Жильбер Синуэ - Мальчик из Брюгге Страница 44

— Кем стал ваш друг дон Педро?

— Остался защищать завоеванное. Но вот уже девять месяцев как король дал ему назначение во Флоренцию, наградив за верную службу. — Бросив взгляд на море, Идельсбад с досадой заметил: — Как тащится это судно… Путешествию не видно конца.

Пройдя вдоль берегов Прованса, карака сделала остановку в порту Генуи. Город предстал перед ними скучившимся, прижавшимся к крутой прибрежной полосе; крыши громоздились друг на друга, над ними возвышались зубчатые башни укрепленных жилищ и купола церквей.

Ян пожирал глазами порт, где царило невиданное им ранее оживление. Прислушиваясь, он улавливал скрипучее постанывание раненых судов, вернувшихся из боя, насмешливые всплески волн, весело обсуждавших последние рейды мавританских пиратов и приключения паломников, возвратившихся из Святой Земли. Вдоль причалов с неубранными экскрементами и кучами гниющего мусора, над которыми вились тучи мух, стояли на якорях суда всех форм и происхождений. Лодчонки торговцев дынями с Корсики тщетно пытались найти себе местечко между каравеллами и галерами. Последние больше жались к малому форту, охраняющему вход в порт, над которым вилась полукруглая дорога. Стояли на часах офицеры при оружии; из их ноздрей торчали дольки чеснока — единственное спасение от невыносимого запаха, исходящего от прикованных к веслам рабов.

В эту ночь, когда карака стояла на якоре в порту, было полнолуние. Круглая луна плыла над морем, отбрасывая молочный свет на спящий пейзаж. Идельсбад спал на палубе рядом с Яном. Ночная тишина нарушалась лишь отдаленными глухими звуками порта и более близкими — плеском волн о корпус корабля.

Человеческий силуэт отделился от фок-мачты и бесшумно двинулся к тому месту, где лежали гигант и ребенок. При ходьбе лезвие плотницкого топора, который мужчина держал в руке, с перерывами отражало блеск звезд. Его пальцы сжимались на топорище все сильнее, по мере того как он приближался к своей цели. Когда он оказался над гигантом, фаланги пальцев побелели.

В момент, когда топор опускался в смертельном ударе на Идельсбада, вахтенный матрос, бывший свидетелем сцены, тревожно крикнул. Все произошло очень быстро. Идельсбад мгновенно перекатился на бок, в волоске от него в доску палубы вонзилось лезвие топора. Рефлексы, обостренные ночами, проведенными во враждебном мире, привычка к неожиданностям, к опасностям на каждом шагу — все это сыграло в пользу португальца. Он уже был на ногах.

Ансельм де Веер почувствовал, как буквально отрывается от палубы и летит. Неведомая сила кинула его на поручни. Наполовину оглушенный падением, он все же смог подняться, но противник уже крепко держал его. С яростью отчаяния фламандец стал отбиваться, изо всех сил бить кулаками, пытаясь освободиться. Все напрасно. Идельсбад схватил его поперек пояса, поднял с обезоруживающей легкостью и раскачивал за бортом. Казалось, участь де Веера решена. Но нет, его тело повисло в пустоте, однако Идельсбад еще крепко удерживал его за предплечье.

— Нет! — закричал Ян. — Нет! Не убивайте его!

— Успокойся, — ответил гигант, не поворачивая головы. — Я приберегу его на черный день. — Наклонившись к де Вееру, он отрывисто бросил: — Я хочу знать имя…

Лицо мужчины невероятно ожесточилось, исказились все его черты. На виске сильными толчками билась вена, глаза сверкали ненавистью, необъятной, решительной и… спокойной.

— Лучше сгореть в аду…

— Ты уже близок к нему. Имя!

Вопреки всем ожиданиям фламандцу удалось собрать всю свою энергию и освободить предплечье. На мгновение он завис между небом и морем, потом, отцепившись от невидимой связки, полетел вниз, к волнам.

ГЛАВА 22

Прибыв в Пизу, Ян сразу заметил, что царившая там атмосфера не имела ничего общего с Генуей, еще меньше с Брюгге. Город как бы потух. Мальчик выразил свое удивление гиганту. Тот объяснил ему, что прошли те славные времена, когда Пиза по мощи была на равных с Венецией и Генуей, владела Сардинией и Корсикой, а ее негоцианты, следуя за крестоносцами, растекались по землям Ближнего Востока. Сардиния и Корсика попали под власть Арагона; пизанский флот уничтожен Генуей, и вот уже сорок лет, после многомесячной осады, в Пизе хозяйничали флорентийцы. Более того, уточнил португалец, к невезениям в политике прибавились происки природы. Подобно порту Брюгге, порт Пизы одолевали пески, река Арно превратилась в сплошные плывуны: Северная Венеция и город с падающей башней неумолимо погибали.

Высадившись на берег, они купили кобылку у перекупщика лошадей, развернувшего свое дело у городских ворот. Ян взобрался на круп, и вскоре тандем уже преодолевал разваливающийся каменный мост реки Меццо, чтобы выехать на дорогу, ведущую к югу. От Флоренции их отделяло меньше двадцати лье.

Не земля расстилалась под их ногами, а сад, овеваемый теплым дыханием ветерка, благоухающий ароматами дикорастущей зелени. Ветер омывал холмы, столетние кипарисы, спускавшиеся по склонам насколько хватало взгляда, и оливковые деревья, раздавленные жарой; некуда было спрятаться от пронизывающего воздух нестерпимого света. Все в глазах Яна усиливало контраст по сравнению с туманами Фландрии. Зачарованность не покидала его ни на мгновение и продолжалась до тех пор, пока ночь не накинула свой покров на окружавший его декор.

На следующий день, когда заходящее солнце изредка показывалось между холмами, вдали возникли первые отроги Апеннин.

Обхватив Идельсбада за талию, Ян истекал потом. Никогда за свою короткую жизнь он не испытывал такой жары.

— Это уже ад? — простонал он, задыхаясь.

— Нет, — невозмутимо ответил гигант. — Это только лето.

Еще десяток лье, и на охровую землю стали опускаться сумерки. Идельсбад остановил лошадь и с раздосадованным видом осмотрелся.

— В чем дело? — забеспокоился мальчик.

— Ничего серьезного. Мы немного сбились с пути. После Амполи мне нужно было повернуть к западу. — Он показал на возвышающийся впереди холм: — Фьезоле. До Флоренции осталось два-три лье. Взгляни налево.

Вдали, на отливающем металлической синевой горизонте, вырисовывались шпиль колокольни и купол собора Брунеллески.

— Вот обогнем деревеньку — и уже рукой подать.

Он пришпорил лошадку. На вершине холма виднелись крыши аббатства. Понукаемая Идельсбадом лошадь вступила на пыльную тропу, спускающуюся к востоку.

— Слушайте! — вскричал Ян. — Похоже на стоны…

Гигант прислушался. Мальчик не ошибся. Но то были не простые стоны, а стенания, усиливающиеся по мере приближения Идельсбада и Яна к холму.

Незаметно шум возрос, превратившись в бесконечный, рвущий сердце плач, заполнивший всю равнину Мугелло. Создавалось впечатление, что где-то умирал целый народ.

— Интересно, что же это такое? — пробормотал Идельсбад и погнал лошадь к деревне.

Слившийся стон прорезали пронзительные, оглушительные крики.

Через несколько мгновений они оказались свидетелями ужасного зрелища. Что это было? Пьяцца Мино? Или взорвавшееся кладбище? Около фонтана вокруг аббатства какие-то существа, потерявшие человеческий облик, выли с искаженными лицами, корчились от боли, будто пожираемые невидимым огнем. Их выпученные глаза сверкали, словно горящие угли. У некоторых уже не было рук, ног, у других с лиц свисали лоскуты кожи, были и такие, что катались по земле в разорванных одеждах, царапая себя до крови. Какая-то фигура, напоминающая женскую, качаясь, приблизилась к Идельсбаду и Яну. Она была почти обнажена. На груди ее зияли отвратительные мерзкие раны.

Гигант не успел отъехать. Она вцепилась в его ногу.

— Сжальтесь… Я сгораю… увезите меня.

Опешивший гигант дернул поводья. Лошадь шарахнулась в сторону, женщина, не удержавшись на ногах, упала. Но тут же к ним поспешила другая фигура. Мужчина, точнее, то, что от него осталось. Он бросился к морде лошади, та, испугавшись, встала на дыбы, едва не затоптав его.

— Быстро! — крикнул Идельсбад. — Скорее уезжаем отсюда!

Ян, пораженный ужасом, раскрыв рот, из которого не вылетало ни звука, во всех деталях рассматривал сцену.

Понукаемая гигантом кобылка во весь опор понеслась через площадь, поднимая клубы пыли, в последний момент шарахаясь от тех, кто пытался преградить ей дорогу. Она будто чувствовала, чего ждал от нее всадник; не снижая хода, сама выискивала проходы, прыгала через ямы, увертывалась от валявшихся трупов и тянущихся к ней рук.

Все это напоминало Яну ад: они, должно быть, скакали вдоль берегов Стикса.

Проскочив деревню, животное на быстром, но не таком тряском галопе продолжило, не снижая скорости, спускаться с холма. Когда после одной опушки вновь появилась дорога, ведущая к Флоренции, португалец перевел лошадь на рысь.

— Что это было? — пролепетал Ян. — Что случилось с этими людьми?

— Не знаю. Никогда не видел ничего подобного. Никогда!