Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2012) Страница 41

достойно угостить их можешь,

чтоб соблюсти закон отцов?

Протянешь им сковороду

с поджаристою перепелкой,

а та воскреснет на беду

и в небо с живостью птенцов

взлетит и пропадет надолго.

— Мы ничего не просим, ни

надежды, ни питья с едою,

ты только двери распахни

в тысячелетье молодое,

ты только разгляди насквозь

чарующее море славы

и рыбу пойманную брось

обратно в воду: плавай, плавай.

Ты только подготовь, душа,

семь раз прошитые пелена

для первенца, для малыша,

лежащего столь просветленно

на водах; пленник языка,

ты только проследи всем сердцем

за тем единственным младенцем,

кто драгоценен, как строка,

его златую пуповину

льном слов своих, как полотенцем,

утри и обмотай слегка.

*

Тамразян Рачья — поэт, переводчик, доктор филологии. Родился в 1953 году. Окончил филфак Ереванского университета. Был директором издательства «Наири», министром информации Армении. С 2008 года — директор Института древних рукописей. Автор книг стихов «Новое летосчисление», «Веселая наука», «Парафразы» и др. В переводе Р. Тамразяна вышли книги Маяковского, Пастернака, Есенина. Лауреат нескольких литературных премий.

Рачья Тамразян

*      *

    *

…Под словами, сокрыт от собратий,

человек шевелится едва,

и звучат, будто лепет дитяти,

речь его и простые слова.

И они набухают неслышно

и колеблются, как на плаву.

В этом шатком домишке без крыши

я давно и привычно живу.

Пряжа речи течет к незнакомой

одинокой обители бед,

и, стремниною жизни влекомый,

я повсюду ищу ее след.

И встает из-под слов без уловок

человек, точно сбросивший кладь.

«Сколько лет мы с тобою бок о бок,

но не знаю я, как тебя звать».

И чтоб не задохнуться, как в дыме,

не накликать несчастий на нас,

мне придется наречь ему имя

и напомнить свое, и не раз.

И ушедших напомнить. Ушли вы

друг за другом, и вас не вернуть,

но лишь теми слова наши живы,

кто ушел, а не умер отнюдь.

Их укрыло завесою речи,

жизнь живых им уже не сродни,

но хотя мы от них и далече,

из-под слов этих дышат они.

Вопрошение

1

…и бывает, от кошмарных грез

пробуждаешься, лишь в бездну рушась,

и тебя преследует вопрос,

и тоска, и несказанный ужас:

«В чем она, загадка бытия?

И твои животные инстинкты,

существо твое перекроя,

изменились ли?» И, в стаю сбиты, —

сонмы зверовидных в вышине,

и, судьбу людей собой означа,

бродят с нами, будто бы во сне,

конская тоска и боль собачья.

2

Неспроста ты различаешь вдруг

и отнюдь не спьяну или сдуру

в звере — человеческий испуг,

в человеке — зверскую натуру.

Эту связь вовеки не порвешь,

и вполне возможно, что в итоге

перед Богом мы одно и то ж,

оттого-то и едины в Боге.

И загадка разлетелась в прах,

и разгадка не сокрыта в тайнах,

и в людских глазах — животный страх,

а в глазах зверей, таких кристальных,

ты читаешь боль сто раз на дню

и безмолвную тоску-кручину,

и опять попал ты в западню

и охвачен страхом беспричинно,

зароненным космосом в тебя,

и постичь мы не способны, где же,

рубежи слиянья затопя

и плодами будущими брезжа,

воды жизни, воды смерти льют,

их не разделить, их путь урочен,

и твой ужас неизбывно лют;

это так, но для себя ты, впрочем,

отыскал родимое, свое —

новую загадку, новый морок:

— Надобно всегда жалеть зверье,

ибо жизни тот и этот дорог,

человек и зверь, и в том твой дар,

что в мирской юдоли ты сызвека

в человеке зверя увидал,

ну а в диком звере — человека.

Поэзия

Как будто паря безоглядно во сне,

слова оплетаются пряжею речи,

сокрытой природой в ее глубине

подобно сказанью, бродящему веще.

Ландшафтные линии, слившись в поток,

скользят и в душе твоей трогают что-то,

и это скольжение рифмы и строк

тебе открывает иные широты.

Они пролегают, спокойные, меж

душою твоей и природой нагою,

как если б с высот в ореоле надежд

любовь твоя к ним низвергалась рекою.

Вот подлинник речи, вот оригинал,

причастный природным глубинам, основам;

создатель глубин это знает и знал,

и дивная слитность природы и слова  

мелькает на миг — и не сыщешь следа…

Тебе не достичь тех широт и скольжений,

какие знавал ты в минуты, когда

парил как во сне, невесом и блаженен.

Кто оплачет ворона?

Волос Андрей Германович — писатель. Родился в 1955 году. Окончил Московский институт нефтехимической и газовой промышленности им. А. М. Губкина. Лауреат Государственной премии РФ (2000), премий «Антибукер» (1998) и «Москва — Пенне» (1998). Постоянный автор журнала. Живет в Москве.

Первоначальный замысел настоящей статьи возник в процессе подготовки докладов к научным конференциям "The Russian Factor In Central Asian Culture" в Исламском университете Дели (Jamia Millia Islamia) и "Русское слово в межкультурном контексте" в Делийском Университете, состоявшимся в феврале 2012 года. Автор выражает искреннюю признательность их организаторам – проф. Рашми Дорайсвами (Rashmi Doraiswamy) и проф. Ранджане Саксене (Ranjana Saxena).

1

В начале мая 1997 года я провел несколько дней в штабе мотострелковой бригады Министерства обороны Республики Таджикистан.

Штаб располагался на окраине города Ходжента — так издревле озвучивает его русский язык. Если написать «Худжанд», это будет чуть ближе к истинному звучанию, но все же не так, как на самом деле, поскольку у нас нет буквы, означающей слитное звонкое произнесение «дж».

Штаб занимал территорию примерно с футбольное поле. По периметру его огораживал крепкий забор. Внутри — плац и несколько небольших зданий, выжелченных крепким азиатским солнцем: казарма, столовая, кое-какие службы. И собственно штаб, одна из пыльных комнат которого являлась кабинетом комбрига.

Сам он был щеголеватым полковником лет тридцати пяти — русский, родом из Воронежа. Еще год назад нес службу в чине майора 201-й дивизии МО РФ, дислоцированной в Душанбе. Перейдя из российской армии в таджикскую, вспрыгнул сразу на две ступени карьерной лестницы.