула.

– Я знаю.

– Что вы хотите сказать? Откуда вы знаете? – Хедли взбесился, внутри закипела злость. – Вы же ничего обо мне не знаете! Мы только недавно познакомились!

– Каждый человек болен. Нельзя жить в этом мире и не болеть. Неужели вы не видите, что Бекхайм прав? Мы должны родиться заново. Так не может дальше продолжаться: грязь, растление, продажность. Необходимо духовное возрождение… Мы встали на четвереньки, точно животные. Валяемся на земле и гонимся за удовольствиями… Мы звери! Нам нужно вернуться назад: раньше все было таким простым и чистым. Но потом все усложнилось, стало механическим, броским… – Она ткнула пальцем в окно «Здорового питания» – на большую неоновую вывеску «Банка Америки». – Вот таким. Деньги и кричащие вывески. Коммерция, мерзкие заводы… Мы должны вернуться к земле. Нам нужны корни – мы должны вновь обрести почву под ногами. Заново открыть для себя старинный простой уклад.

Хедли откликнулся на этот призыв, но вместе с тем испугался.

– Но вся эта ненависть… вы же ненавидите евреев.

– Мы ненавидим продажность и алчность. Ненавидим моральное разложение. Разве это плохо? – Голос Марши оставался спокойным и тонким. – Мы ненавидим богачей-плутократов, которые выжимают из людей все соки и превращают их в роботов. В рабов на заводах. Машина губит человека. Коммунистический идеал: все люди одинаковы… приведены к общему знаменателю. Грубый, отвратительный рабочий, покрытый сажей и копотью. Как обезьяна в лесу.

Хедли спросил:

– Бекхайм тоже так считает? Все эти статьи в «Суккубе» – Бекхайм тоже за все это ратует?

– Бекхайм – негр, – спокойно сказала Марша. – Но через него действуют силы возрождения. Мы ожидаем духовного подъема… и Бекхайм – пророк поневоле. Он не осознает свой миссии. Мыслит, как первобытный человек. Да он и есть первобытный человек. Его мыслительные категории наивны, как у ребенка. Рай, Ад, Армагеддон, спасение. Но зато он неподкупен, – Марша повысила голос. – Он говорит от лица всех нас. Непорочное дитя, простодушный глупец, пришедший нас спасти. Парсифаль… понимаете[31]?

Хедли не ответил. Он доел и отодвинул тарелку. Приступив к бананово-сливочному пудингу, Стюарт спросил:

– А как Бекхайм относится к вашему журналу?

Марша насупилась.

– Ему интересно, – неопределенно сказала она. – Возможно, он будет его финансировать.

– Так вот почему…

– Мы обсуждаем это от случая к случаю. Вопрос периодически всплывает… У нас много разногласий, – она улыбнулась. – Он сильный человек, Стюарт Хедли. Великий человек… не человек, а сила природы.

– Наверное, встреча с ним оставляет неизгладимое впечатление.

– Да, – Марша не шутила. – Все равно что сидеть в одной комнате с Богом, – она допила свой апельсиновый сок. – Я подожду, пока вы прочитаете журнал. Возможно, вам захочется расспросить меня о различных деталях.

– Возможно, – уклончиво ответил Хедли, а потом вдруг спросил: – Почему вам так хочется, чтобы я его прочитал? Это для вас очень важно?

Марша спокойно встретила его свирепый взгляд.

– По-моему, у вас есть необходимый потенциал, для того чтобы это понять. Все мы живем, как в тумане. Точно боги… иссохшие и постаревшие из-за проклятия. Нас испортило золото… Мы не можем выпрямиться и стать самими собой. Молодыми и сильными. Не можем видеть вещи такими, каковы они на самом деле, – ее впалые щеки раскраснелись, и в приливе возбуждения Марша воскликнула: – Стюарт Хедли, вам еще столько всего предстоит узнать! У вас столько всего впереди, так много вещей придется отбросить! Вы – точно цикада, выходящая из куколки. Точно личинка, которая выползает из кокона и превращается в бабочку. Разве не ясно – все эти годы вы просто топтались на месте, тянули время… внутри кокона. Вы просто ждали – неужели вы этого не чувствуете?

– Да, – медленно сказал Хедли. – Но я не рассчитывал, что произойдет что-нибудь, – и затем продолжил: – Я мало на что надеялся.

– Ну и зря! На свете так много всего – мир велик и неисчерпаем. В основе его – стержень жизненной силы: мир полон энергии и движения. Стоит лишь пробиться, докопаться до истины, которая скрыта под спудом, под все этой ложью… – Марша отодвинула стул, резко встала и буднично произнесла: – Какой из вечеров у вас свободен? Я заберу вас, и мы поедем на север – по океанскому побережью в Сан-Франциско.

– Зачем? – удивленно спросил Хедли.

– Чтобы вы познакомились с Теодором Бекхаймом.

Хедли онемел.

– Он сейчас живет у меня, – продолжала Марша, – оправляется от сердечного приступа. Я хочу, чтобы вы познакомились, пока он не уехал.

Не оглядываясь, она быстро вышла из магазина. Подтянутая мальчишеская фигура, острый поднятый подбородок, венец рыжеватых волос вокруг бесцветного черепа. Через минуту Марша скрылась из виду.

Оцепеневший Хедли продолжал есть банановый пудинг, чисто рефлекторно поднимая и опуская ложку. Марша исчезла. От нее остался только пустой стакан из-под апельсинового сока: она ушла так же внезапно, как появилась.

Хедли со страхом задумался, какой из вечеров у него свободен. Познакомиться с Теодором Бекхаймом… Он растерялся. Ради этого он был готов практически на все. Смирился бы с чем угодно. Ненасытный голод усиливался… познакомиться с Теодором Бекхаймом. Разговаривать с ним, находиться рядом. Дотрагиваться до него. Беседовать с глазу на глаз.

В четверг? Эллен повезет Пита к своей родне. Но как он с ней свяжется?

На этот счет явно не стоило беспокоиться. Поняв это, Хедли вздрогнул от страха. Обо всем позаботится зловещий призрак – чарующий, но грозный фантом, от которого его физический организм уже пытался защититься. Марша Фрейзьер свяжется с ним сама.

Утром в среду, выйдя из демонстрационной комнаты с полировальной тряпкой и бутылкой в руках, Стюарт Хедли обнаружил, что телефонная трубка снята с крючка. Он пристально посмотрел на нее, проходя мимо главного прилавка к витрине с телевизорами. Никто не разговаривал по телефону: никого не было видно. Хедли охватило тревожное, дурное предчувствие: он почуял, что на другом конце провода безмолвно и терпеливо ждет невидимое существо. И ждет оно его.

– Что это? – спросил он Джека Уайта, когда тот поднялся с нижнего этажа. – Ты разговариваешь по телефону?

– А, – Уайт вспомнил с блаженным видом. – Это тебя. Забыл сказать: какая-то бабенка звонит.

Почувствовав озноб, Хедли поднес трубку к уху. В ней послышались только помехи: «бабенка» повесила трубку.

– Сколько прошло времени? – спросил Хедли, тоже повесив трубку. – Это была Эллен?

– Минут пятнадцать, – ответил Уайт, – и это была не твоя жена. Прости, Недотепа. Я спустился за тобой вниз и заговорился с Олсеном, – он расправил свой расписанный вручную шелковый галстук: высокий стройный мужчина в сером двубортном костюме, с маленькими усиками и в аккуратно начищенных туфлях. – Виноват.