Светлана Замлелова - Гностики и фарисеи Страница 41

Она снова разделась и села с ним рядом. Они стали пить кофе.

– Послушай, – начал он, – я хочу предложить тебе кое-что...

– Что же? – спросила она осторожно и повернулась к нему.

Он заглянул ей в глаза и увидел там, что она давно ждёт, когда же он предложит ей это. «Бедная моя девочка, так намучилась!» – подумал он, видя её нетерпение и желание приблизить развязку.

– Я хочу жениться на тебе и удочерить твою дочку, – тихо сказал он.

Она вся встрепенулась, разлила кофе. Глаза у неё вспыхнули жёлтыми огоньками, и в эту минуту она показалась ему даже красивой. Потом она поспешно отставила куда-то свою и его чашки, прильнула к нему, обвила руками и ногами. И он снова почувствовал, что летит в бездну...

III

Через месяц она стала его законной женой, а Оксана – его дочерью. С девочкой, правда, вышел конфуз. Когда он, ещё жених, явился знакомиться с родителями, у которых в ту пору жили Тамила Анатольевна с Оксаной, ему, конечно, представили и девочку. Увидев её, Роман Николаевич остолбенел. Оксана оказалась красивой и совсем не похожей на мать мулаткой.

– Кто её отец? – не удержался Роман Николаевич.

– Ты же обещал, – Тамила Анатольевна насупилась, – обещал не спрашивать меня об этом. Обещал не делать мне больно... Вот. Мы ещё не женаты, а ты уже пытаешься тиранить меня моим прошлым!..

И она заплакала. Он, как и в прошлый раз, обнял её, прижал к себе и стал целовать макушку.

– Ну, ну... Девочка моя, – говорил он. – Успокойся... Успокойся... Ну, прости меня, дурака. Клянусь, что больше уж никогда не спрошу об этом. Прости меня... Прости...

«И чего я и вправду раскудахтался? – думал он. – Ну, неожиданно, конечно. Но ведь ничего страшного. Можно было и промолчать, сдержаться... Бедная... Какой-то заезжий подлец...»

И у него сжалось сердце от негодования и жалости...

После свадьбы жили неплохо. Он ездил в институт на работу, она оставалась дома с Оксаной. Он привык к ним и даже любил по-своему. Тамила Анатольевна была маленького роста и едва доставала Роману Николаевичу до плеча. Так что смотрела на него всегда снизу вверх. И когда она запрокидывала голову и поднимала на него глаза, то в этих глазах-янтарях он видел столько детски-беззащитного, столько трогательно-доверчивого, что ему неизменно хотелось оберегать это слабое и некрасивое существо, хотелось быть его хозяином и покровителем. И он почему-то не сомневался, что и ей хотелось того же.

Примерно через год после свадьбы, Романа Николаевича вместе с супругой пригласил в ресторан по случаю юбилея собственной фирмы один знакомый, некто Премилов. Празднество проходило с размахом – дела фирмы шли в гору. Премилова чествовали и называли «нашим президентом». А спустя месяц Роман Николаевич в бумажнике у жены нашёл визитную карточку Премилова. Он не придал этому значения и ничего не сказал жене. А спустя ещё два месяца Тамила Анатольевна вдруг объявила, что беременна. Сначала Роман Николаевич удивился – этого никак не должно было произойти. Но потом он всё понял. И это было именно то время, когда Премилов вдруг стал довольно часто звонить ему, приглашать на пикники и вечеринки и ни с того, ни с сего упрашивать Романа Николаевича перейти на работу в его фирму.

Как-то большой компанией они поехали на стрельбище, в лес. Сначала развлекались тем, что стреляли по выбрасываемым в воздух тарелочкам. И Тамила Анатольевна, умевшая неплохо стрелять, удивляла всех своей меткостью. Потом устроили пикник – расположившись у костра, жарили мясо, пили вино.

В какой-то момент Тамила Анатольевна, расчувствовавшаяся без видимых причин, провозгласила тост:

– За вас, мужики!

И опрокинула в себя рюмку водки. Никто из собравшихся не понял, к чему это. Повисла пауза. Роману Николаевичу стало неловко за жену. «Что это с ней? – подумал он. – Куда её несёт?» Потом кто-то из дам подхватил:

– Да, да! Выпьем за сильную половину человечества!..

Тогда все оживились, вскочили с мест, стали чокаться – веселье пошло своим чередом. Потом Тамила Анатольевна исчезла. Исчез и Премилов. Пришлось Роману Николаевичу отправиться на поиски.

Уже стемнело. Роман Николаевич долго ходил вокруг поляны, где горел костёр. Сквозь частокол деревьев он видел, как пляшет пламя. И было похоже, будто за высоким чёрным забором девицы в красных сарафанах кружатся в хороводе.

Сначала Роман Николаевич ничего не слышал, кроме смеха да криков, доносившихся с поляны. Потом в стороне от дорожки в каких-то высоких кустах он услыхал голоса. Он узнал их.

– Мила! – позвал Роман Николаевич.

Голоса стихли. И через несколько минут из кустов показались они. Премилов и Тамила Анатольевна.

– Это ты, солнце моё? – спросила она слабым голосом.

Когда они подошли к нему, он заметил, что у неё перекручена юбка, а у него рубашка застёгнута не на те пуговицы.

– Поедем домой! – сказал Роман Николаевич.

– Ты знаешь, – начал Премилов, – твоей жене стало плохо – наверное, выпила лишнего. А может, токсикоз... Я хотел ей помочь, а тут ты...

– Да-а! – сказала она громко, точно хотела заглушить слова Премилова о токсикозе – откуда ему это знать? Подбоченилась, закинула голову. – Да-а-а! Я – пьяная!..

И запела фальшиво:

– Напила-ася я пьянаю...

– Поедем домой! – повторил Роман Николаевич и пошёл вперёд.

IV

Всё, что случилось, огорошило его. Не было ревности, не было обиды. Он только никак не мог понять, зачем это хилое, бесцветное существо понадобилось Премилову? Вокруг него столько женщин... А она? Ну, хороша! Не ожидал, честное слово, никак не ожидал! Что же за чары у неё? Чем она привлекает к себе? Он вспомнил, как сам ещё совсем недавно жалел её и только поэтому женился. Что ж, неужели эта способность вызывать к себе жалость делает её столь привлекательной? Или готовность и умение ублажать?

Уже в машине он спросил её:

– Что между вами было?

– Ничего, – спокойно ответила она. – Мне стало плохо, он хотел помочь...

– Ты что, его любишь? – он решил спросить напрямик.

Она повернулась к нему, помолчала немного, точно соображая, о чём это он, и ответила:

– Тю! Нужна я ему, прям как собаке пятая нога! У него же семья – жена, дети! Двое детей... Это исключено!

Он понял её. Она и сама думала о том же. Но прекрасно понимала, что для неё Премилов никогда не уйдёт из семьи. И единственное, на что она может рассчитывать – это на подачки от него для ребёнка.

«В какой-то сказке ведьма, обернувшись красавицей, тоже женила на себе дурачков, вроде меня. Но потом чары спадали, и ведьма становилась безобразной старухой», – думал Роман Николаевич, рассматривая уже дома жену. «И как же это меня угораздило с ней связаться?» То, что раньше казалось ему в ней милым, показалось теперь безобразным. Когда она улыбалась ему, то напоминала лягушку. Когда, удивляясь, округляла глаза – сову. А когда принималась грызть яблоко, заголяя свои мелкие, редкие зубы – белку. «Чудовище! – думал Роман Николаевич. – Настоящее чудовище... Сфинкс!»

С того дня всё изменилось. Точно между ними была завеса, и теперь эта завеса разодралась. И Роман Николаевич впервые увидел свою жену. Никакой любви, никакой благодарности к Роману Николаевичу у неё не было. Она устраивала свою жизнь, устраивала, как умела. Хитрила, извивалась, поворачивалась. Но хитрость её была хитростью мелкого хищника, хитростью, чтобы выжить. И все её комбинации рано или поздно оказывались прозрачными.

«Да, – думал теперь Роман Николаевич, – умный человек бросил, а я, дурак, подобрал...» И теперь только он понял, что значили её слова о первом муже: «сошёл с ума». Сошёл с ума, то есть увидел, наконец, что она такое, выгнал её прочь, избавился от неё. То же и с негром... Это народ горячий и не очень-то привередливый! Впрочем, он ещё не знает, что она от него получила.

И вот она осталась одна, на руках ребёнок. Что делать? Нужен муж. И тут подворачивается он. Молодой, симпатичный, одинокий. В свои двадцать восемь лет кандидат наук. Своя машина, дача. Живёт он, правда, с родителями, но зато в трёхкомнатной квартире в центре Москвы. Завидный жених!

И она, эта кокотка, всё правильно рассчитала...

V

Ему не хватило духу бросить её, беременную. Пусть даже не его ребёнком. К тому же после свадьбы она не раз рассказывала ему, как судилась со своим первым мужем-«психом». Как заставила его разменять квартиру, где тот жил с родителями, и как вывезла из этой квартиры все вещи, купленные за годы их совместной жизни. Это было её личное достижение. И она необычайно гордилась собой, повторяя при этом: «Хочешь жить – умей вертеться...» А Роман Николаевич боялся, как бы то же самое она не проделала с его родителями. И его охватывал ужас, как только он представлял, что родители вынуждены будут разменивать свою просторную, удобную квартиру в центре и перебираться куда-то в спальный район, на окраину.