Анатолий Ким - Онлирия Страница 41

– Ты прав, ни в чем ты не обманул меня. И к тебе никаких претензий нет. И вообще – о тех делах не стоит теперь говорить. Какими они получились – такими пусть и останутся. Ну и ладно. Меня это совершенно не интересует.

Тебя, я думаю, тоже…

– Признаться, да, – был ответ. – После твоего дела у меня было много других, не менее сложных.

– Я искал тебя, знаешь ли… Как ты догадываешься, наверное, я нигде не могу встретить Надю. И если это возможно, что ты имеешь сообщить мне о ней?

– Ровным счетом ничего. Роковая страсть к женщине – это моя епархия, Орфеус, не твоя. Ты – нежный музыкант, теперь – вечный житель Онлирии. Так и плавай в своих облаках, а сюда больше не возвращайся. Здесь ты никогда, нигде не встретишь Надю. Если даже из сочувствия к тебе и захотел бы я помочь – ничего бы не вышло. Я при твоей жизни сделал все, чтобы ты после смерти не смог встретиться с нею. И сделал я это слишком хорошо.

– Но почему же такая беспощадность, Крафт?

– Потому что она изменила мне. Кажется, она и на самом деле полюбила тебя,

Орфеус… И теперь могу сказать только одно: ей неизвестна Онлирия, куда ты был отправлен мною. Ей известна только могила в Корее, куда отвез твое мертвое тело мой помощник.

– Этот? – Я показал пальцем на самого Крафта, бредущего рядом со мною, бормочущего себе под нос.

– Нет, – ответил он, неловко, заторможенно покачивая головой. – Другой… Я господин Шнапс, которого зовут Крафт… Ведь он настоящий людоед, этот

Крафт… Растлил свою дочь, девочку двенадцати лет, и жил с нею. А когда она ушла в убежище, созданное в Плёне специально для таких девочек, этот

Шнапс-Крафт спился, стал натуральным алкоголиком. И представь себе, он не хочет кончать с собой, считает, что… Впрочем, ты все об этом сам хорошо знаешь, не раз мы беседовали и с тобою на эту тему.

– Вот именно. Не будем говорить о печальных мерзостях земной жизни. Лучше скажи мне сразу – что тебе понадобилось от меня теперь?

– Представь себе, ничего. Просто я совершенно случайно увидел тебя сегодня в этом ресторане. Мне и в голову не могло прийти, что ты зайдешь туда… Но когда я увидел тебя, невольно захотелось, уж извини, немного поговорить с тобою.

– Значит, случайная встреча. Добро… Бывают, значит, случайные встречи и со своим ангелом смерти. К тому же у меня тоже имеются некоторые вопросы к тебе, так что случайность нашей встречи оказалась весьма кстати…

– Спрашивай, – пыхтя, задыхаясь и потея под жарким солнцем, отвечал Крафт.

– Ты Надю убрал таким же способом, каким и меня? – остановившись посреди улицы и придерживая за рукав Крафта, спросил я.

– Нет. – Довольный, что вышла передышка, он вынул из кармана штанов мятый платок и стал вытирать лицо.

– Но куда же она делась тогда? Ведь я сразу же, как только попал в Онлирию, вернулся назад в Геттинген. Но дом наш оказался запертым. И как ни грустно было мне, Надя в нем так и не появилась больше…

– И не могла появиться, Орфеус! Ведь после тебя я решил расстаться с нею.

Она была передана Келиму, который работает преимущественно со смертями по собственному желанию.

– Но, Крафт, какая разница между твоим делом и работой Келима? – удивился я.

– Разве у вас не одно и то же?

– Ну что ты, – снисходительно улыбнулся краснолицый Крафт. – Самоубийство и есть самоубийство. Здесь ненависть к самому существованию. А у Келима другое! Там еще много любви к жизни… Но появляется в необходимый момент

Келим и преподносит орхидею. Вся тонкость тут в этой орхидее – она как печать, как подпись того, кто дал письменное согласие на свою добровольную смерть. Это, Орфеус, как официальный документ о разводе с жизнью.

– Понятно. Некоторая разница тут действительно существует. Но объясни,

Крафт, хотя бы теперь объясни: для чего тебе и Келиму – для чего вам нужно, чтобы человек непременно сам захотел своей смерти? Ведь ему все равно некуда было деваться.

– Представь себе, мне ничего не было нужно, хе-хе! – прозвучал ответ сквозь смех. – И Келиму тоже. Вся бессмысленность и пустота нашей работы мне так же видна, как и тебе, Орфеус. Что толку убивать вас, да еще с такими тонкостями и ухищрениями, если вы все равно воскреснете? Кстати, хотелось бы мне узнать: разве ты встречался когда-нибудь с Келимом?

– Он несколько раз приходил ко мне во сне.

– И что же?

– Да все то же самое. Пытался разными тонкостями и ухищрениями, как ты говоришь, склонить меня к отказу от жизни.

– Вот видишь! Ведь все было напрасно…

– Но вы победили на земле, – напомнил я собеседнику. – Мир этот принадлежал вам.

– Мы не победили, а проиграли, – отвечал Крафт, как-то странно закатывая глаза и при этом часто-часто моргая. – И князь наш проиграл. И все мы, его сателлиты, оказались в непонятном положении. Не то рабы-вольноотпущенники, которые отныне покорны и смиренны, не то преступники, которых должны скоро судить и казнить.

Но зачем же так, Орфеус? Ты сюда заявился из Онлирии – ведь довольно часто ты навещаешь эту землю, чтобы вновь наполняться тоскою жизни и упиваться этим… Так зачем, зачем ты это делаешь?

Затем же, что и князь, что и мы – каждый из тех, что заполнили собою бесчисленные отделы демонария. Что же мы? Только лишь желали усердно исполнять свою чиновничью службу? Нет, Орфеус, не только это. Каждому из нас, начиная с князя и кончая самой мелкой канцелярской крысой, такой, как бесовская шушера из протокольного отдела, хотелось одиночества – мыслилось

Абсолютное Одиночество как единственная форма бытия. И ты, Орфеус, при жизни был таким же, как и каждый из отпавших от Бога ангелов. И твои человеколюбивые предки-титаны были такими же. И каждый рожденный Евой человек. Мало того, Орфеус, – сам Господь тоже есть такой! Он тоже хочет быть один, и чтобы только Он, и чтобы всё – только в Нем.

Это не слышно и не видно, никак нельзя этого доказать, и это немыслимо – но это так, и является сразу же, как только возникает в пространстве какое-нибудь существо, божество или вещь, будь то ангелы, или обыкновенная лесная пташка, или просто пустая банка из-под консервированного пива. Оно, это чувство самости, присуще всему, что живо и не живо. Явившись на свет, даже пивная жестянка видит в мире всего две истины: себя и остальной мир, – и горделиво ощущает свою пустоту как главное содержание мира… А что же остается таким, как я, кто был среди гениев, что зажигали звезды галактик?

Создавая нас, Бог создал Бунт Ангелов. И чтобы началась и пошла Мировая

Игра, Ему были нужны не овцеподобные златокудрые послушники, а темные бунтари, мечущие молнии и изрыгающие из ноздрей серный дым. Именно для Игры ангелы должны были стать демонами. Так-то, Орфеус! Князь стал врагом Господу не потому, что самовольно захотел этого, – он был избран Богом быть Его противником. Дядя моего нынешнего подопечного – Иозеф Крафт, карточный игрок, проигравший все наследство своего отца, фабриканта электросветильников, – частенько гостил в доме младшего брата, когда очередной раз оказывался в проигрыше. Скучая без привычного окружения, дядя

Иозеф, оставаясь наедине с племянником, потихоньку от его родителей научил малыша играть в карты. И чтобы игра шла по-настоящему, он доставал из кошелька все деньги, какие только были у него, считал их и затем, честно разделив, отдавал мальчишке половину. Разумеется, он постепенно отыгрывал назад все отданные деньги, но бывали моменты, Орфеус, когда в выигрыше вдруг оказывался племянник.

Что-то вроде этого проделал и Господь с нашим князем. Зная, что нелегко будет противнику бороться с Ним, Он наделил его могучей силой. Дозволил ему из числа всех отступников выбрать наиболее гордых и могучих, чтобы учредить демонарий. Отдал ему на время (словно деньги взаймы) свое дорогое создание – человечество и весь живой мир земли вместе с ним. Допустил даже победить князю почти все сердца человеческие; и наконец, как бы это сказать, Орфеус,

Он соизволил выкинуть нечто уж совсем несуразное: предал в руки княжеских палачей Своего любимца, Сына Человеческого, и не защитил Его в час позора, не освободил от мучений…

Не знаю, Орфеус, не знаю… Так ли уж необходимо заплатить такой ценой за то, что должно было быть все равно возвращено. Не знаю я, сомневаюсь, мой друг: нужна ли была вообще вся эта грандиозная, чудовищная, блистательная метаисторическая Игра?

Пьяный Крафт тут замолк и, приостановившись, шумно передохнул, схватившись левой рукою за грудь. Немного отдышавшись, он снова зашагал рядом с Орфеусом и продолжил свой хриплоголосый монолог…

Давно уже они вышли за пределы деревни и шли по тенистой пешеходной дорожке, обсаженной с двух сторон старыми липами. Сквозь развесистые кроны светилось, словно изливаясь сверкающей плазмой, высокое ослепительное послеполуденное солнце.

– О, я вовсе не уверен, что Игра была нужна обоим игрокам! Подумай сам,