Терри Сазерн - Грустное кино Страница 42

– Поскорей! – шепнул С. Д., снимая пиджак.

Липс с работником морга закончили пересчет и направились к двери.

– Я подожду в машине, – буркнул Липс.

Морти спрыгнул с лесенки и метнулся в сторону от улицы – так что когда двое мужчин спустились по ступенькам, они пошли в противоположном от него направлении.

Выждав с минуту после того, как они завернули за угол, Морт на цыпочках подобрался обратно к окну и заглянул под штору.

– Боже милостивый, – вымолвил он, и челюсть его отвисла.

В комнате, у самого стола с покойницей, абсолютно голый (не считая черных очков) С. Д. как раз пристегивал странное, похожее на искусственный член приспособление поверх своего уже возбужденного пениса, придавая ему поразительную, даже карикатурную длину и толщину. Затем он извлек из замшевого саквояжа, который теперь лежал на полу, баночку, надо полагать, с вазелином и принялся энергично намазывать приспособление.

Голый С. Д., в одних только черных очках и с диким приспособлением на пенисе, и так являл собой по-настоящему причудливое зрелище. Но когда он с серьезной миной принялся массировать и смазывать абсурдно преувеличенный фаллос, впечатление стало просто потрясающим.

Прямо на глазах у изумленного Морта старик элегантным жестом сдернул с трупа простыню, развел ему ноги, согнул колени, расположился между ними и стал маневрировать приспособлением, стараясь его ввести.

Морти, испытывая легкое головокружение от увиденного, начал было спускаться по лесенке, но резко остановился, когда изнутри донеслись звуки, в которых он безошибочно узнал голос С. Д. Он снова нагнулся к окну, напряженно вглядываясь и вслушиваясь, пытаясь разобрать хриплую речь. Затем Морт все-таки разобрал этот громкий театральный шепот, выражавший почти пугающую настойчивость:

– Ты, сука, а ну скажи, что не чувствуешь его! Только попробуй! Только скажи мне, что не чувствуешь его, сука вонючая!

15

– Таким образом, – объяснял Борис Энджи, – необходимость этой сцены, как я ее вижу, заключается в том, чтобы совершенно определенно, без всяких сомнений установить, где в данный конкретный момент находятся мысли Мод – то есть обозначить всю степень ее мании, которая приводит ее на самую грань безумия.

Энджи неотрывно смотрела на него, в глазах ее поблескивало обожание.

– Ты такой чудесный, – негромко сказала она.

Наркотик, на котором она торчала, насколько смог выяснить Тони, представлял собой сочетание первитина (по-простому – «винта») и жидкого опиума, предположительно приправленных чем-то для стабилизации смеси. В любом случае эффект от него был как от чудовищного транквилизатора широкого спектра действия, поскольку эта балда сразу и страшно поднимала, и страшно опускала. Месяцем раньше наркотик прибыл на студийный почтовый ящик для поклонников Анджелы Стерлинг – небольшая картонная коробка с двенадцатью большими капсулами, каждая в своей ячейке. Сопроводительное письмо гласило:

«Дорогая мисс Стерлинг!

Я аспирант университета в Беркли, где изучаю передовую химию.

Нет нужды говорить, что я также ваш горячий поклонник. На днях я прочел (в „Серебряном экране"), что вам «порой бывает грустно». Когда вам в следующий раз будет грустно, попробуйте одну из закупоренных капсул.

С наилучшими пожеланиями продолжительного успеха

На внутренней стороне крышки было написано: «Для грустной девочки».

Анджела тут же отложила коробку в сторону и забыла про нее. Позднее, пакуя вещи для поездки, она снова наткнулась на нее и поспешно присоединила к множеству других своих медикаментов. Затем, повинуясь внезапному побуждению, когда у нее возникли проблемы с первой сценой, Энджи приняла одну капсулу. Все остальное было уже историей кинематографа или надеялось вскоре таковой стать.

Тони удалось выяснить природу зелья – сперва он рылся в вещах Энджи, пока не нашел ее «аптечку», а дальше последовал долгий и в высшей степени импрессионистский процесс проб и ошибок. «Винт» он опознал по его эффекту, а жидкий опиум – по вкусу и черноте. На съемочной площадке Тони появился капитально удолбанным.

– Вот оно, – сказал он, вручая Борису образец. – Советую тебе немедленно принять одну штуку.

– Что это? – спросил Борис, внимательно разглядывая капсулу.

– Ну, это «что-то еще», чем бы оно ни было. «Грустная штучка» называется… гм, то есть, «Грустная девочка».

– Сколько у нее всего?

– Гм, семь… нет, шесть… э-э, вообще-то пять, не считая этой.

– Ладно, положи ее назад, – твердо сказал Борис, возвращая Тони капсулу. – И больше не бери. Они ей нужны.

Основная мощь данной сцены заключалась скорее в ее полностью осознанной интенсивности, нежели в чем-то новом или эротичном в плане самого действия – которое представлялось достаточно примитивным: Мод и ее любовник исполняли классический вариант «шестьдесят девять», когда одновременно производятся минет и куннилингус.

– Я думаю, красота этого акта, – голосом мягким и серьезным продолжал Борис, плавно жестикулируя, – будет исходить из его абсолютной… чистоты.

– Только ты красив, – выдохнула Энджи, – и чист. Ты – все, что красиво и чисто.

– Гм. – Борис взглянул на нее с тревогой.

Энджи казалась под такой балдой, что он уже начинал сомневаться, сможет ли она сыграть сцену. В то же время он с легкой тоской подумал о том, что теперь, под воздействием этой очевидно колдовской пудры для мозгов, быть может, наконец-то удастся убедить ее проделать акт с полным введением пениса без дублерши. «Нет, – тут же прикинул Борис, – это безумие. Анджела Стерлинг никогда не потерпит того, чтобы ее „выебли перед камерой", как она сама выразилась».

– Ладно, Лас, – устало сказал он, отворачиваясь от Энджи. – Думаю, вот что мы сделаем. Мы снимем до срезки… совмещая ее со старой, извиняюсь за выражение, «вставкой», ага? Ха-ха-ха. – Смех его был как похоронный звон.

– Послушай, – продолжил Борис затем, опустив голову, закрыв глаза и растирая большими и указательными пальцами виски, – по-моему, у нас проблема… с этим «шестьдесят девятым»… это ведь капитальное клише, верно? Чтобы проделать это… серьезно… незатейливо… сообразно… – Тут он открыл глаза и посмотрел на Ласа – который ожидал с мягким, благожелательным выражением на лице, словно бы говоря: «Давай, Б., излагай, а уж мы это ухватим!». И Борис продолжил: – Думаю, Лас, лучше нам здесь взять анал – язык. Иначе мы в беде… – Он снова опустил голову, приложил ладонь ко лбу, страшно измотанный физически и в то же время получая любопытный расслабляющий кайф от контакта с Энджи и Тони. – Иначе… – повторил он в раздраженной и до странности жалобной манере, – эта сцена просто свернется в клубочек и умрет – в стиле Д. Г. Лоуренса. Я хочу сказать, нам здесь нужно заткнуть дырку между поколениями, врубаешься?

16

– Итак, Фераль, – объяснял Борис с великим тщанием и целеустремленностью, – в этой сцене ты будешь целовать мисс Стерлинг ее… как ты там говоришь, «пом-пом»?

– Пом-пом, – кивнул Фераль, дико ухмыляясь. – Пом-пом, да! Но не настоящий поцелуй, да? Только поцелуй, чтобы все поверить, да?

– Ну да. Но, знаешь, я как раз об этом хотел с тобой поговорить. Итак, у нее там эта штуковина, верно? Кусок ткани… поверх ее пом-пома, да?

– Да-да, кусок ткань поверх пом-пом!

– Верно. В общем, Фераль, я бы хотел, чтобы ты забрался своим языком… – тут Борис сделал паузу, чтобы показать Фералю свой язык и потыкать в него пальцем, – языком, да? Чтобы ты забрался своим языком под ткань… и в ее пом-пом. Понимаешь? – Поскольку Борис говорил с высунутым языком и при этом всячески его изгибал, демонстрируя маневры, речь его стала довольно невнятной. Ему пришлось еще пару раз повторить то же самое – но даже в таком исполнении Фераль быстро все ухватил.

– Да-да, Фераль язык в пом-пом! Она знать? Мисси Стерлинг знать?

– Ну да, в этом-то все и дело, понимаешь. Мы должны проделать это очень… медленно… мало-помалу… очень медленно… – Борис не знал, какие слова ему лучше использовать, а потому выполнил краткую пантомиму руками. – Как лев… и антилопа, да? – И руки его принялись изображать подкрадывающегося к антилопе льва. Фераль энергично закивал, выражая полное понимание.

– Ей понравиться? – захотел узнать он. – Мисси Стерлинг понравиться Фераль язык в пом-пом?

– Гм. Ну, думаю, очень даже может быть, что понравится. Так или иначе, кто не рискует, тот не выигрывает. – Борис похлопал его по спине. – Верно, Фераль? Но помни – полегче, полегче.

– Да-да. – Фераль опять закивал в сердечном согласии. – Да-да. Мы охотиться как лев! Мы охотиться за пом-пом!

17

Инцидент под названием «С. Д. в морге» так разволновал Морти, что, сбежав с места событий – дальше по проулочку, в противоположном направлении от «мерса», – он остановился у первого же попавшегося бара и зашел туда по-быстрому пропустить рюмочку-другую для восстановления душевного равновесия. Однако Морти, должно быть, заказал больше, чем рассчитывал, ибо к тому времени, как он закончил заливать глаза и вернулся в психбольницу, выяснилось, что его «пациент» сбежал из палаты. За собой он оставил развернутый по коридорам и кажущийся бесконечным – точно сброшенная кожа огромной белой змеи – хвост широкого стерильного бинта, которым его так тщательно обернули. Судя по виду этого бинта, «пациент» двигался по коридорам с жуткой скоростью и целеустремленностью.