Нэнси Хьюстон - Обожание Страница 42

Я могу взять напрокат какой-нибудь фильм из тех, о которых он мне говорил, например «Неприкаянных»[19] Хьюстона[20], и смотреть его вместе с ним, и ощущать, как в моей груди растет его сочувствие к сломленной Мэрилин…

Он часто приходит ко мне по ночам.

В одном недавнем сне я вошла в комнату, где лежало его тело. Я знала, что Космо мертв, но думала, что, возможно, он согласится прийти и поговорить со мной. Так и случилось: хотя тело Космо лежало на смертном одре, он с улыбкой приблизился ко мне и сказал: «Знаешь, Эльке, смерть не имеет ничего общего с тем, как ее описывают, она вовсе не так ужасна и, пожалуй, даже приятна… — потом этот вечный соблазнитель расхохотался и добавил: — Вообрази, стоило мне тут появиться, как все ангелы перессорились из-за моей души!»

Космо жив, ваша честь, Космо воскрес! Иногда он мелькает в других людях на улице или в бистро. У того мужчины его волосы — густые, всклокоченные, у другого такие же оттопыренные уши, у третьего — похожий нос или подбородок… Вот человек повернул голову — в точности как он… Та же хрупкость… Та же походка… Мне даже случалось — о, счастье! — слышать его смех. Я не упрекаю этих людей за то, что они — не Космо, напротив, я благодарна им за то, что все они, каждый по-своему, несут в себе частичку его существа.

Недавно, в разгар рабочего дня в «Зодиаке», я испытала оргазм — благодаря Космо. У одного клиента были его глаза — ореховые, с золотыми искорками; я наливала ему вино, а он посмотрел на меня, сначала я покраснела и отвернулась, но тут же поняла, какая послана мне удача, и утонула в его глазах, и десять секунд мы упивались самой настоящей любовью — полноценной, сочной. Это мгновение было прекрасно. Космо помог нам с незнакомцем урвать кусочек рая.

Он повсюду!

На днях я получила новое тому доказательство. Старикашка Табран заявился в «Зодиак» выпить кружку пива. В бистро было пусто, за стойкой Табран сидеть не может — мешает жирное брюхо, я его пожалела и подсела за столик — составить ему компанию. Не успела я опуститься на стул, как он начал бранить мэра, пересказывать старые сплетни и нарочно насмехаться над моими друзьями… Я разозлилась на этого толстощекого краснорожего хама, не чаяла поскорее уйти, как вдруг в памяти всплыла фраза, которую ни с того ни с сего произнес однажды Космо: «Он был в Австралии, Табран».

— Говорят, вы бывали в Австралии?

Лицо журналиста мгновенно переменилось.

— Ах, Австралия! — вздохнул он. — Да. Когда мне было двадцать два, я выиграл трехнедельное путешествие в эту страну и нашел там главную страсть моей жизни — китообразных.

ФИОНА

Довольно!

Простите.

ЭЛЬКЕ

Дельфины и киты.

«Во время круиза вдоль восточного побережья, — сказал мне Табран, — мы проплывали мимо океанариума в Воллонгонге. Вечером, незадолго до закрытия… я… мы познакомились с Салли — она дрессирует дельфинов, — и это была любовь с первого взгляда. Как в романах — страстная и взаимная. Она закрыла бассейн для публики, мы провели там целую ночь, и я узнал много интересного… Не только о китах!»

Знаете, ваша честь, мне и в голову не пришло посмеяться над тем, что какая-то женщина могла найти этого человека привлекательным. Кстати, он и сам похож на кита — как это я раньше не замечала? — на вполне симпатичного толстого кита. Теперь я слушала Табрана очень внимательно, потому что была совершенно уверена: то же самое репортер рассказывал Космо… в тот день, когда он сумел задать ему — как и всем остальным — главные вопросы.

«За три недели в Австралии, — продолжал Табран, — мы с Салли пережили удивительный роман. Однажды она отвезла меня в особую бухту, и мы плавали с дельфинами. Это было невероятно, Эльке, и неописуемо прекрасно. В волнах плескались сотни дельфинов, и я точно знаю, что наше общество им нравилось! Они резвились в волнах, проныривали между ног, терлись об нас, добродушно толкались… А что уж говорить о звуковых волнах, которые они испускают!.. В конце дня у меня было такое чувство, как будто я пережил шестичасовой оргазм!»

Толстяк журналист рассказывал и менялся прямо у меня на глазах, он весь светился изнутри, вспоминая волшебное приключение, пережитое четыре десятилетия назад на другом конце света. В конце я даже прослезилась.

Спасибо, Космо, прошептала я себе под нос.

Понимаете, ваша честь?

Разница не в том, что после его смерти я ничего не могу получить от него, а в том, что сама не могу ничего ему дать; он даже не услышит слов благодарности, которые я неустанно повторяю.

Космо больше не живет в настоящем. Оно и к лучшему. Он умер летом 89-го и не увидел ни падения Берлинской стены, ни окончания холодной войны, ни распада Советского Союза. Ему не пришлось переосмысливать и включать в свой скетч «Объяснение мира ребенку» геноцид в Руанде, вторую интифаду, уничтожение башен-близнецов на Манхаттене… Он даже не успел ничего узнать об интернете, а ведь его имя «подмигивает» сегодня с тысячи сайтов!

Годы, бесконечные и безразмерные, уплывают, как пароход в «Амаркорде» Феллини. Не знаю, сколько лет растаяло в тумане, господин Пико отошел в мир иной, и я стала владелицей «Зодиака», выкупив все заведение целиком (честно говоря, конкурентов у меня почти не было)… Народу в деревне становится меньше, неуклюжие красноносые крестьяне в засаленных кепках заходят все реже, зато у меня появились новые клиенты: парижане, играющие в деревенскую жизнь, бельгийские, голландские и немецкие туристы, завернувшие, по дороге на юг, на родину Жорж Санд… и женщины, ваша честь! Да, женщины теперь часто заходят в бистро, даже совсем юные, хрупкие нимфетки вроде Милены — это моя внучка, дочь Фионы. Они устраиваются за столиком на террасе, пьют абрикосовый сок и покуривают сигаретки с ментолом…

Все меняется, ваша честь!

ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ

ФРАНК

Когда в сентябре 2020 года Фиона позвонила мне и сказала, что мама умирает, я кинулся туда и сидел у ее постели. Маме было восемьдесят три года. Ночь, день и еще одну ночь я не отрываясь следил за слабеньким огоньком — тем самым, что так любил фотографировать когда-то наш отец… Наконец, на вторые сутки, на рассвете, произошло то, чего я так желал: из глаз моей матери ушла последняя искорка жизни.

Нет, ваша честь, я жаждал не ее смерти — его.

И это наконец случилось. Я издал глубокий вздох облегчения.

Клоуну-блудодею пришел конец.

Но, как только я вышел из маминого дома и отправился в «Зодиак» выпить стаканчик виски и отпраздновать, стало ясно, что я ошибся.

Бистро сменило название — теперь оно называлось «Космо».

Я сел за стойку рядом со старым кузнецом Азимоном. Ему было, верно, лет сто, крошечный высохший, согнутый в три погибели годами и отравленный алкоголем. Но когда он поднял стакан, чтобы произнести тост за Эльке, оказалось, что он все еще помнит тот знаменитый день рождения полувековой давности, на котором Космо попросил его незаметно передать записку хорошенькой официанточке.

Неделей позже, приехав в Париж по делам, я случайно услышал в метро разговор двух дамочек. Одна говорила, скосив глаза к носу: «Я воюю? Это я-то воюю?» — а другая хохотала, как безумная.

Потом я отправился навестить Фиону — она теперь живет в том же богатом предместье, где обитал наш покойный дед-банкир, — и увидел, что она сидит на крыльце со своей внучкой Джулией. Я помахал им издалека, но они даже головы не подняли. Я подошел ближе и увидел, что они играют в веревочку, — этой дебильной игре Фиону научил Космо, когда она однажды простудилась и лежала в постели…

Он был повсюду, этот Космо! Как лесной пожар… затаптываешь огонь в одном месте, а он разгорается в другом — снова, снова и снова… Как ни старайся задушить пламя — поднимешь глаза и увидишь, что горит в десяти новых местах… Это сводит меня с ума!

ЭЛЬКЕ

Ну да, я умерла, ваша честь. Вы удивлены? Понимаете, все эти события произошли очень-очень давно…

Сегодня все мы — все! — мертвы…

Все, да… Космо… Андре… Иона… Жозетта… Сандрина… Вера… Фиона… Франк… Латифа… Касим…

Как? Вы не умерли? Вы еще живы?

ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ

ПРУД

Стоит дивная погода, солнечная, не слишком жаркая…

Сейчас середина августа, но осень уже начинается…

Взгляните — там, под тополем, золотой ковер!

Примечания

1

Нуклеарной называется семья, состоящая только из родителей и детей.

2

Имеется в виду Тадж-Махал, который султан Шах-Джахан построил для своей жены Мумтаз-Махал в Агре.

3

Слова песенки Монреаля и Блондо. Перевод В. Генкина.

4