Игорь Данилевский - Сессия: Дневник преподавателя-взяточника Страница 41

– Игорь Владиславович, здравствуйте, мне нужно с вами поговорить.

Я оборачиваюсь и вижу одну из наших уборщиц. Выше среднего роста, довольно дородное тело, широкое лицо и большие грустные глаза. Как-то раз я ее мельком видел в этом корпусе.

– Здравствуйте, – настороженно киваю я.

– У вас завтра экзамен в группе ЭПП-2-03, Игорь Владиславович. Там учится моя племянница Гизатова Гузель и ее подруга, Фирдоусова Джамиля. Им очень нужны пятерки, а времени учить нет, – быстро говорит моя собеседница. – Поставьте им, пожалуйста, я вам буду очень признательна.

Она быстро протягивает руку, и не успеваю я пошевелиться, как ее пятерня уже оказывается в нижнем кармане моей изрядно потертой от времени зимней куртки. Легкое шуршание не оставляет сомнений относительно того, что именно она мне положила.

Я молча вынимаю из кармана две пятисотенные купюры и протягиваю их ей.

– Возьмите, пожалуйста. Не нужно. Вы же здесь работаете, я вашу племянницу и так вытяну завтра, не буду задавать ей дополнительных вопросов…

Уборщица берет мою руку за запястье и деликатно, почти бережно поворачивает ее обратно.

– Она вообще ничего не учила. И ее подруга тоже. Возьмите, Игорь Владиславович: у вас зарплата маленькая, а кушать и вам тоже надо.

Я вижу, как она опускает пятисотки обратно в карман. И я этому уже не сопротивляюсь…

– Спасибо, – невнятно проговариваю я.

– Вам спасибо, Игорь Владиславович. До свидания!

Она выскальзывает из тесной вахтенной будки и через несколько секунд исчезает за поворотом, ведущем на лестницу – ту самую, по которой я шел несколько минут назад. Я выхожу вслед за ней. Едва киваю от волнения контролерше, миную тихим шагом «вертушку» и через несколько шагов оказываюсь на улице. Впереди меня – оживленная трасса, переходящая в одну из ключевых магистралей города. На лестницах толпятся курящие студенты – и парни, и девушки в примерно равной пропорции. Тогда еще курить у здания универа не было запрещено. Хотя, конечно, и сейчас картина не изменилась.

Я впервые наварил за тот день. Наварил полторы тысячи рублей при месячной зарплате в семь. И почти не комплексовал по этому поводу. Ведь я ни у кого их не просил и тем более не вымогал, а это было неплохой прибавкой к грядущему старому Новому году.

Все эти воспоминания, «спрессованные в мгновения», нахлынивают на меня при виде того самого студента, благодаря которому и началась моя бурная взяткоемкая карьера. Он был первым змеем, соблазнившим Адама; с него начался этот порочный, но по-своему на редкость приятный путь, который, кажется, сейчас имеет все шансы прерваться, если я не разрулю возникшую ситуацию.

Хасанов заканчивает отчёт, и Бочков просит покинуть его аудиторию.

– А сейчас, уважаемые коллеги, мне необходимо сообщить вам о крайне неприятном случае, который имел место на днях и который напрямую касается нашей кафедры.

Мои поджилки становятся каменными. Сейчас я услышу самое главное. Мрачное лицо Бочкова и его упорно отводимый от меня взгляд не предвещают ничего хорошего.

– Двадцать три человека из разных групп ЭПП– и ЭПЛ– потока «ноль-семь» написали коллективную жалобу в студенческий профком. Жалобу на одного из наших коллег.

– ….А о ком идет речь? – перебивает Бочкова Ягирова.

– Через полторы минуты вы об этом узнаете… – Посмотрев на сидевшую в моей стороне Ягирову, Бочков вновь ухитрился не задеть взглядом меня. – Так вот, жалоба касалась поборов за выставление оценок на экзамене. Как мне сказали – тысяча шестьсот пятьдесят за пятерку, тысяча сто пятьдесят за четверку и шестьсот пятьдесят за тройку…

– Ого! – со смехом выкрикивает из последнего ряда Жданов. – Это с НДС или без?

«Отличная шутка, надо отдать должное этой сволочи! – думаю я.

Бочков, как мне кажется, воспринял реплику Жданова аналогично – и рад бы засмеяться или хотя бы улыбнуться, да не позволяют собственные ущемленные интересы и мое присутствие вдобавок. Пока он давит улыбку, длится неловкая пауза, из которой присутствующие делают вывод, что сейчас лучше не смеяться вообще.

– Причем, как было сообщено, практически никто эти пол-года на занятия не ходил, поскольку сделка такого рода предполагалась с самого начала. Вы знаете, что студенты у нас учатся непростые. В результате они дозвонились до Фахрисламова…

У меня душа медленно, но верно сползает в пятки. Генеральный директор спонсорского предприятия нашего универа – это уже не хухры-мухры. Только скандала с участием VIP-персон мне и не хватало!

– …Фахрисламов в отсутствие ректора, который, как вы знаете, находится сейчас на лечении, позвонил Дуранову, а Дуранов распорядился уволить этого преподавателя немедленно и направил к старостам этих групп председателя студенческого профкома Кузнецова. Кузнецов строго-настрого запретил и старостам, и студентам вообще влезать в игры с деньгами и сказал, что экзамен у них буду принимать я вместе с Трофимовым. Но поскольку, строго говоря, информация о коллеге Соколе может оказаться только провокационными слухами…

– О Соколе такие слухи идут с начала его работы в институте! – громко заявляет Ягирова.

«Вот дура, бл…дь!», – чуть было не сплёвываю на пол я. – «Жалко, сейчас неподходящая ситуация, чтобы рассказать публично о том, как ко мне два года назад подвалили одна «мадемуазеля» с просьбой помочь ей с сопроматом, где завкафедрой в то время был ее муж. ”Он ставит четверку за полторы”, – доверительно сообщила мне эта девица. – “Тогда зачем вы обратились ко мне?” – спросил я. – “А он проходного двора из этого не делает”, – последовало объяснение. – “Редко кому так ставит, а мне сейчас нужно”. Но морда у нее была страшная, а заказов и без того слишком много, и я отказался. Впрочем, скорее всего Ягирова о таких деталях из жизни своей второй половины никогда и не знала. Сама она в людях не разбирается, иначе не воспринимала бы Бочкова как избавителя от коррумпированной Дулкановой. В лицо ей никто не скажет, а про несколько случаев из своей биографии ее супруг мог и умолчать – ему ведь, как и любому мужику, была нужна заначка от жены!»

– Я не буду сейчас ничего утверждать, – говорит Ягировой Бочков. – Если бы речь шла, скажем, о выдвижении кандидатуры Сокола на должность профессора, я бы вас поддержал. А вот что касается этой ситуации, то был ли с его стороны факт приказа старостам собрать деньги или нет, мы не знаем. Однако то, что старосты составляли списки тех, кто уже сдал деньги, – такой факт был.

Ягирова молчит; остальные слушают, замерев не хуже фигур мадам Тюссо. Меня удивляет только то, что почему-то не видно радости на лице Мандиевой, сидящей прямо напротив Бочкова. Я облажался, а она серьезна, как никогда. С чего бы это?

– Я изложил своё мнение Дуранову, он со мной не согласился, и после двухдневных непрерывных переговоров между нами и Фахрисламовым было принято решение позвонить ректору. А ректор мне сказал такое, что вначале было где-то даже обидно слышать, а потом я понял, что, по большому счету, он прав.

Пауза. Я вижу, что уши присутствующих настроены, как локаторы. Удовлетворенно оценив такую реакцию, мой начальничек продолжает:

– Так вот, ректор сказал следующее: «А что Сокол? Вы сами виноваты в том, что у вас такое произошло». Я спросил: «Как это – сами?» И ректор ответил: распоряжение о приеме экзаменов не поодиночке, а бригадами преподавателей существует уже несколько лет. Если бы к данному распоряжению относились не формально, подписывая ведомости по дружбе, а со всей серьезностью, и, главное, студенты знали бы о том, что у них любой экзамен будет принимать комиссия, этого бы не случилось. Поэтому я сейчас не просто прошу, а приказываю: все зачеты и экзамены принимаем только по двое…

…Тишину в аудитории потревожил коллективный выдох собравшихся.

– …Только в соответствии с графиком взаимного присутствия, который мы утвердим сейчас, и никаких досрочных сдач. Тем более – с учетом расценок…

Бочков криво улыбается, что мне совсем даже не по кайфу. Я понимаю, конечно, – конспирация есть конспирация, – но этого мог бы и не говорить, козлина!

– А что касается вышесказанного, то по итогам консультаций с ректором и Дурановым было принято решение: на экзаменах у Сокола будем присутствовать мы с Трофимовым, а также будет представитель профкома студентов. Руслан Алексеевич, пожалуйста, огласите список взаимопосещений…

…Через пару минут собрание закончено. Я впервые в полной мере – гораздо сильнее, чем вчера, – ощущаю на себе выражение «находиться в нокдауне». С одной стороны, почти всё обошлось – меня не уволили и даже утёрли нос тем, кто бы этого хотел. Например, Мандиевой, которая, судя по всему, окончательное решение администрации относительно меня уже знала, поэтому и сидела без своей обычной ухмылки. С другой – ущерб мне нанесен такой, какого не было еще никогда. Хуже может быть только вывод из здания универа в наручниках. Я покидаю двести восьмую и жду, когда появится Бочков. Он выходит довольно скоро, но, как назло, за ним увязывается Мандиева и проскакивает к нему в кабинет. Приходится ждать еще. Минуты через три эта свинья выбегает, и я захожу к своему дорогому шефу.