Дуглас Кеннеди - Искушение Дэвида Армитажа Страница 41

Я налил себе двойную дозу.

— Выкладывай, — попросил я.

— Только что со мной поговорил один юридический орел из кинокомпании. Они отказываются от постановки «Кражи со взломом»…

— Ты хочешь сказать, что встречи с Нейджелом не будет?

— Боюсь, что так. Но ситуация еще хуже. Они желают, чтобы ты вернул весь гонорар, который получил, подписывая договор.

— Это же безумие, Элисон!

— Они особенно привязываются к той строчке Чивера, которую ты взял…

— Но я лишь пробовал ее на слух! Это же был первый, черновой, вариант…

— Слушай, тебе не надо убеждать меня в своей правоте, проблема в том, что они ссылаются на ту же статью в договоре относительно авторских гарантий. И дело в том, что формально они будут правы, хотя большинство этих идиотов даже не знает, кто такой Джон Чивер…

— Ну, по крайней мере, гонорар от Флека покроет все эти долги.

Она закурила очередную сигарету, хотя предыдущая еще дымилась в пепельнице.

— Увы, юрист Флека звонил мне сегодня утром…

— Пожалуйста, только не говори мне…

— Мистер Флек сожалеет, но он не может продолжать переговоры, учитывая репутацию мистера Армитажа. Боюсь, это точная цитата, Дейв.

Я уставился в пол. И сказал:

— Тогда у меня нет никакой возможности вернуть двести пятьдесят тысяч «Уорнер Бразерс».

— Ты их уже истратил?

— Да, по большей части.

— Но ты не разорен?

— Может, я и тупица, но не полный дурак. У меня примерно полмиллиона инвестировано у брокера. Вот только половину из них я должен дяде Сэму. Но если от меня потребуют вернуть деньги… тогда я разорен.

— И все же давай не будем бросаться в пропасть, Дэвид. Я попробую пободаться с этими сволочами. Заставлю снизить требуемую сумму возврата. Тем временем тебе стоит поговорить со своим брокером и попытаться получить как можно больше из того, что ты инвестировал…

— Потому что в этом городе со мной покончено?

— Боюсь, Дэвид, тебе нелегко будет найти работу.

— Послушай, если эта штука не рассосется? Если я буду вечно замазан, что тогда?

— Честно? — спросила Элисон.

— Абсолютно.

— Я не знаю. Но давай сначала посмотрим, как пройдут следующие недели. Кроме того, тебе следует сделать заявление, в котором ты бы защищал свою позицию, но одновременно сожалел о случившимся. Я позвонила Мери Морс, одной моей знакомой, которая занимается пиаром. Она будет здесь через десять минут. Мы составим текст и разошлем его всем заинтересованным лицам, чтобы они, по крайней мере, были знакомы с твоей позицией. Если ситуация не изменится, мы найдем сочувствующего журналиста, который изложит твою точку зрения.

— Ну, тот парень из «Вераити» явно вылетел из обоймы, его карьера тоже пошла под откос. И бедняжка Трейси…

— Это не твоя вина.

— Как же, если бы не эта связанная со мной заваруха…

— Послушай, они должны были понимать, что их связь может стать достоянием общественности…

— Она пыталась защитить меня.

— Верно, но такая уж у нее работа. Ты не должен истязать себя по поводу их проблем. У тебя своих забот выше крыши.

— Как будто я этого не знаю…

На следующее утро обо мне говорили на каждом углу.

«Фронт Ро Телевижн» выпустило пресс-релиз, в котором с напускным сожалением сообщалось о моем вынужденном уходе из сериала. Его перепечатали все основные газеты. На общем фоне выделилась «Лос-Анджелес Таймс», поставив материал на первую полосу (у остальных он шел в разделе, посвященном искусству и развлечениям). Потом начались дебаты по радио и телевидению. К слову сказать, все цитировали мое заявление, в котором я извинялся за неприятности, невольно доставленные всем, занятым в сериале, и объяснял, как и в прошлый раз, что отнюдь не считаю, что меня можно обвинить в плагиате из-за какой-то пары строчек. «Самое худшее, в чем можно обвинить автора, — это воровство, — написал я в конце. — Но я определенно не считаю себя вором».

В тот же вечер Билл Майер, ведущий телевизионного ток-шоу, позволил себе сказать в прямом эфире:

— Дэвид Армитаж воспользовался знаменитой линией защиты Ричарда Никсона: «Я не мошенник». Напомню, что студия ФРТ уволила его за плагиат. Когда героя дня спросили, было ли то, что он написал, стопроцентно оригинальным, он ответил: «У меня никогда не было секса с этой женщиной».

Майер очень развеселил аудиторию. Я был в квартире один, когда смотрел его шоу. Салли уехала в Сиэтл, даже не сообщив названия гостиницы, в которой собиралась поселиться, более того, она ни разу не позвонила. Я знал, что она обычно останавливается в «Четырех временах года», но боялся позвонить — мне не хотелось показывать, насколько я в ней нуждаюсь и в каком отчаянии нахожусь. Оставалось только надеяться, что, когда волна дурной огласки пойдет на спад, она вспомнит, почему мы с ней полюбили друг друга, и тогда…

Что тогда? Прибежит ко мне и скажет, что будет меня поддерживать в любой ситуации? Как Люси? Та всегда меня поддерживала… да, ворчала иногда, но всегда была рядом, несмотря ни на что. Все долгие годы, когда я был в неизвестности, она заниматься продажами никому не нужных товаров, так как ее актерская карьера не сложилась, а за жилье надо было платить. И как я отплатил ей за верность? Совершил предсказуемый поступок человека, которого настиг неожиданный успех. Неудивительно, что она меня презирает. Неудивительно, что я теперь загнан в угол. Потому что я наконец признал то, что знал почти сразу: любовь Салли ко мне была вызвана моим успехом, моим высоким статусом в индустрии развлечений и тем, как все это могло сказаться на ее собственном положении в Голливуде, где все подчинено деньгам.

— У каждого есть свой звездный час, — сказала она, когда мы собирались на церемонию вручения премии «Эмми». — Это наш звездный час…

Больше не наш, детка.

Неужели все, чего я достиг за последние годы, может быть отнято у меня в течение нескольких дней?

Будет вам, люди, Дэвид Армитаж! — хотелось мне крикнуть с ближайшей крыши. Но с другой стороны, когда ты доберешься до крыши, путь оттуда только один — вниз. Так или иначе, в Голливуде (да как и в жизни) понятие таланта эфемерно, временно. Даже те, кто находится на самом верху, подчиняются этому закону. Исключений нет. Мы все — участники одной игры, которая ведется по несложному правилу: ваш звездный час длится ровно столько, сколько он длится… если, разумеется, вам вообще повезет пережить этот звездный час.

Но я все же не мог поверить, что у меня все позади. Нет, Салли не будет такой расчетливой, чтобы бросить меня именно сейчас. Точно так же я надеялся, что мне каким-то образом удастся убедить Брэда и Боба, а вместе с ними и Джейка Деккера со студии «Уорнер Бразерс», что я заслуживаю их доверия. Хотелось бы убедить в этом и другие заинтересованные компании в этом проклятом городе.

Будет вам, люди, я же Дэвид Армитаж! Это же я заработал для вас все эти деньги!

Но чем больше я пытался взглянуть на свою ситуацию оптимистично, тем чаще думал: самая большая ересь — эта та ересь, с помощью который ты пытаешься одурачить самого себя.

Открыв бутылку виски, я стал пить. Когда в мой желудок попало где-то на пять пальцев сорокаградусной жидкости, я впал в некоторое полудебильное состояние, во время которого меня одолело интроспективное вдохновение. Я решил открыть свою душу Салли, надеясь, что она, в свою очередь, ответит мне нежностью.

«Дорогая! — начал писать я, с трудом попадая по клавишам компьютера. — Я тебя люблю. Ты мне нужна. Нужна отчаянно. Это плохая ситуация, несправедливая. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не теряй веру в меня, в нас. Я в полном отчаянии. Пожалуйста, позвони мне. Пожалуйста, возвращайся домой. Давай пройдем через все это вместе. Потому что мы — лучшее, что случилось для нас обоих. Потому что ты — женщина, с которой я хочу провести остаток жизни, от которой я хочу иметь детей, которую я буду любить даже тогда, когда через много лет мы войдем в сумеречную зону дряхлости. Я всегда буду рядом с тобой. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, будь рядом со мной сейчас».

Не перечитывая, я нажал на кнопку «Отправить», влил в себя еще на два пальца виски, поплелся в спальню и мгновенно уснул.

Было уже утро, когда я проснулся. Звонил телефон. Но в те несколько мутных секунд до того, как я снял трубку, в моем мозгу возникло предложение. Даже не предложение, фраза: «Сумеречная зона дряхлости».

И тут я вспомнил содержание этого электронного послания… во всей его жалкой, умоляющей красе. И я подумал: какой же ты идиот!

Я потянулся к надрывающемуся телефону.

— Дэвид Армитаж? — спросил меня очень бодрый голос.

— Боюсь, что так.

— Фред Бенетт, «Лос-Анджелес Таймс».

— Сколько, черт возьми, времени?