Елена Сазанович - Всё хоккей Страница 42

– Конечно, может быть, вдруг, еще как может! Просто Макс… Он, по-моему, выбрал правильную тактику в жизни. В основном как бывает?

– Как?

– Ну, все перестраховываясь, крестятся и лепечут всякое и так далее. А он… Он, зная, что бывает всякое, уверенно утверждает: мои самолеты не падают. И правильно! Самолеты же не падают от того говорит он это или не говорит! Они падают совсем от другого! А люди… Ему сразу начинают завидовать, но, как ни странно, верят в его счастливую звезду, может эта вера и помогает не падать его самолетам?

– М-да, – протянул я, – странным способом он избавляется от врагов.

– Ну, не то чтобы от врагов, враги есть у всех, даже если мы о них не знаем. Просто таким способом он, скорее, избавляется от неудачи. Ведь уверенным на все сто на все сто и верят! А уверенным уже на 99 процентов верят на один лишь процент. И то в лучшем случае. А скорее всего, вообще не верят.

Тоня вытащила бутылку пива из холодильника, который находился в этой же комнате. И заговорщицки подмигнула.

Я неуверенно кивнул в ответ.

– Знаете, еще пару тройку месяцев назад я вообще не пил. Только не стоит утверждать, что когда-нибудь надо начинать.

– Не буду, хорошо, не буду. Но все же… Ведь когда-нибудь надо начинать, чтобы закончить? А? Так что – за рождение и смерть? Не так ли?

Мы расхохотались. И что я здесь делаю? И зачем? Скорее всего, меня влечет сюда тоска о прошлой жизни, о модных и хорошеньких девчонках, о том, на что я имею право. Но…

Но в то же время, как ни парадоксально, я чувствовал, что Тоня, эта милая рыжеволосая Тоня, которую еще пару месяцев назад я, не задумываясь, сгреб бы в охапку и жадно расцеловал, меня теперь не волнует. Я (но этого не может быть!) думал, нет же, нет, точнее тосковал (это вообще невероятно) о Смирновой. Об этой серенькой невзрачной женщине, такой же устаревшей в этом мире, как и ее быт, ее достоинство. Я словил себя на мысли, что ни сама юность, ни ее яркость, ни ее надуманные ранние разочарования меня не прельщают. Мне хотелось, как это ни грустно, старости, мне хотелось усталости и покоя. Так же, как совсем недавно я попрощался с хоккеем, со своим домом, с принцессой Дианой, с желанием победы и вершины Олимпа, так же сегодня я спешил расстаться с молодостью и поскорее закрыть на все замки за собой дверь. Чтобы меня не тревожили.

Эта юная рыженькая девчонка, словно явившаяся из моего прошлого, меня уже и впрямь не тревожила. И мне от этого ни капельки не было досадно. Пульс был ровным, голова ясная и рука твердая, когда я наливал очередной бокал пива.

– Ну что, теперь за наше общее дело – медицину? – мы звонко чокнулись бокалами. – Анатомия души и анатомия тела. И что важнее?

– Анатомия разума, – Тоня постучала себя по голове. – Я ведь будущий врач-психиатр. Это, пожалуй, самое бессмысленное ремесло в медицине. И результаты их труда менее всего заметны. Здесь уже не стоит вопрос спасут или не спасут. Здесь главное сделать человека более равнодушным. Равнодушие – главный принцип спасения в психиатрии. И главное лекарство. Так выпьем же за равнодушие! За залог долгой жизни любого человека.

Я задумчиво посмотрел на Тоню. Про равнодушие я уже проходил. Эти уроки мне успешно давала мама. И я сдавал экзамены на отлично.

Тоня меньше всего походила на мою мать. И меньше всего выглядела равнодушной. Хотя… ей ведь было всего двадцать. И сдать этот экзамен она еще успеет.

– Значит, уроки по равнодушию тебе успешно дает Макс. Любопытно, не слишком ли много психиатров на одну лестничную клетку?

– А у меня не было выбора. На кардиохирурга, как мой дядька, я бы просто не потянула. Не жалуют девушек в хирургии. И правильно делают.

Я вспомнил, как Смирнова упоминала об операции Макса на сердце. Что ж, похоже, очередная сделка Макса Запольского. Ему здоровое сердце от дяди, он – светлое будущее в психиатрии для его племянницы.

– Значит, не только в уроках по равнодушию преуспел ваш сосед. Уроки по психиатрии не менее безупречные?

– Безупречно можно только лежать и плевать в потолок. А Макс работает, и работает много. У таких людей я сочту за честь брать уроки.

Похоже, эта рыжеволосая чертовка, играющая в равнодушие, была и впрямь в него влюблена. Мне стало чуть-чуть досадно от этой мысли. Неглупая, симпатичная девчонка, острая на язык и этот напыщенный самодовольный тип, претендующий на гениальность. Но лишь претендующий, утешил я себя.

– Эти блестящие уроки вы берете со школьной скамьи? – не выдержал я, откровенно съязвив.

Тоня бросила уничтожающий взгляд в мою сторону.

– К вашему сведению, на школьной скамье я была отличницей. Сидела на первой парте, носила круглые очки и заплетала толстую косу. Но в то славное время я жила в другом месте и о существовании гениального Макса даже не подозревала. Что, впрочем, не помешало мне успешно сдать экзамен в мединститут. А вы, насколько я поняла, не такой уж и друг Максима. Впрочем, это не удивительно. При всей общительности у него, по-моему, так и не получилось с друзьями. И в этом случае он наверняка прав.

– Но зато вы, Тонечка, не во всем правы. И не все вы знаете про Максима. У нас с ним был общий друг. Может быть, вы слышали, он погиб. Я теперь пробую писать про него книгу. А на счет наших отношений с Максом, здесь вы, пожалуй, угадали. Общий друг вряд ли нас сможет сделать друзьями. Да это и не обязательно.

Тоня сморщила лобик. Изящно затянулась тоненькой сигареткой и выдохнула дым в сторону открытой фрамуги.

– Да, да. Я что-то слышала про эту нелепую смерть. Максим очень переживал. Он считает, что это именно его долг написать книгу про своего коллегу, – она запнулась и неуверенно добавила. – И друга.

– Вот видите, у нас одинаково развито чувство долга. Хоть погибший не был моим коллегой, а только другом, – уверенно заявил я и сам испугался своих уверенных слов.

Мне на секунду показалось, что Смирнов и впрямь был моим настоящим товарищем. И я периодически стал забывать о своем прямом участии в его смерти.

– Но, увы, в этом случае я вам ничем помочь не могу.

Тоня резко встала, хмель от пива прошел. Она откровенно посмотрела на часы, давая мне понять, что больше нам разговаривать не о чем.

– Я понятия не имею про этого человека. И ничего не могу вам про него рассказать.

– А ваш дядя? Если он знаком с Максом, вполне возможно он знал и Смирнова?

– А с чего вы взяли, что мой дядя знает Максима?

Я растерялся. Я бил вслепую. Мало ли какой врач мог сделать Запольскому операцию на сердце? Конечно, можно ответить, что они знакомы, только потому, что Тоня – соседка Макса, но я решил идти наугад до конца.

– А как же иначе? – я удивленно пожал плечами. – Ведь ваш дядя делал Максу операцию на сердце?

Я неотрывно смотрел на девушку. Она хладнокровно выдержала мой навязчивый взгляд.

– Вообще-то Макс предпочитал не распространяться на эту тему, но если вы знаете, – она пожала плечами. – Макс считает себя абсолютно здоровым человеком и умеет забывать прошлое, особенно, если оно столь неприятно. И потом… Не только Макс обязан дяде, тот в свою очередь тоже к нему обращался.

А вот это было для меня полной неожиданностью. Я без разрешения девушки налил себе еще бокал пива.

– Хирург к психотерапевту? Это что-то новенькое.

– Можно подумать, что у хирургов не бывает стрессов. Впрочем, я ничего не знаю об этой истории. По-моему, она слишком примитивна и попахивает любовной мелодрамой. Я от дяди не ожидала таких банальностей. Я считала его всегда незаурядной личностью. А тут… Он вдруг на грани нервного срыва. Кстати, Максу удалось ему помочь.

– Получается, что известного хирурга, э-э-э, – замычал я, словно припоминая фамилию.

– Маслов, его фамилия, если вы не знаете, но боитесь спросить. А мне скрывать нечего. Наоборот, я горжусь, что мой дядя – известный хирург Маслов.

– Известного хирурга Маслова посмела бросить девушка? – я изобразил на своем лице удивление.

Тоня в ответ на мою неудачную гримасу лишь усмехнулась.

– Во-первых, тогда он не был известным. А во-вторых, сколько я его знаю, он всегда был женат. У меня вообще такое ощущение, что он родился уже женатым, настолько привязан к своей семье. Вот и все объяснение. Любовь не всегда ко двору.

– Чаще всего не ко двору, а со двора, – я вдруг вспомнил Диану и скривился.

– Похоже, и у вас случались любовные разочарования?

– А вы можете назвать того, у кого они не случались?

Тоня звонко рассмеялась, встряхнув рыженькой челкой.

– Как ни фантастично звучит, но могу. Макс, к примеру.

Я не выдержал и зло бросил в ее разрумянившееся личико.

– А вот вы, к примеру, его безжалостно бросите, и ему даже ни капельки не станет грустно?

Румянец мгновенно пропал, Тоня побледнела, сжала кулачки и даже бросила взгляд на пепельницу. Я даже подумал, что она вот-вот ею в меня метнет. И невольно отбросил голову назад. Но девушка набрала воздух и тут же его выдохнула.