Млечный путь - Меретуков Вионор Страница 43

— Полагаю, он говорил правду.

— Да-а… — протянул он. — Я и мечтать не мог. Значит, ты говоришь, половником? Хороша же смерть для полководца! Великий был человек, а пропал как заяц. — Корытников покачал головой. Потом прикрыл дверь в спальню.

— Им это знать не положено.

— Им?! — изумился я. — Сколько же их там?

— Две девочки и два мальчика. Для ровного счета. Люблю четность! Я смотрю, как они пытаются размножаться. Смотрю и наслаждаюсь. И распаляюсь! Довожу себя, так сказать, до белого каления, а потом подключаюсь к играм. Простительная старческая слабость. Мне ведь шестьдесят, — сообщил он мне полушепотом.

Надо бы и мне научиться терпимо относиться не только к своим слабостям, но и к чужим, подумал я. Кто знает, каким я буду, когда мне стукнет столько же. Судить легко. А между тем «не суди», уверял Довлатов, это целая философия. Трудно с ним не согласиться.

— Говорил я тебе, что лишние свидетели — это лишние заботы. — Павел Петрович, состроив скорбную мину, развел руками. — Фокина и эту девицу-ординарца придется… обезвредить, ликвидировать. Они нежелательны и опасны.

— С Фокиным и ординарцем… черт с ними. Но есть еще один свидетель. Вернее, одна. Тамара Владимировна. Моя возлюбленная. Хорошо бы ее удалить из Москвы хотя бы на время.

— Ах, как же ты неосмотрителен! За несколько месяцев наплодить столько свидетелей!

Шаркая шлепанцами, он подошел к книжному шкафу и занял свое излюбленное место у «Гоголей».

— Она что, хороша собой, эта твоя Тамара Владимировна? — наконец спросил он, искоса посматривая на меня.

— Не то слово — красавица!

— Очень жаль, очень жаль. Увы, красивые женщины, как правило, глупы и лживы. И болтливы. Ей необходимо сделать укорот! Тебе этого поручить нельзя, еще дров наломаешь. Придется, — он тяжело вздохнул, — придется мне самому взяться за это дело. Да, — добавил он решительно, — ее просто необходимо умертвить!

— Только не это! — вскричал я.

— Твоя красотка обречена. Обзаведешься новой, свежей любовницей. Тебе это пойдет на пользу. Поверь, ротация всегда взбадривает, придает новые силы… — он зловеще улыбнулся и похлопал себя ладонью по животу.

— Судя по твоим возможностям… — я увидел, как напряглось гладкое лицо Корытникова, — судя по твоим возможностям, тебе по силам обезвредить ее, не прибегая к насилию.

— Не прибегая к насилию… — с издевкой повторил он. — Это всего лишь слова. Тебя надо спасать. Если не принять срочных мер, все закончится катастрофой.

— А можно обойтись без жертв?

— Чем-то, дорогой Илья Ильич, — он покрутил рукой в воздухе, — точнее, кем-то придется пожертвовать. И запомни: что мертвый, что живой — один черт. Мертвый от живого отличается лишь тем, что мертвый умер вчера, а живой умрет завтра.

— Сомнительная максима.

— Это не максима, это аксиома.

— Один черт, мне все это не нравится.

— Большая игра требует больших жертв.

— Тамара Владимировна мне дорога. С ней я не чувствую себя одиноким.

Корытников помотал головой:

— Одиночество продуктивно, оно закаляет душу. По себе знаю.

Конечно, Корытников прав. Но если он ее уберет, кто будет звонить мне по ночам и рыдать в трубку?

— Теперь о деле, — сказал Корытников. — Через несколько дней будут готовы документы, и мы с тобой вылетаем в Стокгольм. Надо прозондировать тот банк… Главное — это узнать, что там припрятал Бублик.

— А что он там мог припрятать?

— Уж, наверно, не стеклянные бусы. Поверь, там серьезный куш. На десять жизней хватит. Учти, ничего не брать, только осмотреть! Пробудем там несколько дней и вернемся…

— А можно не возвращаться?

Корытников искоса посмотрел на меня.

— Можно, но я бы не советовал.

— А почему Стокгольм? Ты же говорил, что банк находится в Швейцарии.

— В Швейцарии находится правление и головной банк. В Лозанне, по уточненным данным, покоятся сокровища главных вкладчиков, до которых наш Бублик, несмотря на все свое баснословное богатство, не дорос: кишка тонка. А в Швеции — филиал, там место для подпольных миллиардеров второго ряда.

Ну что ж, Стокгольм так Стокгольм, подумал я, второй ряд — так второй ряд. Покопаюсь в сундуках подпольного миллиардера. А заодно сведу короткое знакомство с местными банкирами и поинтересуюсь, как они относятся к институту шведской семьи.

…Утро следующего дня я встретил в своем служебном кабинете. На столе у меня лежал купленный накануне мобильник. С новым номером, который был известен только Корытникову, Петьке и Рите.

Я заметил, что в последнее время у меня беспричинно дрожат руки. Впрочем, почему же беспричинно? Дрожали не только руки. Нервная дрожь пробралась во внутренние органы и, закрепившись там, отбивала чечетку. Пропал аппетит, а это верный показатель того, что не все ладно в датском королевстве. Сама собой в голове слепилась тривиальная фраза: «В датском-то королевстве как раз все порядке, а вот с тобой, почтеннейший Илья Ильич, творится невесть что».

Дверь открылась. В проеме возникла Бутыльская. Глаза ее встревожено бегали.

— Илюшенька, беда. Звоню я Фокину…

— Эра Викторовна, какого черта вы все время с ним перезваниваетесь?

— Ты что, забыл?! Мы же работаем над детективным проектом. Вернее, работали. Так вот… Меня спрашивают, кто звонит, я называюсь…

— Не тяните кота за яйца!

— На Кутузовском проспекте… авария, Фокин разбился вдребезги, насмерть!

Я не верил своим ушам.

— Быть того не может!

— Голова укатилась куда-то, до сих пор найти не могут!

— Что вы мелете? Как может голова неизвестно куда укатиться? Тем более — голова Фокина!

— Мне так сказали…

Я для вида возмутился:

— Чушь какая-то…

Но уже теплая волна заполоскалась в сердце. Вот и достиг Лева нирваны, то есть вечного непрерывного блаженства, о котором он распространялся в моей мушероновской бане и которое бывает только в раю. Хотя вряд ли душа Фокина, если он и вправду помер, достигла райских кущ, скорее угодила в тартар. Интересно, прихватил он на тот свет свои штаны с лампасами?

Нервная дрожь сама собой унялась. Руки обрели стальную крепость, хоть за пистолет берись. Опять фортуна, которая, судя по всему, находилась в приятельских отношениях с Корытниковым, заслонила меня своими могучими телесами.

«Ты притягиваешь смерть как магнит», — вспомнилось мне. Лева наверняка не предполагал, что этот магнит притянет его самого.

Вместе с ним, чуть было не сказал: слава богу! — погибла Маша, ординарец маршала Богданова.

Если быть честным до конца, мне было жаль Фокина. Почти так же, как Брагина. Но в то же время надо было признать, что его смерть была очень и очень ко времени. Все в строку, все к месту. Полку мертвых прибыло. Если так пойдет и дальше, скоро я буду окружен мертвецами, как крепостной стеной.

Шведской семьи, о которой Фокин мечтал, не будет. Квартет распался. Осталась триада. На моих плечах повисли Тамара Владимировна и Рита. Придется отдуваться за двоих. Выдержать бы.

А еще через день в утренних новостях появилось сообщение о пожаре в Объединенном Драматическом театре. Пожар был ликвидирован только к трем часам ночи. К счастью, удалось спасти декорации Бакста, Бенуа и Васнецова. Пожар не затронул обеих сцен — главной и вспомогательной, а также гримерных. Но сильно пострадала костюмерная. Там же был обнаружен обгоревший труп женщины.

Так, Тамара Владимировна из-за своего праздного любопытства лишилась не только обещанной шубы, но и жизни. Я думал, что ее смерть пробудит во мне элементарное чувство сострадания. Все-таки мы были близки какое-то время, да и баба она была что надо. Но мне, против ожидания, стало легче. Поделом ей. Мундира адмирала, доспеха Деда Мороза и Тамару Владимировну, конечно, жаль, но это были вещественные улики вперемежку с опасным свидетелем. Теперь их нет. Пламя подчистило прошлое, огонь спалил грехи вместе с воспоминаниями.

Сначала распался квартет, подумал я, а теперь вот и трио. Мы с Ритой остались одни на всем белом свете. А как же шуба? Я так настроился на покупку, что решил ничего не менять: куплю шубу, а лучше доху из чернобурки, к ней норковую муфту и подарю все это Рите. Но не сейчас — к зиме. А до зимы еще далеко.