Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки Страница 42

Это была девушка средних лет, но очень не средних габаритов. Олимпийская чемпионка, между прочим. И рост у нее был олимпийский — под два метра. И голос — батареей командовать. Замечательная во всех отношениях женщина. Дети сидят чинно на своих местах в столовой, я дрожу как заячий хвост в коттеджике, а это цунами носится по лагерю, ломая в щепки попадающиеся на пути скамейки. Иногда она врывается ко мне в комнату и басовой скороговоркой шепотом (для конспирации, видимо) кричит: «Галка, тебе чего-нибудь надо? Не надо? Ну, тогда я побежала встречать!» и уносится ломать инвентарь дальше. На шее ее болтается свисток, который уже не свистит, потому что изгрызла она его в мочало.

Между тем экзаменатор задерживался. Еще бы десять минут — и не осталось бы от спортивного лагеря даже воспоминания. Но любая проблема стремится к логическому концу — он приехал!!! И не один. Он привез с собой крошечного щеночка кокер-спаниеля, умещающегося на ладошке, но в ошейнике с поводком, как будто он большой. Галя сразу же закричала:

— Дайте, дайте это чудо мне! Я буду дышать его свежим воздухом!

Обалдев от громких раскатов нижнего регистра, собак нервно присел и напрудил лужу. Однако экзаменатору деваться некуда — передал он несчастное животное этой матери-родине в натуральную величину и приступил к экзамену.

Вариантов было — каждому по штуке. Билеты они тянули, хоть экзамен и письменный. Ну, то и понятно — и так послабуха на природе.

Я сидела в своей комнатухе, пила кофий и нервно листала справочник по физике. Тем временем Галя с криком «Ой, ой, он меня тянет, мне его не удержать!» хитрым маневром подпинывала щенка ногой к дыркам в стеклах, куда экзаменующиеся должны были ухитриться выбросить требовавшие решения задачи.

Я-то думала, что сестре еду помогать. Фига. Мне принесли сразу три варианта, которые следовало быстренько решить. Я начала с Женькиного. Задачи, кстати, можно было решать в любом порядке. Решила первую, что-то с плотностью. Передаю решение, Галя проводит манипуляции с животным, получаю ответную записку: «А что значит эта закорючка?» Это юное дарование интересовалось жизненным смыслом буквы «ро». Пришлось условия задачи писать еще и словами.

Над очередной задачкой я задумалась. Сижу, репу чешу ручкой. В помещение врывается Галя, вокруг которой на поводке, подобно сателлиту, крутится собака, и говорит мне эдак угрожающе:

— Ну!!! И чего это ты сидишь?!!!

Я говорю:

— Думаю.

— Чего тут думать, решать надо!

Короче, решила я четыре варианта. Три гребцовских — Женькин и двух ее подружек. И один боксерский. Из человеколюбия. Когда я вышла на минутку и заглянула в столовую, в черепной коробке этого одаренного спортсмена со скрипом вращалась шестеренка, а его взгляд был еще более тоскливым и безнадежным, чем у экзаменаторского кокер-спаниеля. И мне его жалко стало. А я уже в разгон пошла, поэтому еще один вариант — были уже мелочи.

Женьке и ее подружкам поставили по четверке. Боксеру — три, но ему и этого хватало. А самое главное, представляете, Галя, возмущенная до глубины души, поперлась выяснять, почему не пять! Преподаватель ей объясняет — то, что он в очках, еще не значит, что он дебил. И вообще кокер ему все рассказал, и они на пару понесли такой моральный ущерб, что о других оценках лучше не заикаться, а то заставит пересдавать. Галя заткнулась и слилась.

Домой меня доставили уже с заблокированной дверью. Потому что я опять спала. А я вообще такая.

Глава шестьдесят третья

Не стареют душой ветераны

Мне с родителями повезло. Посмотрела я тут на них, и вдруг мне в голову стукнуло — а ведь познакомились-то они в 1964 году. Это ж кошмар какой. А в 1967-м поженились. И живут вместе, не делая попыток развестись. А ведь повод — даже два повода были. Правда, на первом буквально году совместной жизни.

Ну, люди они были молодые, шаловливые. И вот однажды выходила мама из комнаты, дверь из которой открывалась наружу. И вся она такая молоденькая, хорошенькая хозяйка. И передник на ней надет. А папаня подшутить решили. Когда мамин корпус уже пересек порог и стал двигаться по коридору, папенька схватили длинные концы завязок передника и дверцу-то прикрыли.

И вот картинка: с одной стороны закрытой двери папенька с завязками от передника в руках давится от смеха, с другой стороны двери бьется, как рыба об лед, маменька — а куда деваться? Передник не снять, да и от двери не отойти. Шутка такая. Киргуду.

Нет, она его, конечно, простила. Но не забыла. А дождалась, пока он сам про этот случай запамятовал.

Папа брился у подоконника. Подоконник был надежным и широким. Папа ставил на него зеркало, садился на табуретку и при свете дня увлеченно елозил бритвой по морде. И вот — он уже и зеркало поставил, и бритву достал, начинает садиться — а маманя табуретку предусмотрительно убрала, неслышно подкравшись сзади. Помпезно получилось. Шутка такая. Бамбарбия.

Он ее, конечно, тоже простил. Но вот спустя годы вспоминает и, конечно, коронное: «Если бы сразу убил, уже два раза бы вышел…»

Это юмор у папы такой. Черный аж в антрацит. Видимо, сказывается, что его мама, Анна Александровна, врачом была. А дети врачей, как известно, так же циничны, как и их родители.

С другой стороны, врачебный этот ген ему и помогал в жизни неоднократно. Придавал спокойствия в критических ситуациях. И здравомыслия.

Например, резала как-то мама салатик. Остро отточенным ножом. Резала, резала, да заодно и кусок большого пальца себе и ампутировала. У-у-у-у! Что было! Маменька шипит сквозь зубы, отрезанную деталь в ведро мусорное бросила, кровища хлещет!

Тут и папа на кухне нарисовался, конечно.

— Людмила, что случилось?

Маменька, шипя сквозь слезы, рассказывает и поливает кухню красненьким.

— Угу, понятно. Сейчас поправим.

И папа полез в помойное ведро. Нашел там среди огуречных хвостиков кусок пальца, прополоскал его в перекиси и решительно примотал на место.

Через пару дней мама в медпункт в части зашла, повязку сменить, и очень насмешила медсестру своим рассказом.

— Да ну, не приклеится все обратно, как ни старайся. Только загноится и хуже будет. Давай повязку-то сменю.

Бинтик размотали, а там… Правильно, кусок-то прирос! А сейчас даже и незаметно почти.

Вот вы небось думаете про меня — тетке уже давно не двадцать лет, а она все такая загадочная? Так мне есть в кого! Я вам про мамочку мою напишу — серьезная во всех отношениях женщина, сейчас поймете.

Случай мимолетный. Для информации — мама старше меня на 19 лет. Почти на двадцать. А что? Удобно, я считаю, тем более, что у меня с Сонькой разница в тридцать лет без тех же копеек. Поэтому юбилейные у нас одни и те же года.

Так вот, был ясный июньский день, плавно переходящий в вечер. Мне было семнадцать лет, поэтому вокруг все было ярким и красочным, люди — красивы и доброжелательны, погода чудная, и мы с мамой договорились встретиться в семь часов, чтобы посетить хозяйственный магазин.

Стою на остановке, жду, тут подплывает маман — вся в чем-то летящем, каблучищи сантиметров двенадцать, личико накрашено, прическа еще сохранена. Ну, куда деваться, в в/ч трудилась, облагораживала мужской коллектив.

В магазине нас ожидал приятный сюрприз — там продавали вьетнамские метелки. До сих пор плачу горючими слезами при воспоминаниях — длинная бамбуковая ручка, и сама подметательная часть из какого-то натурального материала. Отстояв очередь, мы стали счастливыми обладательницами эдакой прелести. И на Большой проспект Петроградской стороны вышли в приподнятом настроении.

Идем себе, беседуем — что вот, мол, какая несправедливость — мы такие красивые, летние, а ни одна сволочь даже не посмотрит заинтересованно.

«Ха! — сказала мама. — Сейчас они посмотрят!» Я, честно говоря, даже замерла в предвкушении. Потому что нам нужно через дорогу переходить, а светофора нет. Слов нет, зебра, конечно, нарисована, но кто же будет уступать вам дорогу, если можно ее не уступать.

Мамочка подходит к краю тротуара, ОСЕДЛЫВАЕТ МЕТЛУ и, размахивая сумочкой над головой, с залихватским «Эгегей!», пристукивая тонкими острыми каблуками и поводя головой, как норовистая лошадь, скачет через дорогу.

Сказать, что на нас обратили внимание, — значит ничего не сказать. Нет, мамуля беспрепятственно, кавалерийским наскоком преодолела Большой, а сзади шла я. Нет, не шла, а ползла, схватившись одной рукой за живот и жизнерадостно похрюкивая от счастья.

Второй рукой я отталкивалась от асфальта в те моменты, когда слабый организм готов был упасть на землю и корчиться в муках. Транспорт не просто замедлился — он встал.

Все наши выезды на коньках, лыжах, велосипедах, все построенные воздушные змеи — исключительно папина заслуга.