Ирина Степановская - Как хочется счастья! (сборник) Страница 43

Территория выставки была сравнительно небольшая, разбита на небольшие квадраты, имитирующие дворики, в которых разные фирмы, садоводческие питомники и частные лица и выставляли свои композиции из растений. Некоторые были банальные, другие слишком кричащие, третьи – слишком английские. Я сфотографировала их все, но признаться, ничего нового практически не увидела. Я ожидала большего и чувствовала некоторую досаду. Таня и Сид уже устали. Они присели на лавочку перед типичным садовым английским двориком с огромными дельфиниумами, и болтали о чем-то. Я же, чувствуя себя на работе, упорно исследовала все до мелочей.

Людей на выставке собралось множество, и многие еще прибывали. Пожилые англичанки компаниями, родители с детьми, профессионалы с каталогами, журналисты с фотоаппаратами, светские хлыщи, желающие привлечь к себе внимание – вся эта публика составляла шумный плотный прибой, накатывающийся по дорожкам и растекающийся по экспозициям. Я к этому времени уже успела обежать всю небольшую по российским масштабам выставку и в раздумье присоединилась к Сиду и Тане. Ничего особенно интересного для своих читателей я пока не нашла.

Таня и Сид сидели спиной к толпе, лицом к дельфиниумам, и потягивали какой-то огуречного цвета напиток.

– Как тебе вот это? – спросила меня Таня, кивнув на английский дворик перед самыми их ногами.

– Дельфиниумы… Красивые, конечно, но… ради них ехать в Челси? Читатели не поймут. У нас такие тоже не редкость.

– Нет, я вот об этом… – Таня протянула руку с бутылкой, и я посмотрела внимательней туда, куда она показывала.

Чуть в стороне, посередине огороженной низеньким узорным заборчиком крошечной полянки, рос один– единственный розовый куст. Но что это был за куст!

Кай и Герда вместе со Снежной королевой и Г. – Х. Андерсеном упали бы в обморок, увидев этот куст, ведь розы занимали в этой сказке не последнее место. Цветы размером с небольшую дыньку-колхозницу. Куст ими усыпан сверху донизу и со всех сторон. Цвет – зашибись. Пламенеющий пурпур, с нижней стороны лепестков – темно-темно бордовый. Привет тебе, французский город Бордо! Не умирай от зависти. Цвет этих лепестков – не цвет вина, это цвет бархата, окутывающего стан наложницы восточного шейха. К этому цвету подходит только золото. Золото нитей на расшитых туфельках и корсаже. Золото медальона, спускающегося со стройной шеи на пышную грудь. Золото серег, раскачивающихся как маятники, при малейшем движении изящной головки томной красавицы. Вот какая это была роза.

Как я сразу не заметила это чудо!

– Как называется этот сорт?

Таня с улыбкой протянула мне каталог.

– Клюнула?

– Еще как!

Я сделала десятка два фотографий и плюхнулась на скамейку рядом с друзьями.

– Вот такой экспонат я бы в Москву привезла, – сказала я со вздохом.

Сид вежливо улыбнулся. Я видела, он немного скучал.

– Как же она называется? – Таня заглянула в мой каталог.

Я ткнула пальцем в строку.

– «Леди Пестиленс». Местный сорт. Выведена, кстати, недалеко, в питомнике Вудлоу-хаус. Находится… – Дальше следовало название городка, которое ни о чем мне не говорило.

– Леди… кто? – Таня фыркнула.

Я, естественно, знала, что многие растения называются собственными именами. Например, сирень «Мадам Лемуан» – нежнейшие махровые белые кисти, будто меховые, – в честь жены известного селекционера. Я видела староанглийскую розу «Квин Элизабет», высотой под два метра, и маленькую кремовую розочку «Анну Форд». И еще массу других растений с самыми шикарными именами.

– «Пестиленс». Легко запомнить. По звучанию похоже на пастилу.

Таня хитренько на меня посмотрела и что-то спросила у Сида. Его ответ привел ее в еще больший восторг.

– Вовсе не так сладко, моя дорогая. «Пест» – на староанглийском – «язва, бич, паразит». И «Леди Пестиленс», Сид сказал, можно перевести, как «Леди Чума».

– Ничего себе розочка!

Перед нами выстроилась группа английских старушек – посмотреть на леди Чуму. Таня взглянула на них и засмеялась. Старушки сами были как пожилой розарий – в аккуратных брючках или костюмчиках, шляпках с лентами, с сумочками или рюкзачками и почти все с палочками, чтобы не хромать. Они что-то оживленно обсуждали, разглядывая эту розу, и тоже заглядывали в журнал.

Мне вспомнилась героиня одного моего очерка – женщина примерно такого же возраста, как эти англичанки, из далекого подмосковного поселка. Она занималась разведением флоксов. Я поехала к ней в дождливый прохладный день, долго искала по атласу этот крошечный грязный городок, через который мне нужно было проехать, чтобы к ней добраться, и еще потом деревню – по раздолбанной однополосной дороге – километра четыре в сторону от шоссе. Пока я нашла это место, пока выяснила, где живет эта женщина – она меня уже перестала ждать. Я посигналила у ворот. Хозяка все-таки вышла. В рваной телогрейке, надетой поверх вылинявшего платья, и в старых резиновых сапогах на босу ногу, зорко всмотрелась в меня выцветшими бледными глазами, пригласила сначала в дом. Мы выпили чаю, а потом я ходила по ее участку и фотографировала. Я там еще испортила свои новенькие белые кроссовки…

– А слабо узнать, почему эту розу назвали «Леди Чума»? – вдруг спросил Сид.

– Почему это слабо? Я как раз сейчас это обдумываю.

– Мы можем съездить в этот Вудлоу-хаус – предложил Сид. Таня заглянула в каталог и сверилась с картой:

– По нашим меркам недалеко отсюда – километров сорок пять, максимум шестьдесят.

– Для бешеной собаки семь верст не крюк, – сказала я, и Сид засмеялся:

– Едем прямо сейчас!

Мы с Таней с удовольствием согласились. Через несколько минут мы уже выкатывались из Челси. Таня сидела впереди и штурманила по карте. Я разместилась сзади. Когда за окнами появился чистенький и зеленый сельский английский пейзаж, мне снова пришла в голову та бабулька c флоксами. Она была необразованна, но о флоксах знала все. Собственно, я и приехала к ней по заданию редакции затем, чтобы узнать, сколько же сортов флоксов можно вырастить на обычном подмосковном участке. Оказалось, больше тридцати. И это при том, что она выращивала только те сорта, которые любила. Но вот один сорт она выделила особо. Среди своих розовых, малиновых и белых собратьев он рос у нее особняком и имел цветы необычного для флоксов оттенка – бледно-голубого.

«Любовь Орлова» – с особенным значением произнесла она название этого сорта и любовно тряхнула шапки цветов, чтобы капли дождя не испортили лепестки. И я уже другими глазами посмотрела на фотографию знаменитой артистки, аккуратно вырезанную из какого-то журнала и висевшую на стене среди множества разных фотографий ее родственников. Была Любовь Орлова на этом портрете не по-пролетарски голосистой Стрелкой, а роскошной томной красавицей с тонкими бровями и в белоснежных мехах…

И вот теперь мне предстояло узнать о леди Чуме. Что могло быть интереснее для журналиста!?

Вудлоу-хаус – хозяйство, указанное в каталоге, занимало площадь сравнительно небольшую. Плантация роз, небольшой огород и сад – вот и все хозяйство. Но в идеально аккуратном огороде овощи, выращиваемые к собственному столу, поражали чистотой и какой-то картинной веселостью. Тыквы были невиданных размеров, от величиной с тазик до рюмки, и таких же необычайных форм. А сад, в котором яблони росли горизонтально, да еще вились вокруг шеста, как огурцы, с будто игрушечными, маленькими, краснобокими, еще недозрелыми яблочками, с вишневыми деревьями не выше пояса, чтобы легче было их обирать, с персиками вдоль забора напоминал скорее диковинную оранжерею, чем обычный приусадебный участок.

Руководил хозяйством уже не сам селекционер, Джордж Вудлоу – оказалось, что его уже нет в живых, а его дочь, миссис Бреддок, дама лет шестидесяти, бледная и сухощавая, с остреньким носиком и таким же острым взглядом. Всем своим видом она напомнила мне нашего российского судака.

– Пусть на всякий случай беседу ведет Сид, – предупредила меня Таня, оценив серьезность и сухость нашей хозяйки. – Как-никак – единый язык и флаг.

– Почему? – не поняла я. – Разве хозяйке такого маленького питомника не лестно, что к ней приехала журналистка из далекой России? Да я ведь еще собираюсь у нее купить «Леди Пестиленс».

Таня неопределенно пожала плечами. Я отошла назад. Сид представился фермером, желающим украсить свой двор английскими розами. Миссис Бреддок немного растаяла и не без некоторого колебания пригласила нас войти дальше ее офиса – крошечной комнатушки сразу около входа.

Собственно Вудлоу-хаус представлял собой двухэтажный каменный дом, выложенный из серого известняка, обвитый плющом. По случаю жары все окна в нем были открыты, но, кроме самой хозяйки, я никого больше в доме и во дворе не заметила. Еще за домом располагалась большая теплица, куда нас не пригласили.