Джефф Николсон - Бедлам в огне Страница 45

Линсейд говорил о Карле так, будто ее здесь не было или она не понимала человеческую речь. От этой его манеры мне даже стало неловко. Такое поведение выглядело как демонстративное неуважение, словно присутствие Карлы не имело никакого значения, а сама она была лишь подопытным кроликом, вместилищем медицинских данных. Нельзя сказать, чтобы слова Линсейда хоть сколько-то беспокоили Карлу. Уставясь в потолок, она ковыряла в левой ноздре.

– Несомненно, – снова заговорил Линсейд, – ни один здоровый человек не станет делать вид, что он безумен. Следует ли отсюда, что никто не притворяется без причины? Очевидно, в этом вопросе нельзя полагаться на слова больного. Верить, что пациентка безумна, только потому, что она называет себя безумной, столь же нелепо, как верить, что она здорова, только потому, что она называет себя здоровой.

– По-моему, я уловил суть, – сказал я.

– Я знал, что вы поймете, – похвалил Линсейд. – Я знал, что вам понравится эта лингвистико-философская головоломка. Думаю, вы станете помнить о ней, и задачка эта даст вам пищу для размышлений на много дней вперед. Вы не пишете стихотворений в прозе?

– В последнее время нет.

Карла вдруг принялась изображать встревоженную куклу – голова ее, как на шарнирах, завращалась из стороны в сторону.

– Возможно, вы сами хотите задать Карле пару вопросов? – предложил Линсейд.

Симулянтка она или нет, психичка или нет, но у меня не было никакого желания разговаривать с Карлой. Ясно же, что на любой вопрос она даст предельно идиотский ответ. Так какой смысл?

Но тут вмешалась Алисия:

– Да-да, спросите, Грегори.

И я решил попробовать. Стараясь выглядеть заботливым и заинтересованным, но отнюдь не легковерным, я спросил:

– Карла, что вы сделаете, если доктор Линсейд скажет, что вы поправились и можете покинуть клинику?

Линсейд и Алисия дружно кивнули, показывая, что одобряют мой вопрос, а Карла вдруг захихикала, потом захохотала и принялась раскачиваться туда-сюда – подобно любезно-смешливым полицейским, какие раньше встречались на морских курортах[53]. Затем, так же внезапно успокоившись, ответила:

– А засуну башку себе в жопу.

Линсейд посмотрел на меня с грустным самодовольством. Он был удовлетворен. Я доказал нечто такое, в истинности чего он был свято убежден.

– Хотите попробовать еще раз?

Я очень в том сомневался, но все-таки спросил:

– Карла, вы прочли в последнее время какую-нибудь хорошую книгу?

– Нет.

Очень прямой ответ. К немалому своему удивлению, я, похоже, нащупал правильный путь.

– Может, посмотрели хороший фильм?

– Нет.

– Хорошую телепередачу?

– Нет.

– Поучаствовали в хорошей оргии?

Не знаю, почему я задал этот вопрос. Просто вырвалось. И я знал, что ответ Карлы ничего не докажет, но мне все равно было интересно, что она скажет и как отреагируют Линсейд и Алисия – и на ответ Карлы, и на мой вопрос. Но на их лицах не отразилось ровным счетом ничего, а легкая нахмуренность могла указывать, что на этот раз я задал не столь удачный вопрос – не более.

Очень спокойно и просто Карла сказала:

– Да, принимала. Хотите получить приглашение на следующую?

Я подумал, что ответ вполне разумный, хотя, естественно, я не питал иллюзий, будто он имеет какое-то значение. Карла рассмеялась собственным словам, и я вдруг поймал себя на том, что тоже смеюсь, – хотя, подозреваю, смеялись мы над разными вещами. Линсейд и Алисия не поддержали наше веселье, а Линсейду похоже, и вовсе надоели мои вопросы.

– Я вижу, вы стараетесь, Грегори, и я не могу вас осуждать, – сказал он. – Понимаете, для описания состояния Карлы у нас имеется еще одно слово. Аггравация. Иначе говоря, Карла имитирует отклонения, которых у нее нет. Если хотите, копирует чужую болезнь. И я думаю, вы согласитесь, что ее состояние имеет прямое отношение к тому, чем мы занимаемся в клинике Линсейда. Карла не просто видит много образов, она видит слишком много образов безумия.

Мне хотелось сказать: постойте, постойте, где это она видит образы? В клинике, что ли? Но Линсейд не дал мне открыть рот.

– Думаю, нам всем полезно немножко посидеть в темноте.

Я ушам своим не поверил. А Линсейд встал, опустил жалюзи и выключил свет. Мы молча сидели в темноте – как мне показалось, до нелепости долго. Это что, методика Линсейда в действии? Неужели на этих сеансах больше ничего не происходит? Вот так спокойно сидят в темноте, и все? Наконец Линсейд решил, что с нас хватит, и отпустил всех восвояси.

Карла отправилась паясничать, а мы с Алисией направились по коридору к ее кабинету.

– Ну зачем вы задали ей такой вопрос? – спросила Алисия. – По поводу оргий.

– Не знаю, – честно признался я.

– Ведь больных может возбудить самая малость.

– Я вовсе не хотел ее возбуждать.

– Тогда зачем спросили?

– Наверно, я бунтарь от природы. Знаете, творческим людям это свойственно.

– И вы так одержимы сексом?

– Ну…

– И что у вас за пунктик насчет оргий? Что вы хотите делать? Смотреть? Участвовать? Или хотите смотреть, как я принимаю участие?

– Что?

Я уже привык, что у Алисии гораздо более живое сексуальное воображение, нежели у меня, но на какой-то краткий миг перед моими глазами мелькнула до ужаса возбуждающая картинка: Алисия в самой гуще похотливого месива, ее тискают, обжимают, сношают голые сумасшедшие.

– Нет, этого я не хочу, – сказал я.

– Знаете, есть врачи, в основном в Америке, точнее даже – в Калифорнии, которые утверждают, что настоящие только те психотерапевты, кто совокупляется со своими пациентами.

– Вряд ли мне захочется принимать в этом участие.

– Правда?

– Правда.

– Даже в фантазиях?

Интересно, не побеседовал ли с ней Чарльз Мэннинг.

– Ну, фантазии – это всего лишь фантазии, – ответил я, – но все равно – нет.

– Я думаю, ради меня вы сумеете вызвать одну маленькую фантазию, Грегори?

Мы подошли к ее кабинету, и Алисия затащила меня внутрь, захлопнула дверь, но я отметил, что запирать ее она не стала, затем опустила жалюзи – как несколько минут назад сделал Линсейд. Пусть это была не та непроглядная тьма, которая сопровождала наши с Алисией сексуальные опыты, но все-таки достаточно темно.

– Вот так, – сказала Алисия. – Выеби меня. Выеби меня, как неистовый слюнявый псих, своим неистовым, слюнявым, психованным хуем.

– Ну ладно, – сказал я.

И я постарался ей угодить, хотя по большей части я был немым, неистовым, слюнявым психом. На этот раз Алисия, похоже, не возражала против моего молчания. Ее собственного многословия хватало на двоих. И когда все закончилось, когда мы лежали рядом на полу ее кабинета, а ножка стула впивалась мне в бок, Алисия сказала:

– Очень хорошо. Вы очень убедительно сыграли психа. Гораздо более убедительно, чем многие пациенты.

Это что, намек? Пытается ли Алисия сказать мне, что в клинике Линсейда происходит что-то не то? И это “не то” следует из поведения Карлы? Я с самого начала догадывался, что никто из пациентов клиники не является тем, кем кажется. Может, некоторые, выражаясь языком Линсейда, симулировали. Преувеличивали или даже придумывали симптомы. Хотели выглядеть безумнее, чем на самом деле. Но я прекрасно понимал, что из этого вовсе не следует, будто они совершенно здоровы. Если кто-то из них утверждает, что он облекся в причуды, это вовсе не означает, что он в самом деле чудак Другие уверяют в своем душевном здоровье, но так, что скорее подтверждают свое безумие. Когда они рассказывают мне свои истории, когда делают свои признания, когда называют себя безумцами или здоровыми – неужели они и правда надеются, что я им поверю? И хотят ли они этого?

И еще одна мысль пришла мне в голову. Я вспомнил ту внезапную перемену, что случилась в лекционном зале в конце второй недели – незадолго до того, как я пригрозил уйти из клиники, незадолго до “новой сделки”. Я со смущением вспомнил свою тогдашнюю реакцию, непреднамеренную, непроизвольную реакцию – как я набросился на пациентов и заявил им, что они все чокнутые. Но им мои слова понравились, – возможно, в этом-то и состояла суть. Как только я назвал их безумными, они вдруг обрадовались, словно победили, словно сумели меня уверить, словно их игра в безумие сработала. И сейчас я чувствовал себя таким глупым, таким наивным.

Я поразмыслил и над другой возможностью. Попытался представить, какие можно сделать выводы, если все пациенты на самом деле абсолютно здоровы. Что, если они вовсе не сумасшедшие, но по какой-то причине решили притвориться таковыми, чтобы попасть в клинику Линсейда? Причины могут быть какие угодно, – например, желание укрыться в безопасном месте, стремление сбежать из реального мира, который оказался слишком трудным. Довольно эксцентричный поступок, но он вовсе не обязательно свидетельствует о безумии. Пациенты убедили Линсейда в своем сумасшествии, забронировали себе местечко в клинике и успокоились, но время от времени все-таки нужно демонстрировать безумие, чтобы их не дай бог не объявили здоровыми и не отправили по домам. Особенно хорошо подобная тактика прослеживается в сочинениях.