Катрин Панколь - Звезда в оранжевом комбинезоне Страница 46

– Какой у тебя славный пацанчик! – сказал Рэй, делая шаг вперед.

– Стой на месте, или я тебя разорву.

Рэй показал цветы, которые держал в руке.

– Ошибаешься, Стелла. Я пришел помириться.

– Я не хочу с тобой мириться. Убирайся отсюда.

И поскольку Рэй уже собирался склониться над колыбелью новорожденного, она заорала что есть сил, как сумасшедшая: «Уходи отсюда! Уходи! Уходи, или мы начнем драться, прошло время, когда ты мог меня терроризировать. Тебе, думаю, не хочется поднимать скандал на всю больницу?»

Рэй остановился, не выпуская из рук букета.

Он обошел вокруг кровати, стараясь держаться подальше от колыбели, подошел к Стелле, насмешливо улыбаясь, заглянул ей в лицо и бросил:

– Ну что ж, война так война! Ты и представить не можешь, что это будет за война. И с твоим парнем я разберусь. Тем или иным способом, но точно разберусь. И он еще приползет мне пятки лизать!

Рука Стеллы на детской колыбельке не шелохнулась. Губы ее не дрогнули. Она посмотрела ему прямо в глаза, и он молча отступил. Букет он так и держал в руке. Выходя, он бросил его на комод.

«Еще один гвоздь!» – не могла не подумать Стелла.

Когда медсестра вернулась с вазой, она обнаружила в мусорном ведре букет, облепленный использованными прокладками, клочками ваты и бумажными салфетками.

Она вышла, пожав плечами. «Надо же, такой красивый букет. Вот маразм! Эта девица такая же чокнутая, как и ее мать».

На следующий день Стелла ушла из роддома.

Она поискала в шкафу платье, которое ей хотелось бы надеть. Достала одно, потом другое. У Стеллы было всего два платья, но она обожала представлять, что у нее громадный выбор.

Она провела пальцем по мягкой, нежной ткани первого платья, потом по блестящей и чуть колючей ткани другого.

Она не слишком-то много знала о прошлом Адриана. Ту малость, которая была ей известна, удалось вытянуть в один вечер, когда они оба немного перепили. Он из России, это точно. Из города Арамиля, это на Урале. Когда он рассказывал о тех местах, то словно отдалялся от нее. Словно растворялся в странном индустриальном пейзаже с торчащими трубами, линиями электропередач, грубо сколоченными бараками и проспектами с полуразвалившимся социальным жильем. Лицо его делалось строгим, чужим, он замыкался в себе, серые глаза тускнели, становились как грязный снег. Она даже испугалась его немного тогда.

Тринадцать тысяч жителей живут, приклеившись к вокзалу. Они вечно ждут поезда. Поезда, который увезет их оттуда. Они не знают куда. Они не знают как. Но уж точно подальше, чем до Екатеринбурга: это столица области, расположенная в тридцати километрах отсюда. В маленьком городе Арамиле шестьдесят процентов жителей – пенсионеры, а половина молодых – безработные. Во времена Советского Союза два агропромышленных завода, городообразующие предприятия, обеспечивали работой всех жителей города. Зарплаты были вполне приличные, руководители предоставляли жителям бесплатное жилье, бесплатные путевки, чтобы они могли отдохнуть в Молдавии или Грузии на берегу Черного моря. Женщинам предоставляли льготы при рождении детей, поощряя рождаемость, строили школы и сады, большие жилые зоны, университеты в Екатеринбурге – тогда это был еще Свердловск, правительство обо всем заботилось. А потом Союз развалился. Заводы закрыли, население ожидала горькая судьба – ждать смерти под открытым небом, под порывами холодного ветра, под снегом и дождем. С детства люди были приговорены к праздности, к злоупотреблению алкоголем. В Арамиле больше делать было нечего. Только смотреть на вечно серое небо, на заснеженные улицы, почерневшие заборы, разрушающиеся здания, на людей, которые умирают заживо, тоскуя о старом времени, о величии коммунистической партии. Единственная надежда – проникнуть в товарный вагон и уехать по железной дороге куда подальше. В Америку, в Германию, в Италию, во Францию. Без денег и дипломов, нужна только сила рук, чтобы держаться за двери вагона, едущего в Москву, а потом за борт грузовика, который движется в Европу – в порт или в аэропорт.

Адриан, прячась так, проехал всю Россию и часть Европы, воровал хлеб, голодал и холодал, одежда на нем обтрепалась, засалилась. Время от времени он дрался с такими же несчастными беженцами за место в кузове грузовика.

Однажды ночью на парковке дальнобойщиков во Франкфурте он забрался в кузов тягача, проспал долгие часы среди тюков с мороженой рыбой и сурими и украдкой вылез в Сансе.

От него ужасно воняло рыбой.

– Но почему Санс? – удивлялась потом Стелла.

Когда она была счастливой и легкой, она отвечала: «Потому что нужно было, чтобы мы встретились. Это был подарок Небес». Она смотрела на небо, смотрела даже выше и говорила: «Спасибо».

И добавляла: «Спасибо тебе, Боже».

– Ты веришь в Бога? – спрашивал Адриан со своей вечной сдержанной полуулыбкой.

– Да.

– Правда веришь в Бога?

– Да, – повторяла Стелла, серьезная, как старая нянюшка. – Потому что Он привел тебя ко мне. Никто, кроме Него, не знал, что я жду тебя. Я рисовала твой портрет, сидя во мраке, и каждый вечер, каждый вечер я говорила Ему, Ему, там в небесах, Ему, имени которого я не знаю, приведи ко мне его, пожалуйста. Его, высокого, светлого, с серыми глазами, со стальными мышцами и доброй душой.

Адриан называл ее сумасшедшей, сжимал в объятиях и говорил: «Да, это чудо, что мы встретились, бродяга из Арамиля и принцесса из Сен-Шалана».

Что он делал, пока мы еще не были знакомы? С кем смотрел он на полную луну, белую с серым? Сжимал ли там, в Арамиле, в своих объятиях какую-нибудь женщину?

Она задумалась, еще раз провела пальцем по белой ткани платья. Оставлял ли он окно открытым, когда спал? Подскакивал ли в ужасе, услышав скрип дерева, похожий на скрежет тормозов проржавевшего велосипеда?

Все эти вопросы вертелись у нее в голове. Она недоуменно скривилась и решила, что хватит гонять в голове одни и те же мысли. Выбрала белое платье – оно сидело на ней свободно и изящно, как туника на юной греческой девственнице.

«Это мой мужчина. Только мой».

Когда он далеко, она напряжена и воинственна, готова к схватке, но стоит ему появиться, она раскрывает объятия и становится ласковой. Покорной. Мужчина – это человек, который отдает. Женщина – человек, который принимает. Так говорит Адриан. Ей нравятся эти слова. Ей нравится, что он никогда ничего не боится. Что он знает о ней все, хотя никогда не задает вопросов. Он читает на ее коже, страница за страницей, историю ее жизни.

Они жили в полной тайне. В людных местах вместе не появлялись. Стелла выходила в город под ручку с Жюли или с какой-нибудь другой подружкой.

«Лесба она, точняк! – хихикали Тюрке, Жерсон и Лансенни. – Ты ее отвадил от мужиков! Она одного попробовала, чтобы зачать себе дитеныша, а потом выбросила на помойку!»

Рэй слушал их, но думал свое. Рычал: «Это невозможно, я чую неладное! Она пытается обвести меня вокруг пальца. Никому не удастся облапошить Рэя Валенти!»

Но потом произошел случай, который отвлек его внимание от Стеллы, Адриана и Тома.

Однажды в апреле 2005 года мужчина вошел в здание средней школы в Сен-Шалане и взял в заложники класс из сорока человек. Это был бывший сотрудник картонно-бумажной фабрики, который потерял работу, поскольку предприятие закрылось. На ноги были подняты вся полиция и антитеррористические подразделения, мэр и префект сходили с ума от ужаса. Полицейские оцепили школу. Время шло, а тот человек все сидел в классе. Он требовал денег, машину, авиабилет до Каракаса. И чтобы первым классом. Спустя секунду он объяснял, что борется за права обездоленных и обиженных. Он выходил во внутренний двор, приставив пистолет к голове учительницы мадам Грампион. Изрыгал угрозы. Просил воды и хлеба, чтобы накормить детей, поскольку оборона планировалась долгой: он не был намерен сдаваться.

И тут появился Рэй Валенти. Подняв руки вверх, без оружия, он двинулся к человеку за застекленной дверью и предложил себя в заложники. «Отпусти десять ребят, и давай поговорим с тобой один на один. Я тебя понимаю, я знаю, что ты сейчас испытываешь, мы же вместе учились в школе, учителя хорошо к тебе относились, найдем тебе работу, даю слово».

Рэй говорил и говорил, человек тер глаза, но, кажется, слушал. Через какое-то время он опустил оружие и сказал учительнице, чтобы она выбрала десять детей, которых нужно отпустить. Тех, кто помладше, кто боялся и плакал, звал маму.

Рэй вошел в здание школы, и понемногу оттуда стали выходить дети.

К концу дня в школе остались только Рэй, две учительницы и закрытый в своем кабинете директор, который не слезал с телефона.

На следующий день, 6 апреля, на рассвете, человек вышел и сдался полиции.

Рэй Валенти в очередной раз замелькал на первых полосах газет и на телевидении, по популярности новость соперничала с кончиной принца Монакского Ренье.