Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2005) Страница 40

Дома тоже везде висели портреты деревьев.

Деревья, переходящие в облака, а те, в свою очередь, отпочковывающие ангелов, пряди снегопада, драконы весенних ручьев, а вот и дерзкие гуси величиной с телегу гонят вдаль растерянного волка…

Осич сидел перед фанерой 80 на 70 и будто беспорядочно трогал кисточкой тут и там. Вдруг проступили разом журавлиный вожак, а за ним — его клин.

— Крыса весь ультрамарин из тюбика выела, приходится серое небо делать, — пожаловался Осич финнам.

Аграфена Петровна посмотрела на финнов особым взглядом материнского заговора: пусть уж малюет, а не спивается, надо же дитю чем-то заниматься. Жизнь ее бережно высушила, только чуть тронув лепестки красоты. Глядя на нее, финны поверили словам Библии еще больше, что Сарра, жена Авраама, была прекрасна и в сто лет. А Грушеньке было немного за девяносто. Только она все время что-то делает рукой возле рта — словно воздух комкает…

Финны потрясли переводчика, он застонал и начал переводить:

— У вас истинно финское искусство… — (Замолк. Встряхнули.) — Равновесие и успокоение во всех картинах… — (Встряхнули.) — Купим, не обидим!

Наконец-то сыны Финляндии поймали свою удачу за хвост! И даже благословляли воров, которые лишили их дорогой японской техники. Они увезли сорок восемь картин Колюни на родину, устроили там выставку-аукцион, вернулись и привезли в Чур альбом с красивыми белыми буквами “Kolyunya Luchnikoff”, а также двадцать пять процентов вырученных денег. И то Аграфена Петровна и Осич не знали, куда потратить такую сумму. Ну, сделали ремонт, ну, построили мастерскую во дворе, чтобы дома не пахло красками и растворителем… Еще подарки заказал Колюня братьям (ветеринару, агроному, завклубом и самому младшему — завгару).

Вскоре приехали из Перми неразлучные репортеры Гамаюнов и Ремнева с ТВ-аппаратурой — снимать уральского самородка. Ремнева порылась в своих амбарах штампов и нашла нужный:

— Шагал отдыхает.

— Шагал никогда не отдыхает, — трижды повторил Колюня.

Как быстро заскучали от волшебных картин наши Ремнева и Гамаюнов! Основная фишка есть, успокаивал Гамаюнов Ремневу, а она все рыскала глазами, искала прибавку к новости.

Наконец узнали о потравленных пчелах, полетели к пасечнику Федоту с видеокамерами наперевес. Они горячо надеялись услышать что-то ужасное, им уже сладостно мерещилась бегущая строка: “Свихнувшийся от горя фермер рыдает над трупами любимых пчел!!!”

Гамаюнов и Ремнева нашли Федота в здравом уме и даже очень бодрого. Угощаясь поднесенной медовухой, они с последней информационной жадностью спросили:

— А инопланетяне к вам не прилетали?

— Прилетали какие-то, потоптали кругами картофельное поле, но мы позвали батюшку Артемия, он окропил все, и с тех пор у нас тихо.

Над строчкой друга

Кублановский Юрий Михайлович родился в 1947 году в Рыбинске. Выпускник искусствоведческого отделения истфака МГУ. С 1982 по 1990 год находился в политической эмиграции. Поэт, эссеист, критик и публицист. Лауреат Литературной премии Александра Солженицына. Живет в Переделкине.

*    *

 *

Чтобы стало на душе светлее,

надобно нам сделаться постаре,

рюмку в баре,

спички в бакалее.

Чтобы стала голова умнее,

а не просто черепушка с клеем,

нужен Тот, Кому всего виднее,

а не пан Коперник с Галилеем.

А ещё стило и лот в дорогу,

чтоб вернуться с тучей тайн трофейных

в одночасье к милому порогу

из бессрочных странствий нелинейных.

Ибо наше небо не могила

с брошенною наугад бутылкой,

а всё то — о чем ты говорила

ночью мне по молодости пылкой.

19.I.2005.

На холмах с нездешним светом

На холмах с нездешним светом

колосится воздух-рожь.

Обжигающий при этом

ветер соткан из рогож.

Самолётик малокровный,

уподобясь миражу,

оставляет в ярко-тёмной

тверди рыхлую межу.

Так лети, лети, служивый,

санным следом сумрак рань,

в жадных поисках наживы

всё пространство прикармань:

драгоценную пушнину

зимних гаснущих небес,

ночи звёздчатую льдину,

вставшую наперерез

и усыпанную сажей

тех галактик, чей распыл

по сравненью с кровной нашей

скоротечен слишком был.

Но, сорвавшись с выси страшной,

ты, серебряный комар,

не разбей земной пустяшный

ёлочный стеклянный шар.

1977, 2005.

Эльзасский диптих

I

Волны холмов Эльзаса

после того, как схлынул

каникулярный бум.

Улочки там пустынны,

полузакрыты лавки,

рислингу выпить, кофе

не сразу отыщешь где.

Ты с допетровской кровью,

с нынешней рефлексией

лучшее в моём позднем

сумеречном труде.

II

Тёмные волны склонов,

припорошённых снегом

густо или едва.

Кто там живёт — не видно.

Кто там поёт — не слышно.

Кто-то идёт навстречу,

поравнялся — и нет.

Зыбкую тень итога

тайного, нутряного

вижу во дни старенья,

белые на просвет.

Январь 2005.

Париж, который всегда с тобой

Над Сеной ива клонила гриву.

Дождь начинался раз сто на дню.

Народ стоял на ретроспективу

Дега: бега, балерины, ню,

оттенки от голубого к пиву

и дальше — к рыжему и огню.

По-катапультовски раскрывался

мой зонт раскидистый, в меру стар,

и плащ двубортный пообтрепался.

А за углом — сохранился бар,

где к Эренбургу завербовался

в товарищи Элюар.

2005.

Вариация

С намётанным глазом

под небесным пологом

хорошо быть разом

и птицей, и орнитологом,

наблюдавшим в сумерки утром ранним

средь мансардных гнёзд на соседней крыше

диву в алом в окне одинокой спальни

из другого окна повыше

в начинённом лирикою Париже.

Из кафе на воздух выносят столики

круглый год, конечно, не для символики:

с круассаном чашечка по карману

ведь любому здешнему мопассану.

...Нам, как первым скворкам, пора в полёт.

Ну а он в щадящую холодрыгу

нас проводит взглядом

                                         и занесёт

в Красную книгу.

Февраль 2005.

*    *

 *

…Если даже выпадают фишки

мне по жизни, хоть пиши меморий,

всё равно, как Плюшкин у кубышки,

нюхом чую грозные подвижки,

новую нарезку территорий.

Перекрой пространства впрок, а коли

повезёт, и времени. Но тише.

Главное, не поддаваться боли,

если лихо сделается лише.

Я живу с простым и твёрдым чувством

приближения к границе жизни.

Только вот не я к ней приближаюсь,

а она проходит возле дома.

Так долой ухватки феодала,

круговую самооборону!

Не шуми, когда берёт фортуна

вдруг за горло в нужный ей момент.

Лишь берёз серебряные руна

неподвижны вдоль шоссейных лент.

2005.

*    *

 *

Когда слышишь скребущую наст лопату,

не может не вызывать уважения