Питер Мейл - Год в Провансе Страница 46

— Немножечко pastis? Почему бы и нет?

Может, у него сегодня день рождения? Или он уходит на пенсию? Или выиграл в лотерею? Я ждал, что он сам объяснит причину своего приподнятого настроения, но вместо этого почтальон поведал мне о sanglier, которого его приятель застрелил на прошлой неделе. А мне известно, как правильно готовить это животное? Он с кровожадными подробностями описал мне весь процесс, начиная со свежевания и разделки туши, кончая термической обработкой. Рюмка — как я догадался, уже не первая за это утро — тем временем опустела, и предложение наполнить ее вновь было благосклонно принято. Потом почтальон перешел к делу.

— Я привез вам официальный календарь почтового ведомства на новый год, — объявил он. — В нем есть дни всех святых и еще несколько красивых фотографий молодых женщин. — Он достал из конверта календарь, быстро пролистал его и продемонстрировал мне фотографию девушки, одетой в две половинки кокосовой скорлупы. — Voilà!

Я сказал, что с его стороны очень мило вспомнить о нас, и поблагодарил за подарок.

— Вообще-то он бесплатный, — признался почтальон, — но, если хотите, можете купить его.

Он еще раз подмигнул мне, и только тут до меня дошла истинная цель этого визита. Он собирал свои рождественские чаевые, но поскольку просто так явиться на порог с протянутой рукой было бы неприлично, почтальон придумал трюк с календарем.

Он забрал деньги, допил pastis и умчался по следующему адресу, оставив нам на память осколки своего габаритного фонаря.

Когда я вернулся в дом, жена рассматривала календарь.

— А ты знаешь, — спросила она, что до Рождества осталось всего две недели, а от строителей ни слуху ни духу?

А потом она поделилась со мной идеей, которая могла прийти в голову только женщине. Совершенно ясно, рассуждала она, что день рождения Иисуса Христа не кажется строителем достаточным поводом для завершения работ. А если они не завершат его до Рождества, то появятся у нас не раньше февраля, когда окончательно оправятся от новогодних праздников и похмелья. Поэтому моя жена решила, что мы должны пригласить всех наших работников на праздник в честь окончания ремонта. И приглашать надо не только строителей, но — обязательно! — и их жен.

Ее коварный расчет строился на двух факторах. Во-первых, женам, которые никогда не видели, что их мужья делают с чужими домами, станет любопытно, и они непременно захотят прийти. А во-вторых, ни одна жена не допустит, чтобы ее муж оказался тем единственным, кто не закончил свою работу. Это означало бы потерю лица перед другими женами и, следовательно, очень неприятный разговор в машине по дороге домой.

Это была блестящая идея. Мы назначили праздник на последнее воскресенье перед Рождеством и разослали приглашения: море шампанского начиная с одиннадцати утра и до последнего гостя.

Через два дня бетономешалка вновь появилась у нашего крыльца. Дидье со своими помощниками, веселые и шумные, как всегда, начали работу с того самого места, где закончили ее три месяца назад, словно никакого перерыва и не было. Они никак не объяснили ни своего отсутствия, ни внезапного возвращения. Дидье только обронил что-то насчет того, что хочет закончить ремонт до того, как уедет кататься на лыжах, и добавил, что они с женой с удовольствием принимают наше приглашение.

Мы посчитали, что, если придут все, нам надо будет накормить двадцать два человека с хорошим провансальским аппетитом. Поскольку все происходило так близко к Рождеству, на стол придется поставить что-то более праздничное, чем миска с оливками и нарезанные sauciosson. Жена начала составлять список продуктов, и скоро по всему дому запестрели маленькие листочки с напоминаниями: «Террин из кролика!», «Gambas[203] и майонез!», «Мини-пиццы!», «Пирог с грибами!», «Хлеб с оливками!», «Сколько quiches?».[204] По сравнению с ними мой собственный список с одним-единственным словом «шампанское» казался жалким и неинтересным.

Гвоздь праздничного меню как-то холодным утром доставил наш друг, у которого имелись родственники в Перигоре. Это была целая гусиная печень, сырая и потому стоящая лишь треть цены готового продукта. Нам оставалось только приготовить ее и нашпиговать трюфелями.

Мы открыли коробку. Наверное, предыдущий владелец размерами напоминал небольшой самолет, потому что печень была просто огромной — плотная, темно-желтая масса, не поместившаяся в моих ладонях, когда я переносил ее из коробки на кухонный стол. В точности следуя инструкциям нашего друга, я разрезал ее на куски и затолкал в стеклянные банки, а потом дрожащими пальцами засунул туда же кусочки трюфелей. Ощущение было такое, словно я утрамбовывал в банку живые деньги.

Банки плотно закрыли и опустили в большую кастрюлю с кипящей водой ровно на девяносто минут. Потом их следовало охладить, заморозить и на несколько дней поставить в погреб. Жена вычеркнула фуа-гра из своего списка.

Нам казалось непривычным и странным, что конец декабря не принес с собой ни туч с серым дождем, ни предпраздничной лихорадки вроде той, что охватывает в это время всю Англию. Единственным намеком на приближающееся Рождество были странные звуки, доносящиеся из дома месье Понсе примерно в миле от нас. Два утра подряд, гуляя с собаками, я слышал ужасные вопли, полные не столько страха и боли, сколько негодования. Скорее всего, их издавало не человеческое существо, но все-таки я не был до конца уверен. Пришлось спросить у Фостена.

— А, это… Это Понсе чистит своего осла.

Выяснилось, что в сочельник у церкви в Менербе устраивают живые картины, и осел месье Понсе играет в них немаловажную роль. Естественно, что для такого события он должен выглядеть безупречно, но, как назло, именно этот осел терпеть не может мыться и причесываться, а склочный характер не позволяет ему страдать молча. Конечно, в конце концов Понсе приведет его в порядок, уверенно сказал Фостен и посоветовал мне на всякий случай держаться подальше от задних ног животного: этот осел очень ловко брыкается.

В деревне тем временем проходил кастинг претендентов на главную роль Младенца Иисуса. Всех детей подходящего возраста и вида придирчиво рассматривала комиссия, но решение принимали исходя главным образом из темперамента и умения вести себя на людях: праздник должен был начаться только в полночь.

Если бы не вопли осла и не поздравительные открытки в почтовом ящике, можно было бы подумать, что до Рождества остается еще несколько месяцев. У нас не было телевизора, и поэтому нам не приходилось смотреть слащавые рекламные ролики. Никто не пел у нас на пороге рождественских песен, никто не приглашал нас на предпраздничные офисные вечеринки, никто не считал дни, оставшиеся на покупку подарков. Мне это очень нравилось. Жене меньше. Она говорила, что ей чего-то не хватает. Где веселый рождественский дух? Где остролист? Где елка? За всем этим мы отправились в Кавайон.

Там нам повезло, и мы сразу же встретили Санта-Клауса. В широких штанах из красного bouclé, футболке с изображением «Роллинг Стоунз» и отороченном мехом колпачке, он, сильно шатаясь, шел нам навстречу по рю Гамбетта. Издалека мне показалось, что у него горит борода, но, пойдя поближе, я понял, что это дымится торчащая из усов сигарета. На нетвердых ногах он прошел мимо, обдав нас парами кальвадоса. Группа маленьких детишек наблюдала за его передвижением с огромным интересом. Сегодня вечером их мамам предстоят непростые объяснения.

Улицы в Кавайоне были залиты праздничными огнями, а из открытых дверей баров и магазинов неслась музыка. Кое-где стояли наряженные елки. Человек с микрофоном с прилавка, установленного прямо на улице, торговал постельным бельем:

— Только взгляните, мадам! Чистый дралон! Я заплачу вам пять тысяч франков, если вы найдете в этом белье хоть один изъян!

Пожилая крестьянка немедленно принялась дотошно изучать пододеяльник, и продавец поспешно вырвал его у нее из рук.

Мы повернули за угол и чуть не столкнулись с тушей оленя, висящей вниз головой на пороге мясной лавки. Невидящими глазами она смотрела на тушу sanglier, висящую рядом. В витрине хозяин выложил ряд маленьких ощипанных птичек с аккуратно свернутыми набок головками. На птичек предлагалась рождественская скидка: семь продавались по цене шести. В клювики им хозяин засунул зеленые листочки и перевязал сверху красной ленточкой. Мы вздрогнули и прошли мимо.

После визита в Кавайон у нас не осталось сомнений в том, что является главной движущей силой провансальского Рождества. Судя по витринам магазинов, очередям и деньгам, переходящим из рук в руки, одежда, игрушки, телевизоры и драгоценности играли здесь лишь второстепенную роль. Все крутилось вокруг еды. Устрицы и омары, фазаны и зайцы, паштеты и сыры, окорока и каплуны, пирожные и розовое шампанское — у нас началось несварение от одного только вида всего этого. С елкой, остролистом и приличной дозой рождественского духа мы вернулись домой.