Мануэла Гретковская - Полька Страница 42

В спальне чищу пылесосом репродукцию Ротко «White and Greens in Blue»[109]. Согласно воле художника, я воспринимаю картину как врата, а не как украшение. Протираю тряпочкой репродукцию двери: зеленые и белые прямоугольники на синем фоне. Ротко наиболее убедительно нарисовал Переход на Другую Сторону.

«Меня интересует только выражение элементарных эмоций, — писал он, — отчаяния, экстаза, смирения с неизбежным, а тот факт, что многие зрители волнуются и плачут перед моими картинами, доказывает, что мне удается эти чувства передать».

И в самом деле, на меня очень действуют эти его абстрактные двери картин. Они сентиментальны, насколько могут быть сентиментальны цветные прямоугольники. От них исходит поэзия «штетла» — местечка, — но не столь многословная и на грани кича, как шагаловская. (Шагал, Ротко, Сутин бежали из восточноевропейских местечек на Запад.) Париж не пошел Шагалу на пользу, он смешал еврейскую поэтичность с западной легкостью. Слишком много у него летающих невест, накачанных воздухом французской любви. Сутин тоже покинул свое белорусское местечко и перебрался на Запад. Однако он не поддался воспоминаниям, окрашивающим прошлое в цвета детства. Сутин обеими ногами стоял на земле, держась за развешанные в мастерской мертвые туши. Художник упорно изображал мясо поэтической плазмы и ее сладковатые аллюзии, возносящие трупы к райским вратам.

Нью-йоркскому Ротко (Ротковицу) ближе трепещущий перед тайной бытия Сутин, нежели Шагал. Из латышского гетто он добрался до Америки. Смешал хасидскую мистику и функциональную геометрию Нового Света. Прямоугольные небоскребы и деревянные халупки, горящие желтым пламенем свечей. Сквозь его абстрактные, современные картины просвечивают запыленные окна местечка, из-за которых доносятся молитвы и поучения раввина: «Не изображай ни Бога, ни человека». Поэтому абстрактность Ротко — выражение не веры, но ее исповедания.

Он не пользовался линейкой. Разорванные прямоугольники и квадраты прорастают у него из фона, демонстрируя органичность метафизики. Ее пантеистическое срастание с миром видимого. Без той холодной черты, что разделяет Создателя и его творение. Картины Ротко излучают теплый свет понимания. Если свет как таковой и геометрические формы могут быть выражением чувств, то живопись Ротко не так уж отлична от смиренной мудрости Рембрандта и вопля Бэкона, удушающего человека в клетке. Их картины об одном и том же — Неназванном, а следовательно, Неисповедимом. И причиной тому не страх, а мистическое бессилие.

Мистик, утративший свое видение, опускается на землю и не находит там адекватного слова, образа. Еще мгновение назад одаренный сверхчеловеческой способностью выйти за пределы чувственного мира, он возвращается в камеру тела. Можно выкрикивать из нее темные поэтические слова или протягивать израненные руки сквозь прутья телесной решетки, пытаться рисовать на стене дверь, ведущую к настоящей свободе. «Картина — не украшение, но врата». Ротко нарисовал много переходов и туннелей. Мой выход — «коричневый и зеленый».

13 февраля

Боюсь ли я родов? Они представляются мне столь же реальными, как рождение через пупок. Мне даже стал нравиться живот. Он занимает половину меня. Он такой беспомощно-новорожденный — с этой своей бесформенностью, складками на бедрах. Лысый, сжавший во сне глазик пупка. Петушок щелкает «кэноном» — я на фоне голубой стены в гостиной.

— Документация, — объявляет он.

Религия: «Кэнон» по-японски — Будда Милосердия. Щелк-щелк, фотографические мантры.

Смотрим новые серии «Городка». Из этого получилось бы настоящее довоенное кино. Большинство польских фильмов и сериалов похожи друг на друга. Другая эпоха.

Я выхожу из комнаты — не могу смотреть на фокусы нашей Звезды. Она порезала текст, поменяла местами сцены. Решила, что она тут главная — может подписывать документы, брать на себя чужие роли. Набор глупостей, прикрытых прелестной улыбкой. Ну что ж, она красива, чудесно играет, но… Возможно, я научусь быть более снисходительной, когда Поля изрисует мою картинку, а я, вместо того чтобы надавать доченьке по попке, растроганно поцелую ее грязные лапки.

Ксендз, специалист по сектам, несколько лет присматривался к Мэрилину Мэнсону. «Сатанист до мозга костей», — сообщил он телезрителям свой диагноз. Вероятно, высшая степень сатанизма в польском костеле — «до мозга костей». Когда уже нечего спасать, по-августински отделяя чистую душонку от ее пороков. Подретушированный, в странных контактных линзах, возбуждающий скорее жалость, чем ужас, Мэнсон — развратитель молодежи. В Швеции считается, что он похож на персонажа комиксов. Зрители были разочарованы его стокгольмским концертом — никаких новых открытий. Переодетого серийным убийцей, епископом, обиженным андрогином, его выручила неплохая музыка, потому что сам имидж уже весьма затаскан.

А в Польше вполне серьезные мужики обсуждают, разрешить ли Мэнсону дать сатанинский (дьявол из комикса) концерт в Варшаве. Подлинные сатанисты, растлевающие душонки моего поколения, сидят в сейме, греются в свете телеюпитеров. Считать ли это наступлением новой веры, выбором в пользу медийного искупления?

15 февраля

Что говорит по поводу отеков моя протестантско-шведская библия для беременных? Всегда столь прямолинейная и лаконичная. Вот и на этот раз авторы без всякого ханжества описывают ситуацию: «Опухшая и замученная гормонами, ты втайне мечтаешь родить до срока». Мечтаю. Лучше всего не только до срока, но и во сне (подобно самой легкой смерти). Не представляю себе родов. Пухну себе и пухну, вот возьму и лопну в один прекрасный день без всяких родовых схваток и кошмарной боли.

Спасибо Зосе за то, что поливала цветы. Она рассказывает о знакомой, которой этим летом пришлось ехать за двести километров в другой город, потому что все стокгольмские роддома были заняты. Я впадаю в истерику:

— Ты ведь им не позволишь, правда? Я боюсь не родов, а того, что придется рожать дома в ванной, обещай, что не допустишь этого.

— Я тебя прямо сейчас отвезу и оставлю там. Ради блага всей семьи.

16 февраля

Петушок на выступлении школьного кабаре своего сына. В гимназии провели общеобразовательную неделю любви. Болтали о сексе, чувствах, знакомились с парами геев, которые объясняли детям, что такое гомосексуальная любовь. В качестве финала этих развлечений a la[110] День святого Валентина пятнадцати-шестнадцатилетние подростки устроили для родителей программу «Любовь». Ребята без всякого смущения распевали скабрезные песенки. Никаких кретински-воркующих картонных голубков на фоне сердечка — сцену заняли барышни в неглиже и смелых декольте, раскачивающиеся на метровом (картонном, конечно) члене. Петушок оглядел зал — не краснеют ли родители, не прячут ли глаза. Ничего подобного. Взрослые развлекались и аплодировали своему столь чудесно развитому потомству. В конце концов, дети — тоже плод любви.

Я перегуляла в лесу. Ложусь, дремлю. Человек так старается быть человеком. Не описаться, не обкакаться, не облеваться. Изображает цивилизованного чистюлю, контролирующего собственные инстинкты. Человек, пожалуй, уже самим собой доводит себя до невроза, судорожно сжимая всевозможные отверстия и мочевой пузырь. Бегу в ванную.

17 февраля

У меня педагогический талант. Представляю себе, как буду учить Полю — из чего слеплен мир, как писать буквы, складывать числа. Наверное, лучше начать с вычитания, пусть сразу поймет, сколько можно потерять. Я даже придумала для нее сказку. Однако я лишена физиологического таланта, помогающего выносить беременность. Это «выпученное» на полметра вперед пузо — выше моих сил. Охотнее всего я бы залегла, вывесив табличку: «На сносях». Превращаюсь в вареник. Ни с того ни с сего засыпаю среди дня. Поля увлекает меня в свой сонный мир?

22 февраля

Последняя неделя перед Великим постом, так называемый жирный четверг. Мы уже месяц «жируем» по всем шведским правилам — карнавальными пирожными с начинкой, подобными самой зиме: снег взбитой сметаны, лед белого марципана. Разврат (по шведским меркам), спрятанный в обыкновенной дрожжевой булочке, усыпанной крошками настоящей коричневой ванили. Сведенборг под конец жизни питался исключительно ими. Устроил себе карнавал вплоть до самой смертной Пепельной среды.

23 февраля

Петушок решил узнать, правда ли, что из Стокгольма ссылают в «ближайшее родительное отделение» — Уппсалу или Содертелье. Ему выдали список больниц, в которые следует звонить при первых схватках. Если не будет мест, нас направят в другой город.

— Я кладу возле телефона. — Петр оставляет бумажку.