Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка Страница 42

– Несчастный случай?

– Для тех, кто в доме жил, – да. Для тех, кто его взрывал, – запланированный.

– И все погибли?

– Все. Больше ста человек.

– Не уезжай. Никогда не уезжай. Оставайся тут, живи у нас. Отец поможет, у него много друзей, связи. Мне почему-то кажется, что если ты уедешь обратно – случится беда.

Я поднялся и сел рядом.

– Мне нужно будет уехать… – сказал как можно небрежней.

Увидел ее испуганное лицо и продолжил, придав лицу уверенно-беззаботный, оптимистичный вид:

– Не из Китая. Всего лишь из города. На неделю, или чуть больше. По делам…. Буду скучать по тебе. И сразу, как вернусь, давай куда-нибудь по…

– У тебя появилась другая?

С трудом удержал на лице прежнее выражение.

– Нет.

За пару секунд я все понял насчет «сохранить лицо», а ведь Лас давно уже пытался мне втолковать – связано это почти всегда с ложью, а не с честью.

– Ты обещал. Обещал, если полюбишь другую, – сказать мне об этом.

Вот здесь можно и не врать.

– Я вовсе не люблю ее.

Слезы. Темные глаза, полные слез. Секунда – и потекли по щекам.

– Прости, прости меня…

Я пытался прижать ее голову к себе, вытереть щеки, поцеловать.

– Прости меня…

– Я так и поняла. Не знаю, почему… Не поняла даже, а просто почувствовала.

– Я не люблю ее.

– Кто она?

– Моя бывшая жена.

– Ты уйдешь к ней, – медленно, с испугавшим меня спокойствием – я не мог понять, настоящим или показным – произнесла она.

– Нет.

– Да. Вернешься. Потому что тебе с ней легче. Она – из твоей родной страны. Ты ее давно знаешь. Говоришь с нею на своем языке. Это очень важно, на своем языке можно выразить себя намного полнее. Она старше меня, значит – умнее. Не сомневаюсь, что красавица – ты бы не стал жениться на обычной. На такой, как я…

– Ерунду ты говоришь. Ерунду. Я люблю только тебя. И мне неважно, из какой ты страны. Неважно, на каком языке общаться с тобой. Что за чушь… У любви один язык.

Последняя фраза самому показалась убогой, как букет пластмассовых цветов в забегаловке. Нестерпимо-лживой. Еще прошлой ночью я был с другой женщиной.

– Я пообещал быть ее гидом. Она хочет съездить на Хайнань. Потом уедет в Россию. Мы даже там живем в разных городах. У нас нет ничего общего.

– Когда вы поедете?

– Через неделю примерно.

– Ты успеешь вернуться? Надо будет поехать девятого мая.

– Успею. Вернусь пораньше. А перед нашей поездкой – пойдем в ресторан. Русский ресторан. Будет большой русский праздник.

– Какой?

– День Победы. Заодно посмотришь, бедные ли мы люди.

– Надо будет рано утром ехать. Не успеем.

И снова заплакала.

– Ты мужчина… Тебе наверняка захочется… делать с нею любовь…

– Успокойся. Мы, русские, не любим это выражение. Любовь нельзя делать. Можно любить или не любить.

– А трахаться? – спросила с вызовом, шмыгнув носом.

– Мне нужна только ты. Потому что я люблю тебя. Иди ко мне.

Я расстегнул пуговицу на ее рубашке. Вторую…

– Что ты делаешь… Мне надо идти сейчас… еще два занятия…

Тонкая льняная ткань была в следах от слез – повсюду маленькие влажные пятна…

忧愁

Тоска

…Влажные пятна оставались на красном пластике всякий раз, когда я поднимал стакан с безвкусным, водянистым пивом.

Мы сидели под зонтиком на площади неподалеку от нашего отеля. Площадь окружали здания торгового комплекса, среди них выделялся супермаркет – круглый, трехэтажный, похожий на свадебный торт.

Идея совместной поездки на Хайнань оказалась не самой удачной. Хотя «удача» – слово для изначально ненужного поступка неверное. Какой удачи я мог ожидать…

Пьющему человеку трезвые люди утомительны. Не вписываются они в его мирок. И если к трезвым прохожим я относился терпимо, лишь иногда раздражаясь на их бестолковое самодовольство, то с Инной было тяжелее. Ее взгляд, мельком брошенный на очередное мое пиво; рассеянное внимание на лице, когда объясняешь что-то очень важное; показная холодность, когда удачно и задорно шутишь; плохо скрытая злость, когда отлучаешься в туалет или просто ссышь, отойдя к придорожным кустам… – все это выводило из себя.

Еще в Шанхае.

Прогулки по городу тяготили меня.

В который раз спрашиваю себя, действительно ли я хотел снова увидеть Инну, когда читал ее первое письмо?

Еще как!

Вспоминал свои сомнения в аэропорту. А не развернуться ли и не уехать?..

Как в странной притче о китайском отшельнике, что жил на берегу реки. Лунной ночью он неожиданно захотел навестить своего друга, такого же отшельника, жившего где-то далеко в верховьях. Желание увидеть друга было столь сильным, что он, не раздумывая, сел в лодку и пустился в путь. Плыл против течения – всю ночь и весь день. К вечеру, уже выбившись из сил, увидел, наконец, дом, к которому так стремился. Подплыл к берегу, собираясь причалить. И вдруг понял – желание повидаться угасает, исчезает, теряет искренность. Развернул лодку и поплыл обратно.

Я не переставал завидовать мудрости этого китайца с самого момента Инкиного приезда. Она удивительно быстро освоилась с городом, за пару дней всего. На архитектуру ей было решительно плевать: «Я хоть и в строительной фирме работаю, но поверь, далека от всего этого. А вот вещи посмотрела бы, только фирменные, конечно». Непроизвольный взгляд на мои безразмерные, беспородные и почти бесцветные джинсы и футболку.

Ну что же, тогда – в центр. Все дороги ведут туда.

Меня не покидало ощущение «ненастоящести». Будто весь этот городской антураж – высоченные зеркальные дома, грязные бетонные лачуги, гигантские магазины, крохотные, без фронтальных стен, лавки и забегаловки, тесные и вечно сырые переулки, широкие проспекты, легкая, будто летящая дорога надземки, парки, рестораны, набережная, телебашня – все это было наспех выполненной декорацией. А мы – не артисты даже, но случайные люди – ходили меж раскрашенных кусков фанеры, время от времени пытаясь подражать театральной игре. Получалось фанерно, плоско, убого-аляповато.

Инна уставала, пройдя пару кварталов, и жаловалась, что негде присесть отдохнуть. Останавливалась без предупреждения и рывком вклинивалась в забитый народом магазин, где была очередная распродажа.

Всего за несколько часов я превратился из гида, что водит гостей по городу, в понукаемое ведомое существо – прицеп к Инне.

«Нужно купить сувениров – по работе и друзьям, – оправдывалась она, увлекая меня за собой по клокочущей людским месивом улице. – Потерпи еще немного. Лучше я сразу все куплю, а потом спокойно погуляем, ладно?»

«Слушай, давай я тебе завтра привезу целый мешок – и палочки, и подвески, и статуэтки Будд, и монетки старинные, правда, поддельные… и даже магнитиков на холодильник!»

«Спасибо. Ты не обижайся, но я давно привыкла выбирать сама. Потом – экзотика такая, можно поторговаться. Я умею. Вот смотри…»

Выудила из лотка каменную черепашку: «Хау мач?»

Продавец, сонный крестьянин с лицом, по форме и цвету, неотличимым от прошлогодней картофелины, показал два грязных пальца, затем скрестил оба указательных, пару раз пристукнув ими друг о друга для убедительности.

Инна обернулась на меня: «Это сколько?»

«Двадцать».

«Дорого. Давай за десять! – Растопырила перед ним пальцы. – Тэн!»

Продавец снова скрестил пальцы, потом показал пятерню.

«Пятнадцать, – перевел я с языка жестов. – Хочешь, научу тебя? Удобно, да и прикольно».

«Нет уж. Пусть по-человечески учатся понимать. Ноу! Тэн!»

Какого черта, спрашивал я себя… Какого, на хрен, черта…

И эта поездка…

Она не стоила и одного дня, проведенного с Ли Мэй.

Солнце, пальмы, горячий песок, ленивый плеск воды, невысокие зеленые горы, жарко-сонный, неторопливый ритм курорта – все это меркло, едва я вспоминал о своем Цветочке.

Я пообещал себе вернуться сюда с Ли Мэй.

Мы будем лежать на пляже – конечно, под зонтиком, ведь она так ценит белизну своей кожи. Будем купаться в искрящейся солнцем лазурной воде – я ведь обещал научить Ли Мэй плавать. Буду придерживать ее, подбадривать, смеяться…

…Как тогда, в аквапарке. Едва уговорил ее поехать.

– Я совсем не умею плавать, – испуганно сказала она. – У меня даже нет купальника.

– Ерунда. Там сотни людей не умеют плавать, просто плещутся в воде. Поверь, утонуть в аквапарке непросто, да тебе и не дадут – все под контролем. И потом – ты же будешь со мной. Ты что, даже в бассейне никогда не была?

– Нет. Ведь моя стихия – Огонь, не Вода. И потом, папа говорит, там нечисто. Многие люди, они… Ну, знаешь… делают там…

– Что?! Делают любовь в бассейне?

– У тебя только это на уме, – хлопнула она меня по плечу. – Нет, конечно. Они делают там маленькие дела.

Я рассмеялся:

– Иногда ты говоришь так, как будто еще ходишь в детский сад. В общем, решено. Я куплю тебе купальник. Только лучше ехать в будни, иначе не в воде придется плавать, а по головам ходить.