Жиль Мартен-Шоффье - Милый друг Ариэль Страница 41

— Поверьте, мне приятно было бы провести несколько месяцев в вашем обществе! Но из моей швейцарской клиники, к счастью для нее, вид чуточку получше. Хотя мне скорее требовалась психиатрическая лечебница. У меня была такая депрессия, что весь последний месяц я всерьез подумывала о самоубийстве.

Не прошло и четырех секунд, а я уже помолодела на четыре месяца. Ненавижу людей, которые рассуждают на серьезные темы потому, что ситуация располагает. А вот Герьерша не собиралась говорить со мной как с больной:

— Буду откровенна, Ариэль, я пришла вовсе не для того, чтобы дать вам поплакаться мне в жилетку. Как на тех ужинах при свечах, где жирные продюсеры вдруг начинают разыгрывать из себя робких jeunes premiers[74]. Предупреждаю сразу: если вы заплачете, я начну хохотать. Тем более сегодня у меня прекрасное настроение. Пока я стояла в очереди, у меня попросили двадцать пять автографов. Это напомнило мне церемонию вручения «Сезаров»…

Она перехватывала мои реплики. Это я должна была вести разговор в таком ключе. Но у меня мутилось в голове. Сидя в заключении, теряешь привычку оттачивать свои тексты. И она, как добрая подруга, взяла эту заботу на себя. Принципы, мораль, справедливость абсолютно не интересовали ее. Да она о них и знать не знала.

— Хоть убейте, не помню, учили ли меня таким вещам. Но зато удовольствия и наслаждения всегда были в моей программе. И менять ее я не собираюсь. Я принесла вам подарки.

Она выложила на стол большую мешковатую сумку от Gucci — последний крик моды — и вынула из нее три баночки икры, флакон Shalimar и колье от Yves Saint Laurent, с медальоном в виде крошечного хрустального флакончика. Он открывался, и тогда можно было вдохнуть аромат нескольких капель Champagne — новых духов кутюрье, с которым Коринна водила дружбу. Затем с таинственным видом, притворяясь, будто колеблется, то протягивая, то отдергивая руку, она наконец вручила мне голубой конверт, на котором было написано «Моей дорогой девочке Ариэль». Внутри лежала открытка с видом Сент-Шапели, на обороте которой Ромен, наш общий тренер по гимнастике, написал следующее:

Ты помнишь, как привела меня в эту часовню первый раз, когда мы гуляли в твоем квартале? Со времени твоего отсутствия я дважды ходил туда, чтобы подумать о тебе. Как только ты вернешься, я прибегу обнять тебя. Мне жутко тебя не хватает. Если тебе что-нибудь нужно, сообщи через Коринну.

Я тебя люблю.

Его округлый детский почерк едва не исторг у меня слезы, но тут Коринна помогла горю, доверительно шепнув мне на ухо:

— Он и правда очаровашка и такой предупредительный. Я тоже его ужасно люблю.

Устроить ей сцену ревности? Это было бы непозволительной роскошью или нелепостью. Словно по взмаху волшебной палочки, комната свиданий превратилась в совершенно иное пространство, отведенное для «випов». Поэтому я просто вообразила, что мы находимся в салоне, где любые неприятности маскируются улыбками. А Коринна уже перешла к другой теме. И, поскольку цинизм родился вместе с ней, она прямо и откровенно изложила цель своего прихода:

— Ариэль, не будем ходить вокруг да около. Ваше приключение — прекрасный сюжет для фильма. И я охотно сыграла бы в нем роль. Естественно, главную. Как только вы отсюда выйдете, я представлю вам одного продюсера, потом мы найдем сценариста, и я из них выбью для вас крупный чек…

Извращенный дух тюрьмы внушает подозрительность: за каждым словом чудится задняя мысль. Но не в данном случае. Идея снять такой фильм совершенно не шокировала меня. Я вообще редко чем возмущаюсь. В этом и состоит моя проблема. Даже во Флери я не находила поводов для возмущения. Иногда я проклинала Лекорра, но в глубине души понимала, что он просто выполняет свою чиновничью работу. Вот и это предложение не насторожило меня, даже наоборот. Я даже попробовала провести кастинг исполнителей. В роли Александра мне виделся Джереми Айронс. Но Коринна была против. Она во что бы то ни стало хотела Жерара Депардье. По моему мнению, Депардье был чересчур мужиковат — Дармон все-таки отличался некоторым аристократизмом. Коринна заспорила со мной:

— Ничего подобного. Он просто сильный человек. И доказательство — ваши нынешние беды, а значит, и его тоже. Когда эти крутые мужчины оказываются на вершине славы, они не прыгают от счастья. Когда судьба сбрасывает их вниз, они не хнычут и не прячутся в темном углу. Они мужественно переносят несчастье, спасают все, что можно спасти, ждут, не смиряясь перед судьбой, а дождавшись конца грозы, возносятся на прежнюю высоту.

Я и не сомневалась, что Дармон стойко выдерживает удары судьбы. Но услышав, как она вещает об этом с трагической дрожью в голосе, мгновенно все поняла. И ответила без всяких церемоний:

— Ну хватит притворства. Это он вас сюда прислал. Давайте говорите, что он велел мне передать.

Я сказала это мягко, с насмешливым прищуром, но она не ожидала от меня такой проницательности и буквально остолбенела, как будто я вдруг попросила ее сыграть на фортепиано. К счастью, о звездах бдительно печется ангел-хранитель, и нас отвлекли от разговора именно в тот момент, когда она тщетно искала ответ. Кто же это? Никогда не угадаете: Маривонша! Но совершенно преображенная, словно ее наизнанку вывернули. Как артиллерийская шрапнель превращается в приятный летний дождичек, так ее обычная стервозность растаяла наподобие сахара в кофе. Извинившись за то, что помешала, она учтивейше сообщила нам, что свидание подходит к концу. Более того, подобравшись к моей собеседнице скользящими шажками (точь-в-точь полотер, натирающий паркет), она тоже протянула ей листок с просьбой дать автограф. Я просто глазам своим не верила. Когда она вышла, даже дверь за ней затворилась беззвучно, как будто проникшись почтением к высокой гостье. Я в нескольких фразах обрисовала Коринне эту фурию. Коринна высказала свое мнение еще лаконичнее:

— Вот таковы мы, звезды, — нас все любят. Даже господь Бог и тот нуждается в колоколах.

Это изречение вернуло ей уверенность в себе, и она под предлогом нехватки времени пошла напролом. Александр Дармон и в самом деле дал ей поручение:

— Он хотел передать вам следующее: отрицайте любые отношения с ним, кроме чисто дружеских. Не идите ни на какие компромиссы со следователем. Подозрения — это еще не доказательство вины. Вам нужно только держаться и все отрицать. Александр твердо обещал, что к Рождеству вы отсюда выйдете.

Прекрасно. Она величала его Александром, она говорила с ним обо мне, и единственное послание, что передал мне этот негодяй, сводилось к одной фразе: «Держи язык за зубами!» Меня как громом поразило. То ли он был безмерно уверен во мне, то ли в себе самом. Но в обоих случаях он крупно рисковал. Однако я оставила эти соображения при себе, свидание закончилось, Коринна обняла меня, пригладила рукой мою растрепанную объятием шевелюру, а потом вынула из сумки великолепную щетку для волос, которую и вручила мне в подарок. Как истинная профессионалка, она выполнила порученную миссию, причем выполнила до конца, спросив, что передать Александру. Я ответила с металлом в голосе:

— Ничего. Ни единого слова. Если он пожелает узнать конец этой истории, пусть читает газеты.

Не прошло и часа, как вся тюрьма уже знала о приезде Герье. Теперь меня и других заключенных разделяла бездонная пропасть. Даже надзирательницы и те перестали бросать на меня злобные взгляды сук, охраняющих свое потомство. Я тут же была избавлена от мелких ежедневных унижений. Но, по правде сказать, мне и в голову не пришло воспользоваться своей победой. Вместо того чтобы откровенно высказать этим овчаркам все мои чувства по поводу их тюрьмы, я надела намордник и начала изображать примерную заключенную, которая смирилась со здешними порядками. И это мудрое поведение принесло свои плоды. Спустя несколько дней, когда я забыла купить туалетную бумагу и попросила ее у надзирательницы, мне вручили, вместо «щедрых» четырех листочков на двоих на два дня целый рулон. Даже Маривонша обо мне забыла. Но не Лекорр.

Однажды утром, на рассвете, чей-то голос разбудил меня, прокричав: «Дворец правосудия, отъезд через десять минут!» За это время я успела проглотить чашку кофе и подвергнуться обыску по полной программе. Даром что я дружила с великой Герье, мне пришлось раздеться догола, сняв даже трусики. Все эти меры предусмотрены специально, чтобы потрепать вам нервы перед допросом у следователя. Между моментом отъезда и появлением в его кабинете может пройти восемь-девять часов. В этот день меня ждала в «автозаке» троица хищных зверюг, словно вышедших из последнего клипа-страшилки про рэперов. Узкие просветы в перегородке, отделявшей женщин от мужчин, не позволяли им разглядеть меня, но не мешали почуять мое присутствие. И уж они оттянулись сполна, поимев меня на словах спереди, сзади, сверху, снизу, один на один, двое и трое на одну. Они ничего не забыли. И все описали в мельчайших подробностях. Я знала, что позже, когда они войдут в кабинет своего следователя, их хвастливый мужской пыл моментально скукожится до нулевой отметки, но сейчас, рядом со мной, эти жалкие мальчишки еще воображали себя крутыми типами. Некогда Александр с высоты своего социалистического гуманизма со снисходительной усмешкой на устах рекомендовал мне не сотрясать понапрасну воздух ради всякой шушеры — этим словом он оплевывал 60 миллионов французов; я вспомнила его совет, и трое дурачков за решеткой в конце концов выдохлись и умолкли. Когда мы подъехали к Сите, я уже вполне пришла в себя и была готова к следующей порции унижений. Ибо после «автозака» арестанта ждет мышеловка — подземелье во дворе, где вас засовывают в крохотную камеру и оставляют томиться на долгие часы, пока следователь размышляет, сидя в ресторане, о чем бы вас порасспросить. В тюрьме вы мало что значите, здесь же вы вообще никто и ничто. Из этого чистилища я всегда выходила в растрепанных чувствах. Но только не в этот раз, спасибо Дармону! Его презрение обожгло меня хуже пощечины. Как он смеет обращаться со мной точно с проституткой, подобранной в баре на Пигаль?! Я не собиралась воспринимать свою жизнь как заранее предрешенное поражение. Прислать ко мне Герьершу и думать при этом, что я затанцую от счастья! Если он вообразил, будто способен выжимать мед из камней, то скоро узнает, как заблуждался. В общем, когда настало время идти к следователю Лекорру, я уже была в полной боевой готовности.