Евгений Рубаев - Рыбья кровь Страница 44

Успокоенный перспективой Голован начал умиротворённо поучать Рафа. Он был доволен собой: «Как он поставил задачу начальнику бурсклада!» Только Раф тоже был не пальцем деланный, поэтому он косвенно напомнил про инцидент с Бабаягой:

— Ужин будем в бурдомик заказывать?

Голован, подогретый великоустюгской водкой, впал в ярость:

— Да-а-а! Я совсем запамятовал!

Он опять упал на рацию и срочно вызвал начальника отдела кадров:

— Ты на сорок первую повариху уже послал?

— Так точно! Не извольте беспокоиться, завтра первым рейсом вылетает!

— Давай! — уже Рафу, отключив рацию, командовал Голован, — Пусть твоя повариха готовит документы на передачу. Посидим без ужина. Сделаем разгрузочный день!

Рафу, не имея опыта, было неловко объявлять Бабеяге об её отставке. Да и побаивался он её матерков немного. Поэтому он изобретательным умом перевёл гнев начальника:

— А может пусть новая повариха нагрянет экспромтом? Чтобы было что-то вроде ревизии. А так-то старая каналья может хвосты подчистить!

— Ладно, — порешил Голован, — пусть е…утся как хотят! Это не наша кухня! — скаламбурил он не преднамеренно, — Наливай!

Опять потёк разговор в русле, как надо руководить буровой бригадой:

— Главное, ты держи всех в напряжении! Если выдал задание — проверь выполнение! Неукоснительно! За мелкие грехи не наказывай. Если решил наказать бурильщика — наказывай до отказа! На всю полноту власти, мелкими шпыняниями не притупляй чувство ответственности! Не снижай порог иммунитета!

В это время в бурдомик ввалился бурильщик рабочей смены и доложил с порога — он не знал к кому надо обращаться, поэтому обращался ко всем сразу, к спящему инспектору в том числе:

— Проходка упала до нуля. Вроде турбина на забое работает, давление на манифольде нормальное, рабочее, а проходки нет! Ни сантиметра!

— Так, идём, сейчас разберёмся! — скомандовал Голован.

Сидел он на одном месте уже слишком долго для его натуры. Пора было и размяться, да и глотку прочистить криками тоже не мешало бы. Прошли на буровую сторонкой, прыгая по мёрзлым кочкам. На свежем воздухе от выпитой водки дыхание было спиртовое и будоражило нюх помбуров. Они одобрительно, с завистью смотрели на подвыпивших начальников. По сравнению с помбурами, у которых вся спецодежда была покрыта сплошь и на сантиметр вглубь мёрзлой глиняной коркой пополам с нефтью и химреагентами типа каустика, начальники выглядели опрятными. Помбуры знали, что все они закончили высшие учебные заведения, поэтому испытывали к ним за это уважение, но не выражали его никогда словами или действиями. Хотя и не хамили тоже.

Пол буровой и частично стены были покрыты смёрзшимся глинистым раствором, сколоть который было почти невозможно. Когда был избыток пара, то его направляли под брезент, которым был устелен кусок обледеневшего пола. Раствор потихонечку таял и обнажался пол. Брезент перемещали на другой участок пола, но оттаявший и стёкший лёд вновь намерзал. Шум на буровой стоял как в аду. Гремела трансмиссия, ревели двигатели из дизельной, шипел со всех разрядников воздух, с невообразимым свистом. Всё это сдабривалось заносимым ветром выхлопом с дизелей, в газе которого присутствовал серный ангидрит от избытка серы в дизельном топливе. Сновали дизелисты с мазутными вёдрами, каждый дизель потреблял в среднем не менее трёх вёдер масла. Голован с умным видом прикоснулся к верхней квадратной ведущей трубе. Так он, якобы, слушал вибрацию, которая шла от забойной турбины вверх по бурильным трубам длиной более двух тысяч метров. Он стал ладонью другой руки подавать команды бурильщику: «Выше, ниже, крутани ротором!» Бурильщик, как манипулятор, выполнял все команды, но за индикаторами веса и давлением в нагнетательной системе строго следил! Голован прокричал Рафу прямо в ухо, прикрывая одну сторону своего рта ладонью в новой брезентовой рукавице:

— Ну-ка, послушай!

Раф стал тоже держать дрожащую от вибрации ведущую трубу ладонью, она была квадратного сечения, ширина грани была полтора дециметра и ладонь хорошо умещалась на грани тёплой от проходящего в ней раствора трубы. В народе её звали: квадрат. Он плоховато понимал смысл, когда начальники держатся, вот так вот за квадрат, но коль скоро он теперь был начальником — то подержался тоже. Голован прокричал:

— Надо поднимать, долото изношено!

Помбуры стали готовиться к подъёму бурильных труб. Голован увлёк Рафа осмотреть противовыбросовое оборудование со словами:

— Всё-таки, у тебя инспектор на буровой находится!

Слово «находится» было весьма популярно у руководства экспедиции. Были такие должности в штатном расписании экспедиции, которые были порождением социализма, а практического значения никакого не несли. Допустим, «инженер по глинистым растворам». Буровой раствор, основу которого, кроме воды, составляла глина, по своему составу был очень сложный. В процессе его обработки во время бурения в него вводили всевозможные химреагенты. Назначение их было весьма разнообразное: повышать число щёлочности, снижать вязкость, увеличивать коллоидность, удерживать удельный вес в заданных параметрах и масса других всевозможных показателей. Если этот раствор готовить «по науке» — получается полная абракадабра. Готовят его как-то по наитию. Каждый буровой мастер знает и таит свои секреты, а вернее — не может ничего объяснить, как это у него получается так удачно: при минимуме необходимых химреагентов — затворяется хороший раствор. Но по установленному порядку полагается инженер по растворам. Того к глиномешалке не подпускают, чтобы не напортил, вот он, бедолага, и мается от буровой к буровой. На вопрос главного инженера «Ты чем занимался на прошлой неделе?» следует немедленный ответ: «Находился на пятьдесят первой буровой!»

Этого было достаточно. Слово «находился» было универсальным. Допустим, даже попьянствовал, лишь бы начальство этого не знало, значит — «находился»!

Теперь у Рафа на буровой «находился» инспектор по противовыбросовому оборудованию. Голован с Рафом спустились под буровую и стали осматривать превентерное хозяйство. Назначение его в том, что если из скважины несанкционированно попрёт газ или нефть — срочно перекрыть скважину одним из трёх превентеров. Привод у них гидравлический, дублируется ручным, контроль электрический. Из-за установки этого агрегата пол буровой располагается на высоте шести, а бывает, десяти метров над землей. Голован осмотрел ужасно запущенные, все в грязи превентеры, а судя по количеству льда на них, очевидно, и замороженные, и сказал:

— Да-а-а! Дал Фархад им просраться!

В сторону тундры шли выкидные линии длиной по сто метров. Назначение их — отводить лишний газ или лишнюю нефть. Смонтированы они были вкривь и вкось. Раф стал оправдываться:

— А чё я могу поделать? Стойки уже вмёрзли. Как я их выправлять буду? Зубами грызть?

— Ты вот что: закажи ещё у Галана «фикус». Инспектор, видимо, наш парень. Мы его потом в анабиозе погрузим в вертолёт, а там, глядишь, до весны больше инспектора не будет. Весной стойки оттают, ты их тогда выправишь!

На этом они и порешили. Когда пришли в бурдомик, инспектор Иван Аркадьевич уже очнулся и теребил рацию:

— Газет, газет центральных пришлите на сорок первую! — пытался он докричаться диспетчеру.

То ли от неумения, то ли по стечению обстоятельств, в линию вмешался чей-то третий голос и прокомментировал:

— Чё, газет?! Ж…пу тебе уже подтирать нечем, обосрались там по самые лопатки!

Подоспевший Раф подхватил трубку и дал в обратку:

— Е…ало заткни! Х…йло е…учее!

Дежурный радист тут же среагировал — рация отключилась. Иван Аркадьевич стал сетовать:

— Ужасно невоспитанные молодые люди! Перебивают старших!

Кого именно он посчитал невоспитанным, осталось невыясненным. А Голован уже разливал по стаканам великоустюгскую:

— Давайте вздрогнем. С морозцу!

— Да-да, — поддакнул Иван Аркадьевич, пригубляя стакан, — как там превентерное хозяйство, в порядке? А то я никак не дойду. Перед вылетом в унты переодеться не успел, а в ботинках ноги мёрзнут.

— У меня есть дежурные валенки, — ляпнул, не подумав, Раф, но, получив тычок в спину от Голована, отыграл на реверс, — но только вашего размера нет!

— Да… Да… — уже реже частил инспектор, великоустюгская туманила ему мозг, — Размер ноги у меня неподходящий!

Но уточнять — какой, не стал. Голован радушно, чтобы перевести разговор, пододвинул ему открытую Рафом банку тушёнки:

— Да ты закусывай давай! Ну, ещё вздрогнули!

Пошла в ход вторая бутылка. Инспектор, не закусывающий из физиологического невосприятия пищи под водку, стал крениться, и они его вдвоём перетащили на дежурную кровать.

— Он поссать-то хоть успел? — забеспокоился Раф.