Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии Страница 45

– И что вы с ними делаете?

Тхар Тхар подлил чаю и озадаченно посмотрел на меня. Наверное, мой вопрос показался ему бессмысленным.

– То, что и положено делать отцу семейства, – забочусь. Точнее, у нас все заботятся обо всех. Обучаю их, насколько хватает знаний. Мы выращиваем овощи, плетем корзины, покрытия для крыш и стен, которые продаем. Вместе молимся и медитируем. Вместе готовим еду и едим. Разве у вас нет семьи?

Я кивнула в сторону спящего У Ба:

– Есть. Брат.

– А в Америке?

– Там я живу одна.

– У вас нет мужа?

– Нет.

– И детей?

– Тоже нет, – выдохнула я.

– Значит, вы живете совсем одна?

Я не помнила, когда на меня смотрели с такой жалостью. Наверное, только в детстве.

– Да, я живу совсем одна, и мне это нравится.

Тхар Тхар склонил голову набок и слегка раскачивался, не говоря больше ни слова.

Девчоночий голос позвал нас к столу.

Мы расселись вокруг очага на трех бревнах, служащих скамейками. Двенадцать детей, Тхар Тхар и я. Каждый получил по миске риса с овощным карри и по вареному яйцу. Кто-то из детей украдкой поглядывал на меня, другие были слишком голодны, чтобы интересоваться моей персоной. У карри оказался горьковатый привкус, но мне понравилось. Рис был тщательно перебран и промыт. Мне не попалось ни одной песчинки или камешка.

На кухне царила тишина и покой. Потрескивал огонь, снаружи доносился шелест бамбука.

Только сейчас я заметила, что у одной девочки трясутся руки. Ее недуг напоминал болезнь Паркинсона. Она подносила ложку к губам, но рука тряслась так сильно, что рис падал обратно в миску. После нескольких безуспешных попыток девочка ухватилась левой рукой за правую, однако дрожь стала только сильнее.

Рядом, зажав миску между колен, сидела однорукая Моэ Моэ. Видя, что у соседки не получается есть самой, Моэ Моэ взяла ложку и принялась ее кормить. Девочка сразу успокоилась. Мы с Моэ Моэ переглянулись. Она была единственной, кто не отводил глаз. Жестом я показала, что готова помочь. Моэ Моэ едва заметно покачала головой и посмотрела с благодарностью. На ее лице мелькнула улыбка, прекрасная и невыразимо печальная.

Я отнесла миску риса У Ба, но у него не было аппетита. Отбросив привычные вежливые отговорки, брат сказал, что очень хочет спать.

Мы решили переночевать в монастыре.

Тхар Тхар устроил нас на ночлег. Он подмел пол, достал несколько подстилок и одеял и два спальных мешка, расстелил их в уголке, за занавеской. Под мой мешок подложил пару одеял, предполагая, что я не привыкла спать на жестком полу. Между мешками Тхар Тхар поставил взятую с алтаря миску, где плавали лепестки роз. По его словам, эти цветы отгоняли от человека дурные сновидения и навевали крепкий сон.

Меня тронула его предусмотрительность. Я присела рядом с мешком У Ба, брат устало улыбнулся, взял мою руку и через несколько минут заснул.

Я вышла на крыльцо, села на ступеньки. Над головой перемигивались яркие звезды, их было так много, что у меня захватило дух. Изнутри доносился кашель У Ба. Брат кашлял даже во сне.

Вскоре ко мне присоединился Тхар Тхар. У него были удивительно широкие, сильные ступни, никак не вязавшиеся с длинными, изящными пальцами рук. Он принес свечку, чай и две чашки.

– Хотите?

– С удовольствием.

– Ваш брат сильно простыл, – сказал Тхар Тхар, разливая чай.

– Надеюсь, у него всего лишь простуда.

– Вы предполагаете что-то иное?

Я рассказала ему о мандалайском враче с печальными глазами. О затемнении в легком У Ба и о лекарствах, которые не лечат.

– Вы вините в этом себя?

– Я беспокоюсь за его здоровье.

– Понимаю, но вам незачем тревожиться. Ваш брат не собирается умирать.

– И он так говорит. Но откуда эта уверенность? Вы же его впервые видите? Или у вас тут все астрологи и ясновидцы?

– Я не то и не другое. Но мне знаком его кашель. В холодное время года у нас так кашляют многие. И потом, в его глазах нет смерти.

– Вы верите, что по глазам человека можно узнать, суждено ли ему умереть?

– Да, – спокойно ответил Тхар Тхар.

– Как?

Мой вопрос заставил его задуматься. Он сидел, обеими руками почесывая бритую голову, словно сам себя гладил.

– У каждого по-разному. У кого-то в глазах стоит страх смерти. От жизни там остался крохотный огонек, который того и гляди погаснет. Из кого-то жизнь ушла еще не целиком, но во взгляде уже поселилась пустота. В глазах вашего брата я не увидел ничего, что указывало бы на приближение смерти.

– Доктор не был так уверен.

– Врачам некогда заглядывать в глаза.

Мне больше не хотелось говорить об этом. Я снова спросила Тхара Тхара об итальянском священнике.

– Это и в самом деле долгая история.

– Ничего. У меня есть время.

– Первый раз вижу западного человека, который никуда не торопится, – засмеялся он.

– А вы встречали многих людей с Запада?

– Что значит «много»? У нас иногда бывали гости. Отец Анджело радушно их принимал, но они вечно куда-то неслись. Даже на отдыхе.

– Я не спешу.

Тхар Тхар смерил меня взглядом:

– Вы надолго приехали сюда?

– Посмотрим. У нас нет никаких планов.

– Вы меня все больше удивляете, – признался он, морща лоб. – Значит, готовы провести здесь несколько дней?

– А почему бы нет?

– Но тот, кто живет с нами, должен помогать по хозяйству.

– Как?

– Готовить еду. Подметать полы и двор. Стирать белье. Собирать яйца. Кормить кур.

– Я согласна… если расскажете, как познакомились с отцом Анджело.

– Почему вас это так интересует?

Сказать правду? Но я боялась, что тогда голос Ну Ну станет главной темой разговора. А мне очень хотелось узнать, куда он ушел, неся на руках бездыханного Ко Бо Бо, и что случилось дальше.

Тхар Тхар был для меня загадкой. Я ожидала встретить другого человека, ведь мои представления о нем строились на рассказах Кхин Кхин и Маунга Туна. Я представляла себе озлобленного, ожесточившегося человека. Мятущуюся душу. Изможденную и подозрительную. Мне казалось: после ада, через который прошел Тхар Тхар, он должен был впасть в глубочайшую депрессию и возненавидеть мир.

Тхар Тхар ждал ответа.

– Наверняка это очень необычная история, потому мне и захотелось ее услышать, – сказала я, ничуть не солгав.

Ответ его удовлетворил. Тхар Тхар снова наполнил чашки и сел, начинать рассказ он не торопился. В тишине прокричал петух, затем еще один.

Украдкой я поглядывала на Тхара Тхара. Свечка стояла на ступеньке, и ее колеблющийся огонек едва освещал его лицо. Лицо спокойного, уверенного человека. Он сидел прямо, словно медитировал.

– Я тогда был… как бы это лучше сказать… в смятении. Я потерял семью и искал…

– Чего?

Он улыбнулся:

– Неужели в вас так мало терпения? – (Я тоже улыбнулась и кивнула, показывая, что намек поняла.) – Как-то в чайном домике я услышал про отца Анджело и узнал, что он помогает людям вроде меня. Он давно жил в здешних местах, прибыл миссионером во времена, когда страна еще официально называлась Бирмой и была английской колонией. При англичанах сюда приезжало много священников из Америки, Англии, Испании и Италии, и все они стремились обратить бирманцев в христианство. Одним из таких и был отец Анджело. Мне даже не пришлось его просить. Он сам взял меня под свое крыло. Я убирал в его доме, готовил, стирал белье, ходил на рынок. Отец Анджело поселил меня у себя и стал учить. Благодаря ему я начал читать и писать, освоил четыре действия арифметики. В математике отец Анджело был не силен. Он усиленно учил меня английскому, говоря, что этот язык мне пригодится. Мне нравился итальянский, но у отца Анджело все не доходили руки всерьез обучить меня своему родному языку. У него я впервые стал читать книги, узнал, какой силой обладает слово. У отца Анджело была небольшая библиотека. Все свободное время – а его у меня хватало – я жадно читал. Помню, меня поразила история Робинзона Крузо.

Я не скрывала изумления, и Тхару Тхару это очень нравилось.

– Потом я узнал про Моби Дика, Оливера Твиста. Затем настал черед Библии, первой притчей была история про Каина и Авеля… Под руководством отца Анджело я изучил Ветхий и Новый Завет. Спустя время стал помогать ему в службах, он отпевал покойников, крестил новорожденных, венчал. Вместе мы праздновали Рождество и Пасху. Он служил в старой церкви. Стараниями отца Анджело, христианская община в городе стала расти. За восемь лет я не пропустил ни одной его проповеди.

– Но, насколько я понимаю, обратить вас он не смог.

– Что это значит?

– Монастырь. Статуи Будд, ваши монашеские одежды…