Салман Рушди - Земля под ее ногами Страница 43

(Вступает труба — это точно Сачмо. Инструмент Армстронга — это золотой рог опыта, рупор житейской мудрости. Она смеется — уах, уах — над худшим, что подбрасывает нам жизнь. Она уже слышала все это раньше.)

Где-то должно быть лучшее место. Все мы так думали. Для сэра Дария Ксеркса Камы это «где-то» была Англия, но Англия отвергла его, и он потерпел кораблекрушение, оказался один на необитаемом острове. Для леди Спенты лучшим местом была обитель чистого света, где находился Ахурамазда со своими ангелами и праведниками, но это было очень далеко, и Бомбей все больше казался ей лабиринтом без выхода. Для Ормуса Камы «лучшее» означало заграницу, но выбрать такую судьбу значило оборвать все семейные связи. Для Вины Апсары лучшим местом всегда было то, где ее нет. Всегда не там, где надо, всегда с сознанием утраты, она могла (да так и делала) безо всяких объяснений сесть в самолет и исчезнуть — и обнаружить, что новое место ничем не лучше прежнего.

Для Амир Мерчант, моей матери-космополитки, лучшим местом был город, который она собиралась построить. Для В. В. Мерчанта, истинного провинциала, была нестерпима мысль, что лучшее место существовало, оно принадлежало нам, мы жили в нем, а теперь его разрушают, чему в большой мере способствует и его любимая жена.

Это был год разделений, 1960-й. В том году штат Бомбей поделился пополам, и если новоявленный Гуджарат был предоставлен сам себе, то мы, бомбейцы, узнали, что наш город стал столицей штата Махараштра. Многим было трудно с этим свыкнуться. Все вместе мы стали жить в отделенном Бомбее, который еще больше выдвинулся в море, подальше от остальной страны; в то же время каждый из нас стал сам себе Бомбеем. Нельзя без конца делиться и дробиться — Индия-Пакистан, Махараштра-Гуджарат — без того, чтобы последствия этого не сказались на уровне семьи, влюбленной пары, глубоких тайников души. Все начинает делиться, меняться, отделяться границами, расщепляться снова и снова, и в результате разваливается. Центробежные силы становятся сильнее центростремительных. Земного притяжения больше нет. Люди оказываются в космическом пространстве.

Когда после концерта «Пяти пенни» я пешком вернулся на Кафф-парейд, не без труда отделавшись от Вайруса, то обнаружил, что наш дом стал зоной военных действий, а точнее — бездной безысходного отчаяния. Мои родители топтались по ковру гостиной, как борцы, или как если бы исфаханский ковер, покрывавший прочный пол из красного дерева, превратился в папиросную бумагу над бурлящей бездной. Глядя друг другу в глаза, налитые кровью, они видели нечто худшее, чем потеря будущего, чем потеря прошлого. Это была потеря взаимной любви.

Пока я отсутствовал, явился Пилу Дудхвала: не раздувшийся от самодовольства Пилу, возлежащий на облаке сатрапов, с которым мы уже встречались, но более спокойный Пилу, в сопровождении одного помощника мужского пола, которого он представил как Сисодию. Это был человек в деловом костюме, лет сорока, удивительно маленький, в очках с толстыми стеклами и намечающейся лысиной. Он чудовищно заикался и держал в руках битком набитый кожаный «дипломат», откуда извлек папку с планом застройки Кафф-парейд, среди спонсоров которой, перечисленных на обложке, значилась миссис Амир Мерчант, представляющая частную компанию ООО «Мерчант и Мерчант». Листая ее, В. В. Мерчант обнаружил, что Амир объединилась с людьми Пилу, чтобы протолкнуть этот проект. Помощник Пилу разложил на журнальном столике экземпляр официальной карты Кафф-парейд, на которой территории многих вилл были закрашены зеленым цветом, означавшим «на снос»; зелено-белые полосы на нескольких других означали: «ведется торг». И лишь совсем немногие из них были закрашены красным. Среди них вилла «Фракия», наш дом.

— Ваша достопочтенная су-су-супруга уже дала свое согласие на пра-пра-продажу, — пояснил мистер Сисодия. — Все соответствующие да-да-документы здесь. Так как недвижимость оформлена на ваше пст-пст-достопочтенное имя, необха-ха-необходима ваша от-от-подпись. Вот тут, — добавил он, протягивая авторучку «Шиффер».

Виви Мерчант посмотрел на жену. Ее ответный взгляд был тверд как камень.

— Потрясающий проект, — сказала она. — Представляется исключительный случай.

Пилу подался вперед в своем кресле.

— Много наличных, — пояснил он конфиденциальным тоном. — Хватит на всех.

Мой кроткий отец говорил кротко, но в мыслях его не было кротости.

— Я знал, что что-то готовится, — ответил он, — но это превзошло все мои предположения. Насколько я понимаю, городские власти у вас в кармане. Правила землепользования отброшены, нормы высоты зданий безнаказанно попираются.

— Всё в порядке, — любезно заверил Пилу. — Никаких проблем.

Мистер Сисодия развернул и другую карту, с планом предполагаемой застройки. Предлагался также проект обширной мелиорации.

Но Виви смотрел на другое.

— Променад, — сказал он.

— Придется пожертвовать, — ответил Пилу, скривив рот в гримасе сожаления.

— И мангровая роща? — поинтересовался Виви.

В голосе Пилу появились нотки раздражения:

— Сэр, мы же не собираемся строить тут дома на деревьях!

Виви открыл было рот, чтобы ответить.

— Прежде чем отказаться, — произнес Пилу, подняв руку останавливающим жестом, — прошу принять к сведению следующее.

Мистер Сисодия встал, подошел к двери и впустил второго помощника, которому явно было велено дожидаться своего выхода снаружи. Когда он появился в гостиной, В. В. Мерчант изумленно выдохнул и как будто сделался меньше.

Вторым помощником оказался Раджа Джуа, король букмекеров. У него в руках тоже был «дипломат», из которого он достал папку с полным списком долгов моего отца и всеми документами, относящимися к кинотеатру «Орфей», каковые передал первому помощнику.

— Из вы-вы-высокого уважения лично к вашей су-су-супруге, — произнес г-н Сисодия, — и во избежание со-со-осложнений, Пилу-джи готов забыть об этих пу-пус-пустяках. Потенциал зас-зас-застройки оценивается в больше кар-кар-кроров. Только шиш-шиш-подпишите соглашение, и все долги будут забыты.

— Права на «Орфей», — сказала Амир. — Как ты мог?

— А наш дом, — ответил В. В., — как могла ты?

Лицо Пилу омрачилось.

— Если бы я был царем из времен великих героев, — сказал он, — я бы предложил сыграть еще раз. Выиграете — и вы ничего не должны. Проиграете — и я получаю вашу супругу. — Он улыбнулся. Его зубы блеснули в свете лампы. — Но я человек простой. С меня хватит вашей чести и вашего дома. Кроме того, миссис Мерчант согласилась назначить мистера Сисодию управляющим вашим кинотеатром. Мы должны восстановить фискальную дисциплину в наших отношениях. Кино — это вторая страсть Сисодии, но первая — деньги.

В. В. Мерчант поднялся.

— Я не дам своего согласия, — сказал он, как обычно, кротко. — А теперь убирайтесь.

Амир тоже поднялась, но совсем по-другому.

— Что значит «убирайтесь»?! — закричала она. — Мы что, должны потерять всё — всё, что я построила?! Должны разориться из-за твоей слабости? Потерять кинотеатр, контроль над компанией, потерять возможность самого выгодного вложения за последние двадцать лет и жить в бедности, пока нам не придется все равно продать этот дом, чтобы не умереть с голоду? Ты этого хочешь?

— Извини, — сказал В. В. Мерчант, — но я не подпишу.

Где-то должно быть лучшее место. Самая гибельная идея! Пилу Дудхвала был единственным из нас, кто принимал эту жизнь такой, как она есть, — как данность. Он не растрачивал свою энергию на безумные утопические мечты. И совершенно естественно, что вышел победителем. Наши судьбы оказались в его власти, лежали у его ног. Иначе и быть не могло.

Пилу не только перерезал своих коз. Ему удалось убить не одного жирного тельца в разных сферах жизни. Моя судьба повела меня иной дорогой, но я никогда не забуду урока, преподанного им моему отцу, — урока, который преподала мне постигшая моих родителей катастрофа, пока в другом месте Бомбея Вина и Ормус без устали занимались любовью.

Есть только то, что есть.

Весь вечер и всю ночь мои родители вели войну. Я лежал без сна в своей комнате, уставясь в пространство немигающим взглядом, словно ящерица, и слушал этот поединок разбитых сердец. На рассвете отец лег, но Амир продолжала кружить по гостиной, как ложка, которой мешают в кастрюле, намешивая самое ядовитое на свете варево — гнев, вскипающий в теле, когда в нем агонизирует любовь. А потом появились Вина с Ормусом, и одержимая гневом Амир накинулась на свою подопечную.

Я не могу, не нарушив приличий, привести здесь оскорбления, вылитые матерью на обоих любовников, но в первую очередь на Вину. Она кричала на нее три часа и двадцать одну минуту без передышки, выплескивая все, что предназначалось Виви. Закончив, она, пошатываясь, вышла из дома, опустошенная, и рухнула в свой любимый старый «паккард». Он рванулся с места, словно лошадь, которая понесла. Минуту спустя появился мой отец с вытянувшимся лицом, нетвердой походкой направился к «бьюику» и умчался в противоположном направлении, с таким риском ведя машину, что я всерьез опасался за его жизнь. Но никто из них не ушел от своей судьбы, попав в случайную аварию. Ведь прежде чем покинуть дом, они уже испытали почти полное крушение.