Джон Фаулз - Червь Страница 41

В: Кто в «Чёрном олене» ввёл вас в заблуждение относительно корабля?

О: Право, сэр, из головы вон. Но кто-то точно был.

В: Мистеру Лейси вы написали, будто это был Пуддикумб.

О: Выходит, он, сэр.

В: Смотри мне, Джонс. От твоих слов разит ложью, как от твоих единоземцев луком[101].

О: Бог свидетель, не вру, сэр.

В: Вот твоё письмо, в котором чёрным по белому указано, что про корабль ты уведомился от Пуддикумба. Но тот божится, что ничего подобного тебе не говорил, а уж он-то во лжи не замечен.

О: Я, верно, спутал, сэр. Письмо писалось наспех.

В: И курам на смех — как и вся твоя небылица. Я, Джонс, писал в «Корону» и справлялся касательно коня. Вы и теперь повторите, что первого мая — или пусть не первого, пусть в другой день — оставили коня в этой гостинице? Что, язык проглотили?

О: Виноват, сэр, оплошал. Теперь припоминаю: я доехал верхом до Бидефорда и остановился в трактире «Барбадос», а отъезжая, оставил коня там. И заплатил, чтобы за ним был уход, пока не заберут. И не упустил послать в Барнстапл, в «Корону» мальчишку с известием, где его искать — а то, чего доброго, заподозрят в воровстве. Вы уж не взыщите, сэр, ей-богу, ум за разум заходит. При первом разговоре я нёс незнамо что, лишь бы отстали поскорее. Я же не знал, что это важно.

В: Так я тебе растолкую, отчего ты, каналья, виляешь; я тебе объясню, почему по тебе виселица плачет. Дик мёртв, и у нас имеется сильное опасение, что он убит. Он был найден удавленным в пределах дня езды от того места, где ты провёл ночь. Сундук его хозяина опустошён, прочий скарб сгинул. Ни о хозяине, ни о горничной с той поры ничего не слышно. И зловещая эта неизвестность производит то подозрение, что и они лежат где-то убитые. И ещё большее подозрение, что это твоих рук дело. (При сих словах допрашиваемый что-то вскрикивает на валлийском наречии.) Что это означает?

О: Не правда, не правда! (Вновь говорит по-валлийски.)

В: Что не правда?

О: Женщина жива! Я с ней потом видался!

В: Ишь как сразу вздрогнул. Смотри, как бы не вздрогнуть тебе на виселице — а если солжёшь ещё хоть раз, я тебе это обещаю.

О: Ей-богу, ваша честь, я с ней потом видался!

В: Когда потом?

О: После того, как они добрались до места.

В: Как вам может быть известно, куда они направлялись? Разве вы бежали не в Барнстапл?

О: Нет, сэр, на свою беду, не в Барнстапл. Господи ты Боже мой! (Снова по-валлийски.)

В: Вы знаете, где горничная обретается сейчас?

О: Богом клянусь, не знаю, сэр. Может, в Барнстапле — потом объясню, почему. Только какая она горничная.

В: А мистер Бартоломью?

О: Боже ты мой, Боже!

В: Отчего вы не отвечаете?

О: Я ведь знаю, кто он таков на самом деле. Потому-то и дёрнула меня нелёгкая впутаться в эту историю. Но у меня и в мыслях не было ничего дурного. Верьте слову, ваша честь, я никого ни о чём не спрашивал, а узнал против чаяния от парня, который…

В: Погодите. Назовите мне имя, которое вам передали. Ответ не записывать.

О: (Respondet[102].)

В: Случалось ли вам письменно или изустно сообщать кому-нибудь это имя?

О: Боже упаси, сэр, ни одной живой душе. Клянусь матушкиным спасением.

В: Стало быть, вам ясно, чьим именем я веду розыски? Смекаешь, зачем тебя сюда доставили?

О: Догадываюсь, сэр. И униженнейше прошу его о снисхождении. Ведь ему-то, сэр, я и хотел угодить.

В: Об этом после. Повторяю: что вам известно о похождениях мистера Бартоломью, воспоследовавших за первым мая? Довелось ли вам говорить с ним, получать от него известия или прослышать что-либо о его обстоятельствах?

О: Я, сэр, не имею понятия, где он сейчас пребывает, жив он или нет. И про гибель Дика мне сказать нечего. Поверьте, ваша честь, Христом-Богом молю, поверьте: я утаил правду лишь оттого, что страх меня обуял.

В: Что утаил? Экая баба! Поднимайся, полно в ногах валяться.

О: Слушаюсь, сэр. Я разумел, сэр, что уже знал про смерть Дика, царство ему небесное. Только про это, клянусь гробом Давидовым.

В: Как же вы узнали?

О: Верных сведений у меня не было, сэр, — сердце подсказало. Прожил я в Суонси недели две, а может, больше, и вот как-то в таверне сошёлся с моряком, который только что приплыл из Барнстапла. А он возьми да и расскажи про найденного в тех краях мертвяка с фиалками во рту. Просто к слову пришлось: вот, мол, какие чудеса на свете делаются. Имени он не привёл, но я призадумался.

В: Дальше.

О: В другой раз, уже в Кардиффе, дома у моего хозяина — мистер Уильямс ведёт дела прямо на дому — я разговорился с приезжим, как раз в то утро прибывшим из Бидефорда. Он завёл речь об этой оказии, и я узнал про вновь открывшиеся обстоятельства — в Бидефорде о них много судачили. И что будто бы ходят толки, что порешили не одного, а пятерых. Правда, имён он тоже не называл, но я как услышал про пятерых да прибавил к этому ещё кое-какие подробности из его рассказа, так поджилки и затряслись. Так и жил в страхе до нынешнего дня. Я, сэр, сразу бы к вам бросился, если бы не моя бедная матушка да…

В: Довольно. Когда вы получили это второе известие?

О: В последнюю неделю июня, не тем будь помянута. Только я, сэр, ни в каком злоумышлении не повинен.

В: А когда так, то чего же ты дрожишь?

О: Мне, сэр, довелось увидать такое, что, расскажи кто другой, ни в жизнь бы не поверил.

В: Ну уж мне-то выложишь всё как на духу. Иначе не миновать тебе петли. Не удастся вздёрнуть тебя за убийство — вздёрнут за конокрадство.

О: Всенепременно, сэр. (Вновь говорит на валлийском наречии.)

В: Поди ты со своей тарабарщиной!

О: Слушаюсь, сэр. Это всего-навсего молитва.

В: Молитва тебя не спасёт. Только полная правда.

О: Ничего не утаю, сэр. Верьте слову. Откуда прикажете начать?

В: С того места, где ты впервые солгал. Если только местом этим не была колыбель.

О: До нашего первого ночлега после Эймсбери — то бишь до Уинкантона — я ни в чём от истины не отступил. Всё было, как показал мистер Лейси. Вот только касательно Луизы…

В: Что Луиза?

О: Мне казалось, что догадка, которой я поделился с мистером Лейси, всё-таки верна. Ну, про то, где я впервые её увидел.

В: Это про заведение Клейборн? Вы разумеете, что она подлинно была шлюхой?

О: Так, сэр. Но мистер Лейси не захотел и слушать. Я его убеждать не стал, но про себя решил, как говорится, чему поверилось, тому и верить.

В: Что мистер Лейси был введён Его Милостью в заблуждение?

О: Да. А для какой причины — хоть убей, не пойму.

В: Вы не говорили ей, за кого вы её почитаете?

О: Напрямик нет, сэр: мистер Лейси не дозволил. Только так, играючи — вроде бы хочу о ней поразузнать, а заодно и себя потешить. А она, как я и сказывал, стоит на своём. И отвечает так — ну горничная и горничная.

В: И ваша уверенность поколебалась?

О: Да, сэр, но лишь до той поры, когда я проведал, что она проводит ночи с Диком. Тут уж я не знал, что и подумать. Разве что она насмехается над хозяином за его спиной. А у меня всё не идёт из головы, что её-то я в Лондоне и видел. И, как оказалось, я не обманулся. Я вам потом расскажу.

В: Вам доподлинно известно, что Его Милость не оказывал ей особого расположения, никогда с ней не уединялся или ещё что-нибудь в этом роде?

О: Мне, сэр, такого видеть не случалось. Ну, пожелает ей доброго утра, в пути нет-нет да и спросит, не притомилась ли, не скучает ли — обычнейшая учтивость знатного джентльмена в обхождении с младшей братией.

В: Не припомните ли, чтобы она втихомолку пробиралась в его покой?

О: Нет, сэр. Откуда бы мне было узнать: в верхнее жильё я поднимался редко — только что к мистеру Лейси. У трактирщиков ведь какой порядок: у горничных своя почивальня, а мужская прислуга к ней и не приближайся, пусть спит где-нибудь подальше.

В: Дельное правило. Хорошо. Расскажите теперь, что происходило в Уинкантоне.

О: Остановились мы в «Борзой». И вот подходит ко мне человек в дорожном сюртуке — этот человек нас сразу заприметил. Подходит, значит, и спрашивает: «Что это вы затеваете?» — «Ничего, — говорю, — не затеваем. А что это вдруг за расспросы такие?» Он подмигивает: «Да полно тебе. А то я не знаю, кто он, этот твой мистер Бартоломью. Я два года тому служил кучером у сэра Генри У., так этот джентльмен к нему, бывало, захаживал. Я его и этого немого из тысячи узнаю. Это не кто иной, как…» Ну, та самая особа, про которую я сейчас говорил.