Назим Ракха - Плакучее дерево Страница 42

— Ты не ведаешь даже половины всего.

Джефф положил ладони на колени, а сам подался вперед.

— Я хотела бы встретиться с ним. И бумаги в этом конверте — ответ на мой запрос. Это письмо от начальника тюрьмы. Он прислал мне бланки, которые я должна заполнить, чтобы навестить Дэниэла.

Джефф прищурился, глядя на нее в упор, и Ирен попыталась представить, какой она предстала в его глазах. Когда-то она была хорошенькой, в чем-то похожа на актрису Джессику Ланж. По крайней мере, так говорил Нэт. За эту мысль она цеплялась долгие годы. Даже прическу делала такую, чтобы как можно дольше сохранить это сходство. Но это было в прошлом, а сейчас она просто усталая немолодая женщина. Невысокая и тщедушная, в футболке и спортивных штанах не по размеру.

— И что вы хотите ему сказать?

— В том-то и дело, что я сама не знаю. То есть ему уже известно, что я простила его. Собственно, с этого и началась наша с ним переписка. Я написала ему восемь лет назад, чтобы сказать, что моя ненависть к нему осталась в прошлом. С тех пор мы регулярно обменивались письмами.

Джефф откинулся на спинку дивана:

— Вот это да! То есть вы ему прямо так и сказали, что прощаете его?

Ирен кивнула.

— И теперь кто он вам? Друг, что ли?

Ирен на минуту задумалась.

— Наверно… хотя точно не скажу. Кстати, тебе известно, что у него никогда не было родных? Что он вырос приемышем? Друзей у него тоже нет. Думаю, я единственная, кому он писал письма.

— А вдруг он нарочно вам так сказал?

Ирен покачала головой:

— Нет, так оно и есть. В своих письмах он ни на что и ни на кого не жаловался. Ни разу. То, что я единственный человек, кто ему написал, я узнала от начальника тюрьмы. Ты представляешь? Не иметь никого, кто бы за тебя переживал, кому твоя судьба была небезразлична? Кому не все равно, жив ты или умер.

Ирен оперлась щекой о ладонь.

— Можно задать вам такой вопрос, если вы, конечно, не против: а о чем он вообще пишет?

— Я бы сказала, что он по натуре философ. Мне не всегда даже бывает понятно, что он хочет сказать. Он рассказывает мне о том, что прочел, что рисует, что он видит и о чем думает. А размышляет он очень много. — Ирен усмехнулась. — Ведь что еще ему остается делать?

— Он рисует?

— Да, я могу показать тебе его рисунки. Он прислал мне парочку своих работ. В них что-то есть.

— Вот это да! — воскликнул Джефф и почесал ногу.

— Что «вот это да»?

— То, что я бы никогда даже не подумал, что он… Как бы это получше выразиться, что он тоже человек.

Ирен нажала на подлокотники кресла, и ноги ее тотчас поплыли вверх вместе с подушкой.

— С другой стороны, даже если вы встретитесь, какая вам обоим от этого польза?

— Сама знаю, что это безумная затея с моей стороны. Одному Богу известно, как я с этим справлюсь. Нэт никогда мне этого не простит — уж в чем, а в этом сомневаться не приходится.

— Это точно. А вообще, я не понимаю, зачем вам все это понадобилось держать в секрете. Мне кажется, мистер Стенли был бы только рад узнать, что вся эта история для вас в прошлом и вы прекратили терзать себя.

— Это тебе так кажется.

— Но почему?

— Потому что мой муж думает иначе, и ты сам это прекрасно знаешь. Для него самое главное — закон и порядок. Мир поделен на черное и белое. Простить Роббина — может, против этого он еще не стал бы возражать, но переписываться с ним, добиваться встречи? Ни за что и никогда! Нэт наверняка узрел бы в этом предательство. — Ирен подобрала под себя ноги. — Видишь ли, мне когда-то казалось, что он по-настоящему не любил Шэпа. Не о таком он мечтал сыне. Охота Шэпу была безразлична, спорт тоже. «Маменькин сынок», — презрительно отзывался он о сыне. Впрочем, наверно, так оно и было, я слишком его баловала. В некотором роде ты для Нэта был в большей мере сын, чем Шэп. Теперь же я почти уверена, что смерть сына ранила его даже глубже, чем меня. Потому что если я в конце концов смогла обрести душевное спокойствие, о Нэте этого сказать нельзя. И я сомневаюсь, что когда-нибудь он его обретет.

Ветром колыхнуло занавески. Ирен потянулась и зевнула.

— Когда-то мне хотелось одного — наказать Дэниэла Роббина, причинить ему такую же боль, какую он причинил мне. Но в один прекрасный день я проснулась и поняла, какую бездонную яму одиночества я для себя вырыла.

Джефф сложил ладони и поднес их к губам:

— Ну, это мне понятно.

Они с Ирен посмотрели друг другу в глаза. Затем Джефф поднялся с места.

— Хочу кое-что вам показать, — произнес он.

— Что именно?

— Пойдемте со мной, и увидите сами.

— Я жутко устала.

— Нет, вам действительно стоит на это взглянуть.

Ирен тяжело вздохнула, однако заставила себя встать с кресла и вышла за Джеффом на улицу. Шурша опавшими листьями, они вместе подошли к клену. Здесь Джефф опустился на колени и принялся разгребать траву и мусор.

— Вот, взгляните, — произнес он и указал пальцем.

Ирен наклонилась. Примерно в двух футах от основания на стволе было вырезано сердце, а в нем потемневшие от времени, но все еще различимые буквы, которые складывались в надпись «Джефф и Блисс навсегда».

Ирен опустилась на колени и провела ладонью по нацарапанной на коре клена надписи.

— Вы знаете, когда я это вырезал?

Ирен покачала головой.

— Когда вы жили в Орегоне. Когда вы туда переехали, я от тоски не находил себе места. Я думал, что умру. Но даже это не шло ни в какое сравнение с тем, как тяжко мне было, когда Блисс уехала учиться в колледже.

Ирен села на землю и провела пальцами по сухим листьям.

— Я ненавидел вас, миссис Стенли. Долгие годы я проклинал вас за то, что вы выставили ее за дверь. Честное слово, я каждый день проклинал вас. Я спал и видел, что сделаю с вами. Это были такие гнусные вещи, о которых я даже не хочу говорить. Все мои мечты были связаны с вашей семьей, даже когда я был еще ребенком. Я делал все для того, чтобы стать ее частью. Я даже купил для Блисс обручальное кольцо, попытался приучить себя пить шампанское. Но Блисс обитала совершенно в ином мире. А все из-за вас, потому что это вы отправили ее туда. Однако вскоре я понял: я ненавижу не только вас, но и весь мир.

Ирен кивнула:

— Что ж, у тебя были основания меня ненавидеть. Правда состоит в том, что, когда я выбирала колледж, я думала не только про Блисс.

— Она сказала мне то же самое.

Ирен повернула голову и пристально посмотрела на своего собеседника.

— Не знал даже, что и думать. Мне хотелось лишь одного — чтобы она никуда не уезжала. Но поступи вы иначе, она бы все равно нашла способ уехать. Думается, я уже тогда это знал.

Ирен обхватила колени. Взгляд ее был прикован к обугленному стволу клена.

А теперь? У тебя есть Хуанита, есть свои дети. По-моему, все сложилось очень даже неплохо.

— Верно. Лучшего невозможно даже желать. Я обрел свою жизнь по ту сторону того, что потерял, причем такую, о какой даже не мог мечтать. И я ни на что ее не променял бы.

Ирен поежилась. Джефф как будто озвучил ее собственные мысли, подтвердил то, о чем она давно догадывалась, — надо учиться жить и радоваться жизни, имея то, что имеешь. Прекрасный, достойный принцип. Она вздохнула.

— Голубое, как яйцо малиновки.

— Что вы сказали?

— Небо. Таким оно бывает только осенью. Я всякий раз смотрю на него и не налюбуюсь.

Оба подняли глаза к лазурному куполу, распростершемуся над их головами. Да что там! Над всем миром, объемля хорошее и плохое, светлое и темное, солнце и грозовые тучи.

Глава 35. 14 октября 2004 года

Национальный заповедник «Шони» простирается от нависших над Миссисипи утесов на восток до реки Огайо, откуда тянется на юг, где Иллинойс сужается острым клином. Внутри этого треугольника разбросаны фермы, озера, болота, участки прерии. Здесь полным-полно клещей и змей, здесь водятся москиты размером с монету. А местные горы умеют хранить свои секреты.

Нэт съехал с шоссе на узкую дорогу. Ветви деревьев образовали над ней нечто вроде арки из желтой и багряной листвы. Нэт катил вниз по склону горы, то и дело закладывая повороты. У Оленьего ручья, там, где поток пересекал пыльный асфальт, он слегка сбросил скорость. Переехав мелкую речушку, он свернул налево, на гравийную дорогу, а с нее еще раз налево на узкий проселок. Проехав примерно с милю, он остановился у прогалины, на которой валялись пивные банки, окурки и отстрелянные гильзы. Нэт заглушил мотор, стукнул кулаком руль и выругался.

Пистолет, наручники, дубинка, рация — все это было при нем, когда он двинулся по тропинке. Спустя пять минут он тяжело опустился на плоский камень рядом с зеленой поверхностью озера. Снял шляпу, вытер платком лоб и закурил.

«Черт бы ее побрал!» — подумал он. Он сделал глубокую затяжку и не торопился выпускать дым, как тот дракон, что держит в себе пламя. Затем выпустил его через ноздри. Раз, другой. Посмотрел на сигарету в руке, бросил ее на траву и раздавил каблуком.