Анне Рагде - Раки-отшельники Страница 41

Крошечный холодильник стоял рядом с креслом.

— Минеральная вода. Когда надоедает шампанское. Угощайся.

Он аккуратно сложил одежду на кресло, сверху положил часы. С утра он надел чистую смену белья, и больше ничего не оставалось. Он понюхал носки, постирал их мылом и расстелил на полу. В дверь постучали: мол, заперся ли он? Он был совершенно раздет.

— Да?

— Тебе включить музыку? — послышался голос Эрленда. — Я вдруг вспомнил, что в ванной есть колонки. Какая музыка, по-твоему, подходит для того, чтобы потеть? Дайана Росс?

— Нет, Эрленд. Спасибо. Я хочу посидеть в тишине. Спасибо тебе!

Он зашел в тепло и закрыл за собой дверь. Плеснул воды на печку, поднялся на верхний полок, сел и закрыл глаза. И тут же почувствовал, как наружу из кожи пробивается пот. Он открыл глаза, лениво взглянул сквозь стекло. Взгляд упал на халат, который ему одолжили, и большое полотенце в черную и серую полоску. Он снова закрыл глаза.

В душевую Маргидо зашел почти без сознания. Он уже опустошил одну бутылку датской минералки, которая ничем не отличалась от норвежской, и подумал, что надо выпить еще. Облил все тело ледяной водой, потом тщательно вытерся, стер мокрые отпечатки ног и лужицы с пола. Когда он приедет домой, то сможет проделывать это ежедневно. Словно у него начиналась новая жизнь.

На всех стенах были зеркала, дома у него было только одно, над полочкой с зубной щеткой. Он стоял и смотрел. Плотный мужчина. Почему? Ел он не так много. Но особо и не двигался. Он провел рукой по животу, по волосам, отвернулся, но опять наткнулся на зеркало. Вместо этого он решил рассмотреть рыбок, лениво и бесцельно плавающих вокруг друг друга, рассмотрел колоссальную ванну, где они купались, и прислушался. Было тихо. Халат был толстым и мягким, но можно ли ходить по квартире босиком? Носки уже высохли, он надел их, достал еще одну бутылку воды и открыл дверь, держа в руках пустую и полную бутылки. Дверь была не заперта. И теперь он расслышал классическую музыку где-то вдалеке.

Крюмме обернулся, как только Маргидо зашел на кухню, улыбнулся и подошел поздороваться, вытирая полотенцем правую руку.

— Добро пожаловать, Маргидо. Как там было, тепло и хорошо? Жалко, ты не сможешь задержаться тут подольше.

Маргидо ответил на рукопожатие и сказал:

— Мне надо домой. Долг зовет. Куда поставить пустую бутылку?

— Куда угодно. Я готовлю баранину и кус-кус, ты такое любишь?

— Да, пожалуй. Большое спасибо.

— Подожди благодарить, пока не попробовал! — сказал Крюмме и улыбнулся.

— А где Эрленд?

— Наверно, говорит по телефону в кабинете.

— Здесь, в квартире?

— Ну да. Хочешь бокал красного вина к еде?

— Нет, спасибо, я не пью.

— И мы тоже, — сказал Крюмме и, смеясь, повернулся к кастрюлям на плите. Плита, по крайней мере, у них была одна, зато газовая, с чем-то наподобие гриля справа от конфорок. И тут до Маргидо дошли слова Крюмме.

— Вы же выпиваете? — сказал он.

— Сейчас нет, — ответил Крюмме. — Вот, можно чокнуться водой. Ваше здоровье!

Маргидо поднял бутылку с датской минералкой, они выпили. Больше он ни о чем спрашивать не хотел. Крюмме заговорил о Норвегии и о том, что Тур пригласил их приехать летом, сказал, что там очень красиво.

— Там всегда красиво, — заметил Маргидо. — Но летом особенно. Повсюду все так ухожено. Сами постройки на Несхове не очень-то презентабельны, но вокруг такая красота! Вид и все такое.

— Нужен только серьезный ремонт, — сказал Крюмме. — А что насчет полей вокруг? Что там твой брат выращивает?

— Обработкой земель занимается Зерновая компания. Мельница у них. Компания и сеет и обрабатывает зерно, Тур забирает только солому свиньям. И получает скидку на корм в течение всего года. Если бы он все делал сам и поставлял обработанное зерно, ему бы корм обходился дешевле, но все равно скидка получается существенная.

— Звучит очень разумно.

— Единственный выход для Тура, — сказал Маргидо. — С тех пор, как он закончил с коровами.

— Ты в этом деле соображаешь, Маргидо.

— Приходится. Если родом оттуда. В последние годы я мало бывал на хуторе, но сейчас Тур меня посвятил в большинство тонкостей.

— Эрленд мало что понимает в зерне и дойных коровах! — сказал Крюмме и засмеялся так, что живот затрясся. — Но он мне все рассказал о рыбалке. Видимо, в этом он здорово разбирался!

— Да, ему очень нравилось. Это я хорошо помню.

— Несхов в окружении желтых пшеничных полей. Так, значит, это выглядит летом. Очень похоже на датский хутор, — сказал Крюмме, посыпал нечто, напоминающее желтые зерна саго, на жареную баранину и поставил форму в духовку.

— Только не так плоско, как здесь. Я посмотрел на датские земли по дороге во Фредриксверк.

— Да, расскажи о модных тенденциях в гробах, — сказал Крюмме.

Маргидо заметил, что он не издевается а кажется в самом деле заинтересованным, поэтому рассказал о последних новинках, как добиться красивого декора, используя перерабатываемые материалы, и как удалить металлические элементы перед тем, как опустить гроб в землю. Последней новинкой были фотографии покойных, вмонтированные в надгробие, фотографии впитывались в материал и не выцветали от солнца и непогоды.

— Может быть, будет любопытно сделать об этом репортаж, — сказал Крюмме. — Рано или поздно это касается всех.

— Мне кажется, людям интересно будет об этом прочитать, — согласился Маргидо. — Потому что мы не имеем права особо распространять информацию до тех пор, пока люди сами не столкнутся с этим.

Когда они уже сели за стол в гостиной и Маргидо оделся, он не удержался и спросил:

— Ты бросил пить, Эрленд?

Эрленд коротко взглянул на него, кажется, даже испуганно, и ответил:

— Бросил? Нет, это преувеличение.

— Мы проходим… курс лечения, — сказал Крюмме. — Вот и вся причина.

— Зачем об этом говорить? — сказал Эрленд и посмотрел на Крюмме.

— Вы что, болеете? — удивился Маргидо и тут же подумал о СПИДе.

— Нет. Вовсе нет, — ответил Крюмме. — Мы просто сделали прививку от гриппа, здесь сейчас эпидемия. А после прививки нельзя три дня выпивать.

— Так что вот так, — сказал Эрленд.

Уже в самолете он вспоминал обед и эти слова. Курс лечения, который через мгновение превратился в прививку. Что-то здесь было неладно. Что-то не сходилось в их словах…

А что, если Эрленд смертельно заболел, когда они только что снова обрели друг друга?.. Точнее, еще не обрели, но сделали несколько шагов в нужном направлении.

Однако было совершенно не похоже, чтобы Эрленд или Крюмме одной ногой стояли в могиле, они были счастливы, даже как-то радостно возбуждены, и совсем не вели себя как люди, ходящие под Дамокловым мечом. Они ели творожный пирог, испеченный Эрлендом на десерт, Маргидо пил эспрессо, а Эрленд и Крюмме — чай, горел камин, Эрленд поставил музыку и носился взад-вперед по комнатам, а Крюмме утверждал, что у Эрленда абстиненция, поэтому он не находит себе места. Абстиненция от чего? Неужели Эрленд так зависит от алкоголя? Он удержался от вопросов, когда они ехали в такси в аэропорт. Неожиданно испугался возможного ответа.

…

В прихожей по-прежнему пахло туалетом, хотя с ее приезда прошло уже две недели. Видимо, что-то затекло между досок на полу. Она несколько раз поливала их водой, но ничего не помогало. Она занесла пакеты с покупками на кухню и положила перед отцом газету. Тот все это время сидел и ждал за кухонным столом.

— Ну и погодка, — сказал он.

— Да уж, мерзкая, мне пришлось включить дворники на полную мощность по дороге домой, хотя ехала я ужасно медленно.

Хлещущий дождь превратил двор в грязную кашу, земля вокруг построек была черной и мокрой, деревья темными полосами тянулись к серому небу, приближалась середина марта, а дождь пришел на смену нескольким солнечным дням, когда в воздухе запахло весной.

— Земля еще оттаивает. Все покрыто водой. От этого и жуткая грязь.

Голос его стал жестким. Говорил он почти только о плохом.

Почему бы ей не уехать. Собрать вещи и отправиться восвояси. Позвонить Марит и попросить ее снова взять больничный, чтобы она могла приезжать через день. Но Турюнн, кажется, застряла. Каждый день она ссорилась с отцом из-за его поведения и грозилась уехать, а день все равно заканчивался и наступал новый. Ее затянула повседневная работа, она уходила в нее и бежала от собственных мыслей. Турюнн начала понимать, как жили люди на этом хуторе все долгие годы, как рутинный труд делал весь остальной мир чем-то несущественным. Днем управляли животные в свинарнике, стрелки часов, программа передач по радио и по телевизору, почтальон, дождь или его отсутствие. По счастью, с ее приезда не было снега, она не смогла бы управлять трактором, а Кай Рогер отказался, поскольку у трактора не было должной защиты для водителя. «На таком тракторе вообще запрещено ездить, — пояснил он, — страховая фирма не возместит убытков, случись что-нибудь». Это привело к тому, что отец платил дополнительно за доставку кормов и чудовищно возмущался. И не только этим. Все было не так: финансовый отчет, с которым он бился каждый вечер, декларация, которую надо было отправить до тридцать первого марта, бойня, которая требовала более молодых и легких поросят из-за перепроизводства в стране, счета от дератизаторов сверх всех обычных счетов, приходивших в это время года, новые предписания от санэпидемнадзора, кто будет удобрять земли. Не было ничего, что не вызывало бы у него возмущения, кроме еды, которую она ставила перед ним. Она всегда была вкусной. Приходилось довольствоваться хоть этим.