Люси Невилл - О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико Страница 44

Уже темнело, и была моя очередь готовить ужин. Рикардо, работавший на износ, должен был быть дома в лучшем случае через час – мой мексиканский парень и лучший друг.

В следующее воскресенье я встретилась с Эдгаром в Койоакане для intercambio. Эдгар к этому времени уже сдал экзамен по английскому и поступил в магистратуру, поэтому наши intercambios теперь происходили не так часто. В тот день мы побродили по койоаканской площади, наблюдая за бродячими артистами. Там были несколько барабанщиков, группа подростков, игравшая джаз, и клоун, мастеривший из надувных шариков фаллические символы. Потом мы отправились в кафе «Харочо» за знаменитым горячим шоколадом за 10 песо. Мы плюхнулись на фанерные ящики на тротуаре и принялись рассказывать друг другу о своей жизни.

У Эдгара в английском появилась легкая интонация индийского профессора – это потому, что большинство предметов у него преподавали на английском профессора из Индии. Я похвалила его за усердие, а потом пустилась в монолог о том, как я ничего не могу добиться в жизни, и о том, что мой испанский не становится лучше. Эдгар, как всегда, терпеливо меня выслушал, а потом сказал:

— Что ж, тогда тебе следует тоже поступить в университет. Ты могла бы изучать академический испанский: там есть специальные курсы для иностранных учащихся.

Он говорил о Национальном автономном университете Мексики (UNAM). Этот университет, который находился в десяти минутах ходьбы от нашего дома, украшенный соцреалистическими фресками и окруженный парком-заповедником, считался самым престижным вузом в Латинской Америке. Рикардо уже водил меня на экскурсию по факультету философии и литературы, когда изучал там испанскую литературу. Там попахивало социалистической революцией: длинноволосые мужчины с хитрыми глазами раздавали брошюрки о политических репрессиях или о применении пыток военными в индейских общинах. Диссиденты здесь были в безопасности – поскольку университет имел статус автономного, полиция на его территорию не допускалась.

Иное дело – колумбийские шпионы. Хорошо было известно, что здесь постоянно присутствовали шпионы колумбийского правительства, замаскированные под мексиканских студентов, следящие за левыми студенческими организациями, которые, по слухам, были связаны с колумбийскими партизанами.

Это был как раз такой университет, какой и ожидаешь найти в Мексике. Несомненно, учеба в нем углубила бы мое понимание местной культуры. Вернувшись домой, я узнала дату ближайшего набора студентов на курсы испанского языка и уже через две недели смогла начать учиться.

14

Закон Ирода

— О, боже! Поверить не могу, что ты познакомилась с Родриго Монтальво и не сказала мне, – завизжала Коко, когда я появилась в «Пятой авеню». Она имела в виду актера Эдуардо Яньеса, сердцееда и возлюбленного Гавиоты.

Накануне вечером мне звонил Адольфо с сообщением о том, что «моя» серия «Destilando Amor» – заключительная – вот-вот появится на экране. Это было поистине невыносимо – смотреть на себя, монотонно повторяющую за Мистером Кротом полуфразы, чтобы иметь возможность расслышать остальные его слова. А потом у меня зазвонил телефон.

— Имельда! Я и не думала, что вы смотрели…

— Я вас умоляю… «Destilando Amor» – это совсем другое дело. Кроме того, это была последняя серия.

Затем мне принялись названивать практически все, у кого в Мексике (кроме Октавио) был мой телефон. Позвонил даже серьезный Эдгар.

— Эдгар! Какого черта ты смотрел эту?..

— Это моя бабушка смотрела – и вдруг завопила: «О, господи ты боже мой! Не твоя ли это подруга?»

Теперь Коко перегнулась через конторку.

– Doctor Olivarria, Senorita Franco, como…  – принялась она передразнивать мои реплики – мексиканка, пытающаяся скопировать мою австралийскую имитацию английского акцента в латиноамериканском испанском.

— Заткнись! Как ты погуляла с Хорди вчера вечером? – спросила я, переводя разговор на тему последнего любовного увлечения Коко.

Это был белобрысый молодой каталонец – один из директоров «Пятой авеню». Коко, которой никогда особенно не везло в любви с соотечественниками, недавно обнаружила, что пользуется исключительной популярностью у иностранцев, которые не могут устоять перед ее экзотическим серебристо-смуглым оттенком кожи, круглым, как луна, личиком и волнующими изгибами. А ее, в свою очередь, совершенно сводили с ума блондины.

Коко снова упала в крутящееся кресло за стойкой рецепции и закатила глаза:

— Это было что-что невероятное. Я вернулась домой в четыре утра…

Коко было двадцать четыре года, но ей до сих пор не разрешали гулять до ночи. Однако теперь, под влиянием Хорди, она стала уходить из дому тайком, и они отправлялись в клубы. Она уже начала изливать мне свои мечты о побеге с Хорди, но тут пришла Эльвира – на занятия Утреннего клуба первых жен.

— Дороти! – Эльвира, смеясь, подбежала ко мне. – Вы взяли автограф у Эдуардо Яньеса?

По пути с работы я зашла в главный офис «Пятой авеню», чтобы пожаловаться директору Нестору Монтесу на то, что мне опять не платят жалованье. Уже целых два месяца. Я знала, что это будет напрасный труд, как мне неизменно предрекал Рикардо, но мне хотелось, чтобы это не вошло в привычку.

Рикардо сегодня работал в главном офисе. Мы сказали друг другу «Добрый день», когда я проходила мимо его кабинета. Хотя все знали, что мы с ним пара, нам на работе было удобнее делать вид, что это не так.

На самом деле я гораздо больше волновалась из-за того, что не платят Рикардо. Я как-то выкручивалась за счет частных уроков, но Рикардо работал по десять часов в день, мотаясь из штата в штат, чтобы контролировать новые школы, которые продолжали открываться повсюду, а между тем влезал в серьезные долги, расплачиваясь кредиткой за бензин и проживание в отеле. Ему должны были компенсировать эти затраты, но никогда этого не делали. И мы до сих пор не знали, где взять денег на операцию кошке с мочекаменной болезнью.

Рикардо взял какой-то текст на перевод, над которым мы вечерами вместе трудились, как рабы, стараясь переписать безграмотную автобиографию мексиканского гонщика с испанского на английский.

Я постучала в дверь кабинета Нестора Монтеса.

— Да!

Он тяжело поднялся со стула, опираясь руками о стол, а потом, переваливаясь, подошел ко мне и пожал руку.

— Дороти! – удивился он. – Знаете, такая честь для нас, что в нашей компании работает актриса «Телевисы»! – Он все еще держал мою ладонь пухлыми пальцами.

— Нестор… Мне нужно поговорить с вами о моей зарплате…

— Ах да, у нас тут были кое-какие проблемы с банками. Но деньги поступят завтра. Что-нибудь еще?

Хотя я уже опаздывала на занятия по испанскому, я все равно решила сделать крюк и пройти через факультет философии и литературы. Я обнаружила, что там, за крошечным прилавком в многолюдном коридоре, покрытом граффити, готовят лучший кофе в Мехико. Один бариста, с волосами, заплетенными в косу, и серебряным гвоздиком в губе, вручил мне листовку, призывающую к протесту против пыток крестьян-индейцев мексиканской военщиной, в то время как другой бариста готовил кофе.

Перейдя через дорогу с картонным стаканчиком в руках, я прошла через ворота в увитой виноградником каменной стене в Центр для иностранцев, Centro de Enseñaza Para Extrañeros (CEPE).

— Застряли в пробке? – спросил профессор Арсаба, пряча в усы ироническую усмешку.

Остальная часть группы захихикала. Днем раньше мы как раз говорили о том, что chilangos были бы совершенно сбиты с толку, если бы из гигантской столицы вдруг исчезли все пробки, ведь пробки служат сейчас прекрасным оправданием практически всему. Арсаба также преподавал французскую литературу.

— Знаете, почему я предпочитаю преподавать испанский иностранным студентам? – спросил он на первом же занятии. – Потому что мне больше платят.

Но я подозревала, что еще и потому, что это давало ему возможность поразглагольствовать о своих наблюдениях относительно условий жизни в Мексике. Прожив некоторое время в Париже, профессор научился смотреть на свою родину со стороны, но, и вернувшись в Мексику, он, не колеблясь, критиковал мексиканскую культуру.

— Сегодня, – сказал он, – последний день двухмесячного срока – повторяю: двухмесячного срока, – когда вы можете получить справку о хорошем экологическом состоянии вашего автомобиля – это обязаны делать все жители города. И сегодня, если вы поедете в любой из восьми городских центров техосмотра, вы увидите очередь из машин, протянувшуюся на десятки километров.

В этот момент Рикардо сидел в своей машине как раз в одной из таких очередей, я несколько раз за день звонила ему, с сочувствием спрашивая, далеко ли он продвинулся в очереди, причем ему пришлось кого-то подкупить, чтобы только в нее попасть. Но я не осознавала, что он мог все сделать несколько недель назад, когда никаких очередей не было.