Поль Виалар - Жатва дьявола Страница 41

— Тяжело ранен?

— Безнадежен.

— Около Бонсе? — переспросил Альбер. — Я как раз из тех краев.

— Так вы, может, знаете этого человека? Фамилия ему — Обуан.

— Обуан?.. Мишель?..

— Правильно. При нем документы — в них обозначено. Пошлют, конечно, предупредить его семью. Но если вы за это возьметесь, пожалуй, быстрее дело будет.

— У него нет семьи, — ответил Альбер. — Живет один на ферме, да и то не часто там бывает теперь.

— Ну, все-таки… — сказал санитар. — Может, заедете туда…

— Заеду, — пообещал Альбер.

— Сущее самоубийство, — повторил водитель. — Только вы про это людям не говорите. Не надо.

— Да теперь какое это имеет значение? Все равно уж, Жубер, который привез его из Монтенвиля на своей потрепанной машине, ждал во дворе. Альбер молча сел в автомобиль.

— Что? Или с женой плохо?

— Нет.

— Так что ж?

— Обуан на машине разбился. Умирает.

— Ты от этого и расстроился?

От этого или от чего другого, Альбер уж и сам не знал. Столько вопросов возникло разом, что его голова не в силах была их разрешить. Скорее бы увидеться с Адель, поговорить с Адель.

— Поедем, — сказал он. — Мне скорее надо домой. А когда меня довезешь, заедешь на обратном пути в «Белый бугор», сообщи там о несчастье.

— Ладно, — ответил Жубер. — Если Обуан при смерти, некому будет и глаза ему закрыть. Никого у него теперь не осталось.

— Да, никого не осталось, — подтвердил Альбер, думая о Люсьенне, о Жильберте и бессознательно, сам не зная почему, он ставил себя на место Мишеля, сливался с ним.

Было жарко, ехали, опустив стекла; машина быстро катила между золотистых стен несжатой пшеницы — уборка хлеба только еще начиналась. Время было летнее, да, все еще было лето, но, быть может, от ветра, врывавшегося в дверцу, Альбер вдруг задрожал. Ах, дьявол! Да ведь это же все-таки лето, и хоть вдруг стало холодно, холод пройдет. Обуан умер или вот-вот умрет, из-за этого встают важные задачи: ведь если у него нет прямых наследников, «Белый бугор» будет продаваться. Насчет Жильберты надо еще подумать. Ничего не поделаешь, но тут тоже возникали вопросы.

Жубер высадил его у ворот фермы.

— Поздно, я спешу, надо еще заехать в «Белый бугор» известить там, — сказал он и помчался на старенькой своей машине.

В большой комнате еще горел свет: Адель ждала брата.

— Ну как? — спросила она, когда Альбер вошел.

Она стояла у очага, и на фоне огня, пылавшего там, четко вырисовывался ее массивный силуэт, — она еще больше растолстела.

— Да так… Жильберте операцию сделали, детей у нее теперь не будет… И вот еще Обуан… Мишель Обуан сейчас уж, наверно, помер, несчастье с ним случилось около Бонсе… Несчастный случай… а может, покончил с собой.

Адель видела, что брат расстроен, растерялся. Она положила руки ему на плечи, заставила сесть на скамью. Принесла бутылку водки, налила ему полный стакан.

— Выпей, — приказала она.

Он послушно взял стакан и залпом выпил его.

Адель сказала:

— Вон ты какие вести принес!.. Есть в них и дурное и хорошее… Надо все обдумать и действовать… Ступай ложись. Я поразмыслю. Завтра утром скажу тебе, что нам надо сделать.

— Да, Адель, — ответил он.

— И смотри, никому не говори насчет жены.

— Хорошо, Адель.

— Ложись, поспи. Завтра работы много.

Глава X

Смерть Мишеля Обуана, крах всей его жизни, который он завершил самоубийством, должна была привести к продаже «Белого бугра» с торгов или, во всяком случае, просто к продаже, и хотя у Женетов были деньги, все же у них не хватало на покупку еще оставшейся у покойного земли, не считая построек, инвентаря, скота, и на то, чтобы вести хозяйство. Пока можно было выкупать одну за другой заложенные Обуаном земли, Женеты еще могли выкручиваться. Теперь дело другое, — Адель однажды сказала в отчаянье: слишком скоро, слишком быстро развернулись события. То же самое говорили они с братом и на другой день после смерти Обуана, горюя, что не могут найти выхода.

К вечеру Альбер опять попросил Жубера отвезти его в Шартр. Час для посещений был неподходящий, но в Босе знают, что такое сельское хозяйство, знают, что в горячую пору фермер не может приехать навестить жену в больнице в установленное время. «Полезная машина — автомобиль, — думал дорогой Альбер, — хорошо бы завести ее», — но тут же он решил, что пока еще это ему не по карману, разве вот только удастся приобрести старый, по случаю.

Жильберта лежала одна в палате с голыми стенами. Альбер подошел, взял ее за руку, в ответ она только сказала: «Здравствуй», — печально и как будто извиняясь.

— Как ты себя чувствуешь? Хорошо?

— Ничего.

— Сколько придется пролежать?

— Недели две… Мне ведь настоящую операцию сделали.

— Тут тебе лучше будет, чем дома. У нас самая работа сейчас.

— Да, не во время я слегла.

Она отвечала без всякого выражения, и оба чувствовали какую-то неловкость. Ни муж, ни жена не говорили о том, что было у них на душе, но оба знали, о чем каждый из них думал: у Жильберты никогда не будет детей, а ведь Альбер женился на ней именно для того, чтобы у него были дети. Жильберта как будто нарушила заключенный с ним договор и теперь считала, что в конце концов муж имеет право бросить ее и взять себе другую жену: ну, как же ему быть с фермой, если не будет у него сына или хотя бы дочерей, и не только для того, чтобы они работали, но для того, чтобы стали преемниками, обеспечили будущее? Если б этой чете рассказали, что Наполеон I развелся с первой своей женой по той же самой причине, они и не улыбнулись бы при таком сравнении: земельное владение, как бы мало оно ни было, — это своего рода царство в глазах того, кто им управляет. Какое значение имеют тут масштабы? Ведь суть одна и та же.

— Вот приехал навестить тебя…

Он остановился, и Жильберта забеспокоилась; не заговорит ли он о том, что не выходило у них обоих из головы.

— Спасибо, — сказала она, не глядя на него. — А ведь у тебя работы-то сколько.

— Мы сжали Двенадцать сетье… Хорошая там пшеница уродилась. Работник палец себе серпом порезал…

— Больно ему?

— Ты же его знаешь, он и виду не показывает.

— А как Адель?

— Хорошо. Они с Леоной справляются с делом.

— Горько мне, — сказала Жильберта, помолчав. — Да, очень горько, что все так получилось… И не вовремя заболела… Да и понапрасну…

— Верно, — сказал он. — Не ко времени… А тут еще Обуан помер.

Он узнал об этом, приехав в больницу: раны и ушибы Мишеля оказались смертельными.

— Что?! — переспросила Жильберта, как будто ушам своим не верила.

Зная о честолюбивом желании мужа и золовки, она понимала, какую важную задачу поставила перед ними эта преждевременная смерть. Она знала также их натуру и понимала, что они будут неумолимы, что, если они уже приняли решение относительно ее судьбы, лишь только Жильберта оправится, они тотчас сообщат ей об этом. И Альбер и она были католики и венчались в церкви, но, конечно, муж без всяких колебаний (да и кто его за это осудит?) разведется с ней, возвратив ей приданое, и женится на другой женщине, от которой он может ждать детей, будущих помощников в работе.

— Отчего ж он умер, Мишель-то? — спросила Жильберта.

— Руки на себя наложил. Верно, все опостылело.

— Может, так оно и лучше для него.

— Может, и так. А для нас-то?

— Да… да… — протянула Жильберта. — Ферму его продадут теперь.

— Не иначе. Долгов уж очень много у него.

— Вот бы купить! — сказала Жильберта.

— А на какие деньги?

— У нас же есть…

— Не хватит.

— Очень бы мне хотелось пожить в «Белом бугре», — сказала она решительным тоном и сразу выпрямилась, даже легкий румянец окрасил ее щеки. — Такая хорошая ферма!

Альбер пожал плечами и ничего не ответил.

— Дом хороший, — продолжала она. — Прочный. И амбар, и конюшни, и хлев. Все службы… И двор просторный. Тебе, поди, приятно было бы переселиться туда, распроститься с «Краем света»?

— Да как сказать?.. Может, маленько и жаль было бы, ведь на «Краю света» отец мой жил, там я родился… Но «Белый бугор» — это уж, можно сказать, богатая ферма, я бы старую-то быстро забыл. Да зачем об этом говорить, раз нельзя купить?

— Отчего ж нельзя? Можно, — возразила она.

— Как же это можно? Чего зря говоришь? — с досадой сказал он.

— Альбер, — заметила она и, сжав его руку, потянула к себе. — Я не могла дать тебе ребенка… И мне это горько… Если б ты знал, как мне горько!.. Но, может быть, я другим восполню, другое тебе дам.

— Или ты можешь мне дать «Белый бугор»?

— Посмотрим, — ответила Жильберта.

— Да откуда столько денег взять?

— Когда отец продавал свою ферму, у него было сто тридцать гектаров.

— Ну, и что?

— Ну вот, продал он землю. Деньги получил.

— Тогдашние деньги. Он мне сам говорил.