Зои Хеллер - Правдолюбцы Страница 42

На кухню вошла Одри:

— И где эта чертова еда?

Атмосфера за ужином была тягостной, даже по меркам Перри-стрит. Роза надменно молчала. Ленни изъяснялся односложно. Одри то впадала в рассеянность, словно забывая, где находится, то демонстрировала пресловутый крутой нрав. Застольная беседа заглохла бы, едва начавшись, если бы не Таня.

— Я конкретно против войны в Ираке, — объявила она, стоило всем усесться за стол. — Я конкретная пацифистка, правда, Лен? Не разрешаю убивать даже тараканов в своей квартире.

— Угу, — будто через силу буркнул Ленни.

— Значит, ты выступала бы против тех американцев, что сражались во Вторую мировую войну? — спросил Майк.

— Разумеется! — воскликнула Таня. — Конкретно против. Насилие ведет только к еще большему насилию.

Карла сидела как завороженная, изумляясь самоуверенности, с какой высказывалась эта девушка. Насколько проще жить, когда искренне веришь, что школьные познания позволяют с апломбом судить обо всем на свете.

— Слыхала, ма? — обратился Майк к Одри. — Таня сожалеет, что мы воевали против нацизма!

— Что? — встрепенулась Одри, до того задумчиво накладывавшая еду себе на тарелку. — Ах, Таня, ну да, у нее полно забавных идей… — Она пристально изучала содержимое серебристого контейнера, стоявшего перед ней. — Знаешь, Роза, вряд ли тебе можно есть это блюдо. В нем свинина. (Роза невозмутимо орудовала палочками.) Ага, значит, это особый кошерный боров — обрезанный!

Роза отложила палочки:

— Ха, ха. Очень остроумно, мама.

— Вчера мы с Ленни попали на такую прикольную вечеринку, — после небольшой паузы сказала Таня. — Гуляли по Трайбеке и наткнулись на клуб, а охранником там старый приятель Ленни, он нас и впустил. И оказалось, что у них вечеринка «Доритос» — ну, знаете, чипсы. Они запустили новый сорт с мескитовым вкусом. И там был типа зал, очень большой, а в нем ледяные скульптуры чипсов — просто обалдеть…

Карла внимательно слушала речи Тани. Она догадывалась, что вечеринкой «Доритос» эта девушка восхищается не всерьез — это такая ирония, как и ее футболка, — но все же Карлу удручала мысль, что Ленни растрачивает свою жизнь на подобные глупости.

— А потом, примерно в час ночи, — рассказывала Таня, — в зал по такой шикарной лестнице спустился Энрике Иглесиас. Реально! Все охренели.

— Кто такой Энрике Иглесиас? — поинтересовалась Одри.

— Поп-певец, ма, — объяснил Майк.

— Повсюду типа искусственный лед, — продолжала Таня, — а Энрике поет песню про то, какие потрясные и вкусные эти новые чипсы…

— Вот вам истинное лицо капитализма, — мрачно изрек Майк. — Кандагар в огне, а они устраивают свистопляску вокруг картофельных чипсов.

Таня хихикнула. Прохладная реакция ее ничуть не расстроила. Она даже выглядела довольной, словно неспособность родственников Ленни посмеяться вместе с ней служила лишь очередным лестным доказательством ее собственной необычайной, бунтарской натуры.

— Что же ты молчишь. Роза? — Одри пихнула локтем младшую дочь. — Давай, поведай нам, чему ты сегодня научилась в еврейской школе.

— Я уже говорила, мама, сегодня занятий не было. Я ездила к папе.

— Ой, дайте ей конфетку! Девочка навестила родного отца! — издевалась Одри.

— Я виделась с доктором Крауссом. Похоже, он очень обеспокоен…

— Ради бога! Не желаю ничего слышать об этом уроде. Ненавижу этого надутого как индюк, плоскозадого альбиноса. (Все, кроме Розы, засмеялись.) Нет, правда, у меня от него мурашки по коже! Есть в нем какая-то гнильца. Не удивлюсь, если он страдает генитальным герпесом.

Хохот становился все громче. Роза, стиснув зубы, смотрела в тарелку.

— Ну же, Роза, улыбнись, — подначивала ее Одри. — От смеха твое личико не треснет.

— Я бы улыбнулась, мама, если бы услышала что-нибудь смешное.

— У-у-у, — Одри притворилась пристыженной, — Йентль[39] гневается.

— Я пытаюсь донести до тебя то, что доктор Краусс сказал о папе…

Одри ударила ладонью по столу:

— А может, я не хочу говорить о твоем отце на моем гребаном дне рождения!

Подавшись вперед, Майк постучал ложкой по кружке с вином:

— Прошу внимания…

Карла сжалась: вот оно, сейчас он объявит об их планах усыновить ребенка.

— Нет, нет, Майк, — раздраженно отмахнулась Одри, — не валяй дурака. Все это здесь ни к чему.

Майк побагровел и отложил ложку в сторону.

— Мне надо отлить, — встал из-за стола Ленни.

— Лен, зайчик, — с ласковой насмешкой сказала Одри, — непременно сообщи нам, когда захочешь по большому. — Проводив глазами сына, она опять повернулась к Розе: — И все же, чему ты учишься в своей школе?

Роза опустила веки:

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

— Как приготовить идеальную грудинку?

— Будь добра, мама, прекрати, — с высокомерным видом ответила Роза.

— Но почему такая таинственность? Может, у вас там орудует сраный Моссад?

С тяжким вздохом, тщательно выговаривая ивритские слова. Роза объяснила:

— Я изучаю парашат ха-шавуа.[40] Каждую неделю мы разбираем определенный отрывок из Торы.

— О-о, да без этого просто нельзя прожить!

— Смотря как жить, — со снисходительной улыбкой парировала Роза. — Я очень мало знаю о моем религиозной наследии и хочу…

— Извини, — перебила Одри, — на свете существует масса вещей, о которых ты очень мало знаешь. О квантовой физике, например. Офигенная штуковина, но ты почему-то ее не изучаешь.

— Мама, мы же отмечаем твой день рождения, — напомнила Карла. — Давайте праздновать.

На нее никто не обратил внимания.

— Верно, — согласилась Роза, — но в настоящий момент меня интересует история моего народа, мои корни.

— Корни? Твой народ? — переспросила Одри. — О чем это ты. Роза?

— О евреях. Жаль тебя огорчать, но мы — евреи.

Одри захлопала в ладоши:

— А Майк крещеный. Не вступить ли ему в «Арийские народы»?[41]

— Ты действительно веришь в Бога? — ухмыльнулся Майк.

Помолчав, Роза ответила с горделивым достоинством:

— Это сложный вопрос, Майк. Иногда верю.

— Великолепно, черт подери! — воскликнула Одри. — «Иногда»! Что бы это значило?

— Послушай, — вскипела Роза, — не могла бы ты, хотя бы изредка, поддерживать меня в том, что я говорю или делаю, а не изгаживать все и вся, как это у тебя принято?

Одри глянула на нее с преувеличенным изумлением:

— Что ты такое говоришь? Я всегда поддерживаю моих детей.

— Ну конечно.

— Разве нет? Я всегда хотела только одного: чтобы ты была довольна и счастлива.

— У меня сложилось иное впечатление.

— И какое же?

— По-моему, ты бы удавилась с горя, если бы увидела, что я по-настоящему счастлива.

В полной тишине все с затаенным страхом смотрели на Одри. Но та лишь сказала:

— Эти религиозные дела превращают тебя в психопатку, Роза.

Снова зазвенели кружки и задвигались палочки.

— А по-моему, религия — это круто, — встряла Таня. — Я тоже хочу развиваться духовно.

— Тебе не помешало бы, — пробормотала Одри.

— Я серьезно. По-моему, нужно быть терпимым к вере других людей.

— Зачем? — оскалилась Одри. — Зачем это нужно? Почему я должна уважать то, что считаю полным говном?

— Ну, — ничуть не испугалась Таня, — вы же хотите, чтобы другие люди уважали ваши убеждения.

— Ты смешала все в одну кучу, детка, — рассмеялась Одри. — Мои убеждения основаны на объективных фактах и научных выводах. А Роза верит в старого пердуна, который сидит на небесах и хватается за сердце всякий раз, когда еврей съедает креветку. Если человек начинает исповедовать такой бред, тут уже не до уважения его взглядов, тут надо звать долбаного врача.

— Только креветки нельзя есть? — живо заинтересовалась Таня. — Или все морепродукты? Мне кажется, я не в силах отказаться от роллов с лобстером…

— Не волнуйся. Розу хлебом не корми, только дай от чего-нибудь отказаться. Она любит вериги. Воздержание — ее конек. Иначе как бы ей удалось прожить четыре года на Кубе в глинобитной хижине…

— Точно, я ужасно сглупила, — съязвила Роза. — А ведь могла сидеть дома, как ты, и направлять революцию из особняка в Гринвич-Виллидж.

Одри задумчиво посмотрела на дочь:

— Знаешь, чего тебе не хватает, Ро? Парня. Уверена, Майк с удовольствием познакомит тебя с каким-нибудь приличным молодым человеком из профсоюза, правда, Майк?

— Мама…

— Я не шучу. Немножко секса пойдет тебе только на пользу…

— Прекрати! Ты можешь прекратить!

Одри удовлетворенно улыбнулась:

— Видишь? Я права. Ты очень напряжена. Необходимо выпустить пар…