Роберт Хелленга - 16 наслаждений Страница 45

– В соответствии с вашими первоначальными показаниями, доктор Постильоне, вы не смогли выполнить супружеский долг прямо в брачную ночь.

– Совершенно верно.

– И несмотря на повторные попытки, делавшиеся добросовестно, никогда внешняя плоть вашего пениса не проникала в девственную мембрану вашей супруги?

– Совершенно верно.

– Означает ли это, что вы не смогли ввести во влагалище супруги даже малого количества своей семенной жидкости?

– Е vero.[146]

– И что вы продолжали жить вместе в течение девятнадцати, простите, двадцати лет, прежде чем расстаться?

– Е vero.

– И что тщательное медицинское обследование вас обоих, вас и вашей супруги, не выявило никаких органических препятствий для половых сношений?

– Е vero.

– И что на самом деле состояние влагалища вашей супруги свидетельствует о том, что она имела регулярные половые сношения в течение нескольких лет?

– Vero.

– И что вы сами, в действительности, хотя ваши первоначальные показания по этому поводу были весьма путаными и противоречивыми, имели, сексуальные отношения с другими женщинами?

– Vero.

Судья опускает лист бумаги, по которому он читал все это, переходя от специфических показаний к общим принципам:

– Чтобы стать препятствием для брака, доктор Постильоне, импотенция должна быть: а) предшествующей браку, б) постоянной и в) доказанной. Сомнительная импотенция, как по закону, так и по факту не является препятствием.

Позвольте сказать, ваше преподобие, – адвокат Доктора Постильоне заговаривает впервые, – что все эти три условия были приведены при рассмотрении дела епископальным судом.

Для ответа слово предоставляется защитнику супружеских уз:

– Совершенно верно, синьор адвокат, но в случаях с impotentia relativa, то есть, импотенция только по отношению к одному человеку, – в противоположность impotentia absoluta – для суда всегда крайне важно соблюдать особенную осторожность. Несмотря на решение суда, защитник супружеских прав в Турине, поступил совершенно правильно, направив данное дело к нам.

– Но правила, – реагирует на это адвокат, – изложенные в Каноне 1979.2, обеспечивающие нормы при решении дел, связанных с impotentia relativa, гласят, что, когда независимые свидетельские показания двух психоаналитиков подтверждают факт, это должно быть очевидным для гипотетически разумного человека…

– Извините, – прерывает его защитник супружеских уз, – но это именно факт, а не закон вынуждает суд сомневаться. Конечно же, разумный человек будет иметь повод сомневаться – разумно сомневаться – в том, что человек с репутацией вашего клиента в вопросе половой состоятельности не смог проникнуть в свою молодую невесту.

Адвокат встает, поправляет костюм, обеими руками одергивая лацканы пиджака:

– Начнем с того, что половая состоятельность моего клиента не является документально подтвержденным фактом, и что касается этого суда, у него нет на то доказательств. Во-вторых, как вы помните, в момент заключения брака мой клиент был молодым подмастерьем в Галерее Колонна. Он был новичком в Риме. Он женился на богатой девушке вопреки воле ее могущественной семьи. Она воспитывалась во дворце и привыкла к роскоши во всем. Он был деревенским парнем из Абруцци. Для разумного человека не составит труда понять всю сложность ситуации. Так же, как ему несложно будет понять, в чем травма первой ночи – когда семья невесты ждет объявления за дверью спальни, когда должны быть представлены на всеобщее обозрение простыни с пятнами крови. Это непросто – при подобных обстоятельствах совершить самый деликатный акт, акт, требующий доверия, обходительности, такта и – позвольте мне сказать это – исключительного мужества. Потерпев неудачу один раз… – Его плечи и кисти рук были подняты вверх, как будто адвоката уносило вверх, к потолку, украшенному светлыми фресками с розовыми путти в манере Бронзино. – И, конечно же, остается тот факт, что не было выделений.

Судья вмешивается с горящими глазами:

– Ни в одном из письменных показаний не упоминается, что семья стояла под дверью спальни.

– Я говорил образно, ваше преподобие.

И теперь суд выслушивает речь одного из помощников судьи, который говорит с сильным ирландским акцентом, что на самом деле не является необычным для церковных судов. («Quantum a rerum turpitudine, antum te a verborum libertate sejungas.» – «Если вы хотите избежать искажения вещей, вам следует избегать искажения языка». Это самое близкое изложение шутки, которую можно часто услышать в высшем суде Римско-католической церкви.) Судья удостаивает своего коллегу неодобрительным взглядом.

– Цицерон, – говорит ирландец, – Pro Coelio.[147]

– Позвольте мне теперь перейти к почтовым открыткам, – говорит судья, – что является основным вопросом. Первая датирована пятым августа тысяча девятьсот тридцать седьмого года, сразу же после вторжения в Эфиопию. Она адресована вам в военный тренировочный лагерь в Люкка.

Адвокат доктора Постильоне прерывает его:

– Эти открытки, ваше преподобие, выражают тягость положения, в котором находилась синьора, – жены, но не женщины… нет, еще даже не жены. Возможно, мне следует выразиться иначе: женщины, а не жены. Пока еще не жены. Замужем, но не… – Адвокат, который сам себя запутал, оставляет эту тему и переходит к другой: – В последующих открытках, ваше преподобие, мы видим, что она теряет надежду, угрожая завести любовника.

– Суд, – говорит судья, – изучил эти открытки с полным вниманием. Дело не в том, что в них говорится, а в том, насколько то, что в них говорится, может быть подтверждено. Суду кажется странным, что женщина могла выражаться столь открыто, в такой публичной манере, особенно когда у нее было достаточно возможностей выразиться viva voce.[148]

Адвокат пускается в длинные объяснения.

– Есть ли кто-нибудь другой, кто бы видел эти открытки?

– Да, ваше преподобие.

– В то время? Кто-нибудь, кто видел их в то время, когда они были отосланы?

– Это не те вещи, которыми мужчина хватается перед приятелями, ваше преподобие, но да, мой клиент действительно показывал их нескольким своим близким друзьям в то время.

– Нам понадобятся письменные свидетельские показания этих друзей.

– Конечно, ваше преподобие.

– Хочу напомнить вам, что эти показания должны были быть взяты одним из нижних судов, и это только с согласия защитника супружеских уз высший суд Римско-католической церкви согласился продолжить рассмотрение дела, вместо того чтобы отослать его назад во Флоренцию или Турин.

– Мы крайне признательны вам за это, ваше преподобие.

– И вы также должны запомнить, синьор адвокат, – и к вам это тоже относится, доктор Постильоне – что у суда есть веские основания законно поддерживать действительность данного брака. И по этой причине суд советует вам, доктор Постильоне, предпринять дальнейшие попытки иметь половые отношения с вашей супругой. Возможно, по прошествии двенадцати лет, которые вы жили врозь, ваши отношения существенно изменятся и вы сможете преодолеть свою несостоятельность. А тем временем вы не можете ожидать, что суд будет снисходительно улыбаться, видя привычное нарушение супружеской верности одной из сторон.

– Из огня да в полымя, – произносит ирландский священник по-английски, тем самым вызывая еще один неодобрительный взгляд.

– Но это почти невозможно. – Доктор Постильоне, который представлял все это время свою собственную версию происходящего в виде одноактной оперы-буффа в манере «Служанки-госпожи» Перголези, со старыми священниками играющими parti série,[149] выражает свой скептицизм тремя крепкими рукопожатиями, как будто пытаясь оторвать ему руку, начиная от запястья. – Я… почему… наши различия… Это само собой разумеется.

– Само собой разумеется, доктор Постильоне, что муж и жена с благословения Священной Матери Церкви должны объединить себя в единую плоть!

– Вы имеете дело, ваше преподобие, с живыми людьми.

– Совершенно верно.

– Вы должны брать во внимание потребности живых людей. Вы должны учитывать чувство человеческого достоинства. Вы должны принимать во внимание простую человеческую порядочность.

– Доктор Постильоне, это как раз то самое, что церковь должна игнорировать, если ей необходимо сделать свою работу: человеческие потребности, человеческое достоинство, человеческую порядочность. То, что вы имеете в виду, позвольте мне пояснить это, означает, что вы считаете учение церкви неудобным. Конечно же, вы так считаете, доктор Постильоне. Церковь очень неудобна. Она стоит на нашем пути – на моем так же, как и на вашем, – и говорит: «Поверни назад, о, глупец, отрекись от своих глупых поступков». Две души были сплетены, доктор Постильоне, самым сложнейшим образом, как два куска нити, завязанные в узел. Вы хотите, чтобы мы разрезали этот узел при помощи пары ножниц, щелк, щелк, щелк, – он делает небольшие режущие движения пальцами, – но это именно то, чего мы не будем делать. Возможно, кусочки нити можно распутать, не повредив ни одной из них, но это требует времени и терпения. Если кусочки нити были надежно завязаны, тогда это будет невозможно. То, что Господь Бог соединил вместе, ни один человек не может разъединить. Наша задача, доктор, изучать эти узлы, а не разрезать их. – И снова режущие движения.