Вячеслав Сухнев - Грязные игры Страница 43

А Седлецкий может не возвращаться в Москву хоть до Нового года, хоть вовсе.

— Как это — вовсе? — сильно удивился Седлецкий.

— Вовсе — значит совсем, — сухо сказала Елизавета Григорьевна. — Береги себя. Не пей на ночь молоко из холодильника.

И бросила трубку. Седлецкий так и не успел сказать, что возвращается в Москву. Он попытался снова связаться с домом, но линия оказалась перегруженной. А тут и Мирзоев пришел — вместе с молодым бегемотом в неизменной тенниске. За полчаса упаковались. Не нажили они в Ставрополе лишних вещей. Бегемот уехал с чемоданами, а Седлецкий с Мирзоевым отправились на свидание с полковником Адамяном, который наконец соизволил объявиться на жарком ставропольском горизонте.

Солнце клонилось к закату, но жара не спадала.

В Комсомольском парке цвели клумбы и шумела молодежь. На веранде знакомого кафе хлопали пробки — люди наслаждались жизнью и шампанским.

Мирзоев, возбужденный завершением операции, внешне ничем не выказывал своего настроения. Лишь говорил чуть больше обычного. Седлецкий его почти не слушал. Мир рушился! Он просто не мог представить, чтобы жена, дорогая Елизавета Григорьевна, которая не знала даже, где находится ближайшая железнодорожная касса… Летний отдых всегда был прерогативой Седлецкого. Он без труда — филолог, профессор — получал семейные путевки в Дома творчества писателей и журналистов.

Ялта, Пицунда, Дубулты… Несколько раз они отдыхали в Варне. Летний отдых был свят. Седлецкий умудрялся вырываться на море с женой и дочерью, даже когда работал в Афгане. А тут, значит… Сама!

Да, мир рушился. Теперь он понял: это окончательно.

Полковник Адамян пришел в штатском — бежевый костюм, желтая рубашка и полосатый галстук.

Сельский франт.

— Извиняюсь, дорогие друзья, извиняюсь! — сразу заворковал он, едва успел поздороваться. — Ничего не поделаешь, служба! В командировку ездил. Ну, вот приехал.

Он светил крупными белыми клыками, светил бараньими глазами навыкате, светил даже лоснящимся, похожим на сырой баклажан носом.

— Извиняюсь, что задержал вас в городе. И готов искупить вину, честное слово! Аллочка, радость моя, ты еще не забыла старого Рафика? Эти прекрасные цветы — тебе, душа моя!

Метресса ресторана «Кавказ» взяла охапку темных роз и усадила компанию за столик. Начальник особого отдела Отдельной армии традиционно прихватил Аллочку за задницу и доверительно объяснил, как надо обслуживать дорогих гостей, перед которыми он, видит Всевышний, виноват. А потом поднял глаза на честную компанию.

— Не будете возражать, дорогие друзья, если к нам присоединится один очень хороший человек и мой друг? Аллочка, прикажи поставить стульчик и прибор — Coco придет.

Через несколько минут в шумную и тяжелую полумглу ресторана вошел с улицы картинный капитан: тонкий, как свечка, в ладно пригнанной форме, с высокомерным породистым лицом. Аккуратно подбритые усики оттеняли резко очерченный капризный рот. Фуражку он держал наотлет, за тулью.

У стола чуть поклонился и едва слышно щелкнул каблуками. Мелькнул ровный пробор в жестких, тщательно уложенных волосах. Казалось, капитан сейчас отбросит фуражку, схватится за левый кармашек френча и запоет что-нибудь из «Интервенции»…

— Знакомьтесь, дорогие друзья! Капитан Георгадзе. Для близких — Coco. Для остальных — Иосиф Автандилович. Садись, душа моя, садись, Coco. He смотрите, друзья, что он такой строгий. Coco — нежный мальчик, настоящий романтик.

Георгадзе покраснел, словно его отхлестали по щекам, но Адамян, видимо, не заметил этого и продолжал:

— Мы собрались, Coco, чтобы отметить одно замечательное событие. У нашего дорогого друга Сараны, да продлятся дни его на высоком посту, прорезался последний зуб мудрости. Шутка! Но выпить за это предлагаю серьезно.

Пока Адамян болтал, Седлецкий, оскалившись в улыбке, внимательно и незаметно оглядывал зал ресторана. Мордоворотов, опекавших полковника в прошлую встречу, он не увидел. Либо на улице отираются, либо Адамян перестал опасаться, получив от Георгадзе подтверждение, что шаонские купцы действительно имеют все полномочия и не собираются покушаться на драгоценную жизнь начальника особого отдела.

Они успели выпить под первую перемену, и тут Седлецкий, сидящий рядом с Адамяном, смахнул на пол тарелку. Полковник, как хозяин застолья, обернулся, ища взглядом официанта. Мирзоев потянулся к большой хрустальной пепельнице перед полковником, стряхнул сигарету, а заодно бросил в фужер Адамяна крохотное белое зернышко, которое мгновенно растаяло. Капитан Георгадзе, видевший эту манипуляцию, лишь усмехнулся.

Через полчаса полковник положил перед собой салфетку и нарисовал на ней изогнувшуюся змейку, которую перечеркнул двумя линиями. Получился знак доллара. Рядом Адамян приписал внушительное число и передал салфетку Мирзоеву, продолжавшему играть роль старшего. Тот полюбовался художеством полковника и показал Седлецкому. На протяжении всей пантомимы Адамян болтал, не затыкаясь, Георгадзе потягивал минеральную воду, а Сарана истово закусывал, словно у него вырос не один зуб мудрости, а шестьдесят четыре. Седлецкий пожал плечами. Мирзоев бросил салфетку в пепельницу и поджег.

— Мы согласны, — сказал он.

— Отлично! — потер руки жестом удачливого барышника полковник. — Это надо обмыть обязательно!

Однако выяснилось, что дальнейшее возлияние Адамяну во вред — он начал заговариваться, опрокинул бутылку, бессмысленно завращал глазами и в конце концов рухнул выдающимся носом прямо в блюдце с бараньими хрящиками. Метресса Аллочка самоотверженно ринулась на помощь, но Сарана и Георгадзе уже подхватили полковника под руки и уволокли, как черти грешную душу. Вскоре Сарана вернулся и успокоил Аллочку: полковника увезли домой. Он только что из командировки, не спал сутки, вот и не вынес напряжения товарищеского ужина.

— Этот хлыщ Георгадзе не передумает? — спросил через некоторое время Седлецкий.

— Не передумает, — отмахнулся Сарана. — Во-первых, за ним присматривают. Во-вторых, вы бы слышали, как этот хлыщ хохотал на улице.

Для приличия они еще часик посидели, неторопливо подчищая произведения шеф-повара ресторана «Кавказ». Потом поцеловали ручку Аллочке и ушли в темную теплую ночь.

Георгадзе дожидался в «Волге» неподалеку от Комсомольского парка. Адамян беззаботно посапывал на заднем сиденье. Седлецкий с Мирзоевым сели рядом, зажали полковника с двух сторон. Сарана устроился на переднем сиденье около Георгадзе, и они в полном молчании понеслись прочь из города. На посту ГАИ Сарана помахал скрижалью краевой администрации, и «Волга» проскочила, лишь чуток притормозив.

Дорога в этот поздний час была пуста. Без приключений проехали поселок Татарку с редкими огнями и бдительными собаками, пересекли по мосту неширокий Егорлык и сразу свернули налево, на узкую дорогу к горе Стрижамент. На этой горе росли знаменитые целебные травы, на которых настаивали фирменную водку «Стрижамент». Эту водку и вкушал сегодня так неосмотрительно полковник Адамян. Но до знаменитой горы наши путешественники не доехали. За поворотом они увидели у дороги темную тушу «КамАЗа» с металлическим фургоном-рефрижератором, в каких возят на дальние расстояния продукты. В кабине светился огонек сигареты. Сарана выбрался из «Волги» и пошел к фургону. Вскоре вернулся.

— Все в порядке. Вещи на месте.

Вчетвером они отнесли к «КамАЗу» покойного, словно еловое бревно, полковника Адамяна. Водитель тягача уже стоял у фургона. Он нащупал под днищем рычажок, потянул — и боковая металлическая панель рефрижератора отъехала в сторону на роликах, обнажив небольшую пустоту между передней стенкой и перегородкой кузова. В нише лежал обычный ящик из досок, а в нем — медицинский чемоданчик.

Сарана с водителем забрались наверх.

— Давайте этого кабана…

— Не хотел бы я проснуться на его месте, — пыхтя, сказал Мирзоев. — А если обосрется по дороге?

— Стенка герметичная, — сказал водитель. — А наверху — вытяжка.

— Да я не о том… — засмеялся Мирзоев.

Ацамяна уложили в ящик, на поролоновый коврик, прихватили веревкой накрест — чтобы не вывалился при тряске. Сарана порылся в чемоданчике, достал шприц и вкатил его полковнику в предплечье. Боковую стенку вернули на место. И рефрижератор теперь ничем не отличался от своих трудолюбивых собратьев. Открыли дверь фургона, зажгли свет. Штабеля ящиков с помидорами плотно занимали весь объем кузова.

— Порядок, — сказал Седлецкий. — Никто не додумается…

— Да, — кивнул Сарана. — Но лучше вам к завтрашнему вечеру быть отсюда как можно дальше.

Седлецкий спросил:

— Почему — к вечеру?

— Потому что вечером Адамян должен встречаться с начальником штаба, — сказал Георгадзе. — До восемнадцати ноль-ноль полковника искать не будут.