Дмитрий Правдин - Записки районного хирурга Страница 44

Если пешеход лбом треснется о стоящий автомобиль, то можно заявить об автомобильной травме. Кто опровергнет?

Борща удалось спасти, причем он остался доволен, так как теперь мог на законных основаниях получать пенсию по инвалидности.

Больше ничего экстраординарного в праздники не произошло. Рутина — резаные, битые, боли в животе, пара острых аппендицитов, кишечная непроходимость да ранение тонкой кишки. Все выжили, всех спасли. Чудесно! А то, что не отдохнули — никому не интересно.

Третьего января на работу вернулся заведующий. Он уже был в курсе произошедшего: с утра успел сходить к главному и, похоже, здорово поругался.

— Да. Этот Лившиц точно ненормальный! Сдал Саныча в КПЗ! Хирурга! — ругался Ермаков.

— И что теперь с ним будет?

— Я сказал, чтоб вытаскивал!

— А как он его вытащит?

— А как сажал, так пускай и вытаскивает! Или пусть сам на прием идет! Видал, сколько народа у кабинета?

— Да, видел, может, мне пока идти попринимать амбулаторных?

— Нет! — твердо произнес Леонтий Михайлович. — Пусть едут к начальнику милиции, что хотят делают, но Бурлакова возвращают.

Неожиданно в ординаторскую ворвался начмед:

— Леонтий Михайлович, а почему прием никто не ведет?

— А у нас амбулаторный хирург — Бурлаков. Вернется — и пойдет на прием.

— Дурака не валяйте! Отправьте Правдина! — начмед грозно сдвинул брови.

— Правдин врач стационара, он на прием не пойдет. Вызывайте Бурлакова!

— Что? Это бунт!

— Почему бунт. Мы с Правдиным идем в операционную, экстренная операция! — подмигнул мне заведующий.

— А прием как же?

— А на прием сами можете идти, если Саныча не хотите.

— Ну, я так этого не оставлю! — хлопнул дверями Лившиц.

Через час измученный, но счастливый Саныч сидел в ординаторской и, виновато улыбаясь, слушал грозный монолог заведующего.

— Ты все понял? — поинтересовался Леонтий Михайлович в конце своего выступления.

— Так точно, шеф! — по-военному отчеканил Саныч, вытянувшись во фрунт. — Сейчас иду к начмеду извиняться, после иду на прием, работаю экстренным две недели подряд, сам месяц не оперирую, вызываю либо вас, либо Диму! Правильно?

— Правильно, ступай!

— Спасибо вам, мужики! — чуть не плача, проговорил Саныч. — Думал, все, так и закисну в кэпэзэ. Как протрезвел, так и понял! Все, больше не пью!

— Все, иди, работай, — по-отечески похлопал Ермаков всхлипывающего сидельца. — Иди!

— Леонтий Михайлович, ловко вы Саныча вернули. Так бы точно пятнадцать суток впаяли, ух и злой тогда Лившиц был!

— Да, возможно. Он же на Саныча заявление накатал, могли и реальный срок дать.

— Заявление?

— Ага! Видишь, как его Саныч приложил, синяк даже через тональный крем проглядывает. Я, честно говоря, и сам не раз хотел приложиться, но мне это как-то не подобает — все же заведующий. А тут Саныч взял и сделал!

— Да. Только с экстренной операцией вы блефовали, а вдруг Лившиц пошел бы и проверил?

— Не блефовал, сейчас аппендицит пойдем оперировать.

— Какой аппендицит?

— Острый!

— А откуда он взялся?

— Да утром еще доставили, я тебя дергать не стал, на работу пораньше пришел, сам и посмотрел. Вот результаты анализов, все подтверждается. Так что пусть проверяет. Главное, Саныч на свободе.

— Да, хорошо, что его выпустили.

— Еще неизвестно, хорошо или нет. Я ему сейчас такое устрою, — протянул заведующий. — Будет пахать как папа Карло! Заслужил!

— Согласен! Пусть пашет. Но, мне кажется, это все же лучше, чем сидеть.

— Хватит лясы точить. Переодевайся и марш в операционную: больной уже на столе!

Глава 15

О наболевшем

Заканчивался двухтысячный год. Я работал в ЦРБ уже больше пяти лет.

Пять лет. Шестая часть моей жизни. Не так давно я отправлялся учиться — подтверждал сертификат специалиста, встречался с однокурсниками, оставшимися работать в городе, и очень удивился, поговорив с ними. Оказалось, они еще даже не начинали самостоятельно оперировать, в лучшем случае ассистировали. Их просто не пускали старшие товарищи. Одному из лучших наших выпускников только что доверили резекцию желудка — и парень очень гордился этим. А ведь я освоил эту операцию еще в первый год работы в ЦРБ.

Мои бывшие однокурсники спокойно шли домой после дежурства, зная, что их не выдернут из постели в самый неподходящий момент. В свое свободное время — у них было свободное время! — они ходили в театры, в рестораны, жили спокойно и размеренно, зная, что их всегда поддержит кто-то более опытный. Безусловно, это было очень приятно; но в профессиональном плане я оказался сильнее их.

После новогодней выходки Саныча я долго не мог получить категорию. В медицине существует три вида категорий — вторая (низшая), первая и высшая. Врачу с категорией и зарплату платят повыше. На вторую можно сдать через три года самостоятельной работы — написав специальное исследование, посвященное, собственно, своей трудовой деятельности за данный период.

Работа была написана, главврач ее одобрил и подписал, мне оставалось съездить к главному хирургу области и отдать ее на утверждение. После этого через месяц мне нужно было предстать перед специальной комиссией и сдать ей квалификационный экзамен.

— Это что такое? — недовольно рыкнул главный хирург, увидав мою работу. — Какая тебе категория? Вы на Новый год все перепились, оголили район, а теперь категорию ему подавай! Дудки! Иди, работай! Недостоин!

— Но как же так? Я же не пил! Остался один и все сделал как надо, всем помог…

— Не надо мне тут заливать! Ваш начмед звонил и просил прислать хирургов! Я ж хорошо помню, он разбудил меня!

— Но он же потом перезвонил вам и объяснил, что все нормально!

— Ну, ясно дело, проспались! Я даже слышал, у вас там даже кого-то в кэпэзэ откомандировали, да?

— Ну, — замялся я, лихорадочно ища ответ.

— Можешь не отвечать, по глазам вижу, что правда!

— Так что с работой?

— Через год приходи!

Я пришел через год.

— Это что за папка? — спросил меня главный хирург области.

— Стандартный картонный скоросшиватель.

— Ты где его нашел, в туалете?

— Почему в туалете? В книжном магазине купил.

— Вы что, там у себя окончательно все мозги пропили? Ты с какой папкой к главному хирургу идешь? А?

— Так вы не будете даже работу смотреть?

— Через год приходи!

Прошел еще год.

— Вот, возьмите, моя работа, — сказал я, протянув главному хирургу яркий пластиковый скоросшиватель, где каждый лист был помещен в отдельный целлофановый пакет и скреплен блестящим замком.

— А опять ты! Какой настырный! Пить-то не бросил?

— Вообще-то я совсем не пью — насмотрелся. А последний раз выпивал вместе с вами, помните?

— ?!

— Вы к нам с санитарной авиацией прилетали, прооперировали директора нефтебазы, у него еще опухоль желудка была, осложнившаяся кровотечением. Вы его так мастерски прооперировали, а потом мы с вами посидели, коньячок продегустировали. Вы собирались директора с собой забрать, но так надегустировались, что больного-то и забыли. Пришлось вам потом за ним с середины дороги возвращаться.

— Все, все вспомнил! — поразился главный хирург. — Хорошая работа у тебя, одна папка чего стоит! Думаю, мы тебе вторую категорию без экзамена дадим, заслужил!

— Так мне даже и на собеседование не надо будет приезжать?

— Зачем? Я напишу рекомендацию, комиссия утвердит.

— Спасибо, приятно слышать!

— И мне приятно встретить старого знакомого, — и, перейдя на шепот, главный хирург подмигнул мне: — Только про дегустацию и вертолет — никому! О'кей?

— Ну, как можно! Я — могила!

Через месяц мне присвоили вторую категорию.

Пять лет! Сколько операций сделал, сколько жизней спас! Теперь можно сказать, что эти годы я точно прожил не зря! Я научился разбираться в людях, узнал о жизни много нового, бывал жертвой интриг…

Люди любят сплетничать, особенно о том, что их не касается. Так бывает всегда: стоит кому-то оступиться, и все говорят только о нем, пока не появится новая жертва.

Саныча обсуждали месяца три. Я слышал в очереди в магазине разговор двух совершенно незнакомых мне кумушек:

— Федосеевна, а ты слыхала, что в больнице хирург один напился и главного врача избил?

— Ой, Кирилловна, да ты что?

— Правда, правда, мне Петровна рассказывала, она на хирургии полы мыла. Избил, его посадили, десять лет дали!

— Ой, что деется!

Сор из избы выносят, как правило, санитарки. Они у нас менялись так часто, что я перестал запоминать имена. За десять лет у нас в отделении сменилось сорок девять санитарок. В основном они держались до первой зарплаты, после уходили в запой и увольнялись. Зато почесать языки были мастерицы.