Ник Хорнби - Смешная девчонка Страница 41

«Старше моего отца? – поразилась Софи. – Как такое возможно?» От этой мысли ей стало совсем дурно. Она боялась увидеть Призрак Будущей Софи{61}.

Люси выглядела ничуть не старше отца Софи. Платье на ней было, похоже, от «Фоул энд Таффин» – попсовое, белое, с большой трехмерной оранжевой буквой на боку{62}; фигура и ноги Люси это позволяли. И все же на ней, как на привидении, лежала печать старости. Толстый слой макияжа делал ее лицо бледным и безжизненным; на нем выделялись знаменитые широко распахнутые глаза, еще способные передавать хоть какие-то эмоции. Только по этим глазам Софи смогла узнать Люси, но теперь взгляд их был каким-то загнанным, как у перепуганной лани, увязшей в снегу. И конечно, ей было не по возрасту отплясывать вокруг караульной будки среди молодых танцоров в медвежьих шапках под аккомпанемент какой-то поп-группы (Диана сказала – «Дейв Кларк Файв»), беззвучно дергавшейся сбоку от них на импровизированных подмостках. (В итоге эту сцену вырезали. Фильм «Люси в Лондоне» не выдерживал никакой критики, но даже в такой бездарной ленте не нашлось места для танцующих гвардейцев в медвежьих шапках.)

– Как по-твоему, это было предусмотрено сценарием? – спросила Диана.

– Обычно все предусмотрено сценарием, – ответила Софи.

– Черт возьми, – вырвалось у Дианы. – Так и я могу писать, правда?

Софи не отрывала взгляда от Люси.

– Странный у нее вид… На себя не похожа, – прошептала она.

– Что-то с лицом сделала, – в полный голос сказала Диана, и Софи на нее зашикала.

– В каком смысле? Что можно сделать с лицом?

– Пластическую операцию, – объяснила Диана. – Для омоложения. Подтяжки там и прочее. Мне кажется, она сделала блефаропластику.

– Блефаропластику?

– Ей подтянули кожу век, чтобы убрать морщины. Видишь? Вокруг глаз самый густой макияж. Она никогда больше не сможет строить гримасы. Ты только посмотри. Как грустно. Обещай, что никогда не дашь себя резать.

Софи не ответила. Она понимала, что настанет день, когда ей придется выбирать, как пришлось выбирать Люси. Можно решиться на всякие операции, но потом не сумеешь толком играть; а можно не задумываться, куда повело твои глаза, бюст и подбородок. Но в таком случае никому даже в голову не придет снимать «Люси в Лондоне» или «Софи в Голливуде». Софи с чувством неловкости наблюдала, как Люси пляшет перед Букингемским дворцом. Было в этом что-то унизительное. Но разве не унизительно засесть дома и, как Дульси, снявшаяся у них в одном из эпизодов «Барбары (и Джима)», ждать у моря погоды? Или распуститься, набрать вес и провести последние двадцать пять лет жизни в воспоминаниях о своей былой молодости, красоте и славе? Софи не хотелось рассматривать такой печальный финал, но отделаться от этих мыслей не получалось. Оказаться на вершине карьеры – все равно что оказаться в верхней кабинке колеса обозрения: ты знаешь, что волей-неволей будешь двигаться, и знаешь, в какую сторону. Выбора все равно нет.

Люси с танцующими гвардейцами завершили свой номер, сделали перерыв, и к Софи направился молодой парень-ассистент, чтобы подвести ее к Люси. Софи вдруг воочию представила, как Люси начнет ее разглядывать, как остановит на ней свои распахнутые глаза, – и побоялась, что не сможет унять дрожь в коленках.

– Здравствуйте, милая, – сказала Люси.

– Здравствуйте, – отозвалась Софи. – Мне нравится ваше платье.

– Правда прелесть? Мои поздравления по поводу вашего ситкома.

– Вы смотрели? Вам понравилось? – окрылилась Софи.

Она не успела прикусить язык. Не нужно было спрашивать. Об этом сообщила ей дверца, захлопнувшаяся у Люси в голове, – дверца, ведущая от мозга к этим глазам. Их взгляд по-прежнему был устремлен на Софи, но будто с телеэкрана. Люси растворилась.

– Не важно, – сказала Софи; даже не сказала, а пискнула. – Это мелочи. Извините.

– Спасибо, милая, что проделали такой путь, чтобы со мной поздороваться, – выговорила Люси, и тут кто-то увлек ее в сторону. Никто их не сфотографировал.

– Подумать только, – расстроилась Диана. – Да ну ее. Старая вешалка.

– Не надо, – сказала Софи. – Это я все не так сделала.

– Ты о чем?

– Не нужно было задавать такие вопросы.

– Это еще почему?

– Я переступила черту.

– Да откуда тебе знать, где эта черта?

Но Софи знала. Черту, совсем тонкую, заметили они двое – Софи и Люси. (Они двое! Софи и Люси! По одну сторону оказались они двое, по другую – весь мир.) Софи это поняла, но не подала виду – пускай, она ведь не жадная. Она искала у Люси доказательств своего существования, но Люси не смогла их дать, потому что никакой Софи, в отличие от Люси, не существовало. Софи испугалась, как бы навсегда не сделаться жадной. Ей вечно было мало. Она не могла насытиться.

Для поездки на Даунинг-стрит они заказали два такси, хотя вполне могли бы поместиться впятером в одну машину. Клайв сказал, что стукаться головами и высвобождать руки-ноги на виду у полицейских и референтов будет позорно. Софи хотела ехать вместе с Клайвом, но он не допустил, чтобы, мол, звезды сели в одну машину, а серая масса – в другую.

– Мне это и в голову не пришло, – сказала Софи.

– А знаешь почему? – вклинился Билл. – Потому что ты не мыслишь такими категориями, как «звезды» и «серая масса».

– Не передергивай, – сказал ему Клайв. – Для меня ты – отнюдь не серая масса. Ты – серая масса для остального мира.

Они постучались в дверь, как будто дом номер десять по Даунинг-стрит был обыкновенным жилищем; секретарь провел их в зал для посетителей, а потом предложил подняться на верхний этаж. Вдоль лестничных маршей уступами висели панно, живописные полотна, а потом – фотографии всех британских премьер-министров; Софи молча проклинала себя за невежество – она могла по пальцам пересчитать тех, кого узнала.

На пороге верхней гостиной поджидала Марсия Уильямс. Встретила она их восторженно (или сделала вид) и, пожимая руку Софи, дружески потрепала ее за локоток. По мнению Софи, Марсия держалась непринужденно, просто ее трудно было вообразить любовницей премьер-министра. Или кого бы то ни было. Уж очень заметен был ее ум, а крупные зубы едва умещались во рту. Софи подумала, что, наверное, Гарольд клюнул на Марсию за неимением лучшего. Вряд ли он в течение календарного года встречался с толпами роскошных женщин: в его графике были и встречи с профсоюзными деятелями, и визиты в Советский Союз. По-видимому, в окружении Гарольда Марсия ближе всех стояла к секс-бомбе Рэкел Уэлч{63}. Но Марсия оказалась такой невзрачной, что Софи даже застеснялась и пожалела, что приехала в короткой юбке. Зачем провоцировать у Гарольда неудовлетворенность своей судьбой – если Марсия и впрямь была его судьбой, хотя бы отчасти. А если, не дай бог, премьер-министру понравится то, что он увидит, придется давать ему отпор. Это было бы совсем уж неловко.

Они расселись, Марсия приказала подать гостям кофе с печеньем и предложила угощаться сигаретами из лежавшего на кофейном столике лакового портсигара. Беседа шла о доме номер десять, о его причудливой планировке, обманчивых размерах, о наличии второго входа – с другой улицы. Ответы Марсии звучали так гладко, что не сообщали почти никаких сведений; Софи заподозрила, что все без исключения заданные ими вопросы Марсия слышала по сто раз на дню.

– Гарольд с минуты на минуту будет здесь, – сказала Марсия. – Но я подумала, что нам с вами захочется вначале немного поболтать.

– Чудесно, – сказала Софи.

– Буквально с первых серий «Барбары (и Джима)», – сказала Марсия, – у меня начали роиться планы.

– Правда? – спросил Деннис. – И в чем они заключаются?

– Видите ли, это производит странное впечатление: у вас офис Джима устроен в студии Би‑би‑си. Но служба-то его здесь, на Даунинг-стрит. Вот я и подумала: почему бы не снимать где-нибудь в резиденции.

– С ума сойти, – сказал Деннис.

– Не каждую неделю, – оговорилась Марсия. – К великому сожалению. Я была бы только рада, но Гарольд, боюсь, разворчится.

Все вежливо посмеялись.

– Но я уверена, в порядке исключения это можно организовать.

– Нет слов, – сказал Клайв.

– Причем не откладывая в долгий ящик, – добавила Марсия.

– Ох, – только и выдохнул Деннис.

– Дело в том, что нынешним выборам, по общему мнению, недостает интриги, так как победа Гарольда предрешена. Поэтому нам хочется слегка оживить ситуацию, – объяснила Марсия. – Иначе все очень скучно, и явка снизится, и, если мы все-таки победим, это будет не взрыв, но всхлип{64}.

Все сочувственно покивали, но никто не произнес ни слова.

– Мы, конечно, не будем просить вас о поддержке, – продолжила Марсия. – Би‑би‑си этого не потерпит. Но остроумные дебаты между Барбарой и Джимом смогут принести больше пользы, чем партийные агитационные трансляции. Электорат вас обожает.