Герман Садулаев - Таблетка Страница 42

Уродство его произошло после великого мора, когда с моряками из дальних земель приплыла в город чёрная царица оспа и милостью портовых

шлюх узнали горожане наказание Господне. Заразные люди потом все умерли, потому что лечить оспу никто не умел. А Рыбий Глаз хоть и заболел, но выжил, не иначе как чудом или чародейством. Но отмечен был печатью сатанинской, глазом мёртвым, и всё лицо его было обезображено.

Обычно евреи в Венеции были купцами и ростовщиками, то же и хазары, бежавшие из своей земли. А Рыбий Глаз никому денег в рост не давал и не держал ни торгового дела, ни даже маленькой лавки.

Но средства у него водились. Рыбий Глаз жил в большом доме, при котором был садик, где он выращивал алые, как пламя, цветы, напоминавшие ему о потерянной родине, ходил на рынок и покупал, кроме рыбьих потрохов, ещё и пряности, стоившие по весу золота, и заказывал путешественникам привозить ему камни, которые зачем-то толок.

На левой руке Рыбий Глаз носил тяжёлый перстень серебра с чернью, на перстне был изображён дракон, кусающий себя за хвост, – верная примета алхимика и чародея. Считалось, что алхимики могут превращать любой металл в золото. Но Рыбий Глаз золото не варил, а брал у купцов.

Те купцы приходили к нему тайно, ночью, и приносили мешочки с золотыми монетами, а от него несли в кувшинчиках склизкий студень, который прозывался рыбий клей.

Рыбий клей раньше умели варить только в Хаза-рии. Беглые хазары тайное искусство своё принесли в Европу, среди варщиков знатнейшим был Рыбий Глаз.

У купивших хазарских клей торговля быстро шла в гору, с той поры пошло выражение – дела клеятся.

Рыбий Глаз клей свой желающим продавал, но рецепта никому не рассказывал. Один еврей захотел тот рецепт выведать любой ценой и предлагал хазарину большие деньги. Но Рыбий Глаз ему отказал.

Тогда еврей подкупил знакомых христиан, и те сделали доклад в Святую Инквизицию. Хазарина обвинили в сношениях с дьяволом и будто бы даже нашли у него в доме контракт с врагом рода человеческого, весьма подробный и заверенный перстнем хазарина, обмакнутым в его кровь.

Хазарина возвели на очищающий костёр. Он же с помоста грозил, воздев руки: горе вам, жители Венеции и всех городов! Познаете ещё силу прелести украденной, обольщение князя мира сего! И потеряете свои вечные души!

Прежде сожжения Рыбий Глаз испытал и огонь, и дыбу и другие ухищрения, которые Святая Церковь имела для усмирения тела и спасения души заблудшего грешника. Но выдал ли хазарин секрет рыбьего клея и узнал ли ту тайну от служителей церкви предавший его еврей – об этом ничего не известно.

Жизнь после смерти

Ду ю билив ин лаф афта ла-а-аф?

Надрывается по телеку западная певица. Я не помню её имени, если будет интересно – досмотрю до конца клип, который передают по MTV, тогда внизу экрана появится табличка с именем исполнителя, названием песни и альбома. Но мне не очень интересно. Я не сказать чтобы большой ценитель. Так, втыкаю, от нечего делать.

Если досмотрю до конца, табличка обязательно появится. Как бирка, которую прикручивают тонкой проволокой к большому пальцу ноги у трупа в морге.

«Земная слава подобно бирке на ноге у трупа». Это сказал какой-то буддистский лама. Его имени я тоже не помню. А изречение помню. Оно мне

понравилось. Я даже не стал выписывать его в специальную тетрадку (у тебя тоже была такая?), просто – запомнил, и всё. Ведь так и есть. Человек умирает, и всё, что от него остаётся, – это табличка с именем и краткими вехами биографии: родился, учился, женился, получил восемь «Оскаров» и умер.

Тётеньке давно пора умереть. Или сидеть на лавочке у своего дома, ходить по садику, выращивать цветы. Точно не дёргаться на эстраде. Она старая, ровесница, может, Мэрилин Монро, но Мэрилин вовремя умерла, а эта – ещё поёт. И танцует.

Вот этого я никогда не мог понять. Зачем, когда ты уже показал и сказал всё, что ты мог, и заработал кучу денег – продолжать кривляться на сцене, как клоун? Проверь счёт в банке и живи в своё удовольствие.

Мне всегда нравилась Бритни Спирс. Вот кто сделал всё правильно! Я помню, как она впервые появилась на экранах. Девочка-нимфетка, мечта педофила, в школьной форме и невесомых белых юбочках. Как она танцевала на пирсе. Произносила слова любви: первой, чистой, стыдливой и непорочной. И планета задрожала, её пронзил невиданной мощности ультразвук – это одновременно зазвенели яйца у всех мужчин.

Она достигла вершины, стала суперзвездой, продала миллионы копий своих альбомов, заработала миллионы долларов, на глазах у всего мира поцеловала взасос Мадонну. И послала всё к чёрту.

Стала рожать детей, есть сэндвичи, толстеть, бриться наголо и колотить битой по припаркованным автомобилям.

Правда, злопыхатели вспоминают, что перед этим были провальная роль в фильме «Перекрёстки», неудачи в личной жизни, намекают на алкоголь и наркотики. Но в жопу злопыхателей. Они просто завидуют девчонке.

Ду ю билив ин лаф афта ла-а-аф?

Нет, Бритни – не то что эта старая мымра, которая до смерти не слезет со сцены. Посмотрите на неё, это же настоящий киборг! После всех пластических операций, вырезок и вставок у неё не осталось ничего своего. Она как робот-полицейский из фильма про робота-полицейского. Робокоп. Робосингер.

На российской эстраде таких киборгов тоже хватает. Когда они начинают петь на очередном концерте, посвящённом Дню милиции, мне становится страшно. Это уже не люди, это какие-то зомби, с мертвенно бледными лицами, вставшие из тёмных могил, воскрешенные колдуном вуду, который кормит их ядовитым порошком. Или таблетками.

К чёрту такую карьеру! Люди должны умирать. Оказаться в нужном месте в нужное время – это полдела. Важно ещё вовремя уйти.

Каждый год на сцене появляются новые звёзды. А старые? Старые никуда не уходят. Если так пойдёт дальше, живым будет негде ступить ногой – всюду ходячие трупы. Дьяволу явно стоит пересмотреть условия о сроках в своём типовом контракте.

Живым не место среди мёртвых, как и мёртвым – не место среди живых. Так учила меня моя мудрая бабушка.

Ду ю билив ин лаф афта ла-а-аф?

О чём, чёрт побери, эта прилипчивая песня? Зомби истошно воет, слов не разобрать. Скорее всего, она имеет в виду:

Do you believe in life after love?

Типа, её любовь прошла, но она продолжает жить. I will survive. Все женские песни на одну тему. Но мне слышится:

Do you believe in love after life?

Веришь ли ты в любовь после жизни? Мне это ближе. Я – верю.

А ночью мне снится небо с моей звездой, Люди, живущие воздухом и водой, Вольные, как ветер в степях, антилопы, И та любовь, что уже после гроба.

Любовь до гроба – сказка, иллюзия, ложь. Любовь после гроба – вот истинная надежда. Это строки из моей собственной песни. Я написал её, когда мне было шестнадцать лет.

Моё детство прошло у заброшенной бойни, Мы играли костями убитых зверей. И, наверное, там я увидел и понял: Чтобы мы могли жить, они должны умереть.

Кажется, эту песню я пел, пьяный, тому одноглазому старикану, тоже пьяному вдрызг, на Заячьем острове у Петропавловской крепости. А он совал мне в руку листочек со своим телефоном, просил позвонить, обещал, что найдёт мне группу, устроит прослушивание в рок-клубе, сделает звездой.

Конечно, я не позвонил. Мало ли кто чего наговорит по пьяни.

А, может, она поёт:

Do you believe in life after life?

Тогда это точно о ней самой, с тех пор как колдун вытащил её из могилы.

Хотя я тоже умер, в некотором смысле. Я умер для мира развитого капитализма и торгово-промышленных корпораций, когда бросил свою работу в «Холод Плюс».

У героев моих любимых книг к тому дню, когда они решали послать всё к чёрту и отправиться на встречу своей судьбе, всегда очень кстати оказывались «кое-какие сбережения». Которые позволяли им «первое время не заботиться о деньгах».

Когда я написал своё заявление об уходе и вышел из офиса компании, худо-бедно кормившей меня последние годы, у меня не было никаких сбережений. Только долги. Невыплаченные кредиты за всё, чем я пользовался. Я шагнул в пустоту.

Прыгнул без парашюта – как выразился один мой приятель. Он долго и нудно жаловался мне на свою жизнь: нелюбимая жена, скучная однообразная работа, прозябание в провинциальном местечке. Я предложил ему бросить, бросить всё сразу и переехать в другой город.

Он ответил: я уже слишком стар, чтобы прыгать без парашюта. Слишком стар. А ведь ему тогда не было и тридцати!

Я сделал это. Не бог весть какой поступок, совершенно незначительный протест. Самое меньшее, на что человек способен, чтобы отправиться навстречу своей судьбе. И всё же мне пришлось побороть страх.

Когда я бросил работу, даже не получив расчёт, у меня не было ни малейшего представления, как и на что я буду жить. В бумажнике оставалась только какая-то мелочь на текущие расходы.