Ева Ланска - Четверо мужчин для одной учительницы Страница 46

«Вкус твоих слез расскажет мне твое прошлое». Он ничего не ответил. Только улыбнулся и обнял ее за плечи... Слегка соленая, терпкая жидкость на языке наполняла ее ожиданием возвращения чего-то знакомого и важного, казалось, однажды утерянного безвозвратно.

Наташа проснулась от тяжести лежащей на груди книги и вкуса собственных слез на языке, поняв, что это был сон... Но, странным образом, с ним пришло успокоение. Она должна пройти предназначенный ей путь до конца. Дорога к счастью – это путь духовного испытания, иначе не найти его. Только через испытания возможно ощутить полноту его и ценность.

34

Молодой человек в джинсах и белом исландском свитере шагал вдоль старой московской улицы с односторонним движением. Он бы не заметил этого обстоятельства, у него не было ни водительских прав, ни автомобиля, если бы не обратил внимания, что все машины ехали ему навстречу. «Сегодня все машины ехали ему навстречу» – начало книжки про мистику, подумал он. В одной фразе и завязка и намек на убойную драматургию. Он обожал фразы, говорящие больше, чем совокупность смыслов составляющих их слов. Хотя бы та, что он подслушал вчера у теток в метро – «она взялась за шестого мужа». Ну, вот же сразу и судьба, и характер... Он остановился, чтобы сфотографировать вынырнувший из осени перекресток, один конец которого упирался в пушистую желтую шапку сквера, и достал из сумки карту. Так. Нужная ему улица начинается сразу за сквером, через него пройти даже короче. Вот и отлично! Он подошел к толпе народа у перехода, ждущей зеленого света, и сделал еще несколько снимков с этого ракурса.

Ему показалось, что сквер ждал его. От терпкого аромата листвы сразу защекотало в носу, и на плечо, словно эполет, лег тронутый золотом кленовый лист. Парень рассмотрел его, подумав, что он отличается от своих собратьев дома, в Лондоне. Этот крупнее и наглее, что ли. И запах в сквере тоже немного другой, более острый, более пронзительный, более фатальный... Странный набор слов для описания аромата, но почему-то именно они пришли ему в голову. Странно, что и людей в сквере днем, посреди города, почти нет, в Лондоне бы в это время сидели болтливые мамаши с детьми и колясками, бегали неутомимые спортсмены, гуляли дамы с собачками бальзаковского возраста. Непонятно, кто бальзаковского возраста, дамы или их собачки? Смешно получилось. Он улыбнулся своей уже прочно поселившейся в нем привычке думать, словно писать, и тут же самого себя редактировать и остановился возле огромного клена сделать несколько снимков. Клен был великолепен. Старые, толстые ветки протыкали солнечное кружево его листвы, и каждую минуту оно было новым, прежние же осыпались вниз, на гравий дорожки, на кусты, на скамейку... Листья на скамейке хранили форму чьего-то тела. В районе попы и головы – ямки были поглубже, там, где были спина и ноги – помельче. Листва не успела выровняться, видимо, человек не так давно ушел. А здорово, наверно, вот так поваляться в мягкой, пахучей листве, не будучи при этом банальным нищим, конечно. Парень подошел ближе, примериваясь, как бы он мог поместиться в эту осеннюю колыбель, получалась, что никак. Его ноги свисали бы со скамейки, и туловище тоже было раза в два длинней. «Пришлось бы окапываться заново», – прикинул он. В этот момент он вдруг заметил возле левого ботинка торчащий из листвы уголок тетради. Молодой человек подцепил его мыском, поднял тетрадь, отряхнул от листьев и прочел название: «Дневник В.Ш.». «Что бы это значило?» – спросил он себя и опустился на скамейку в мягкий след от спины.

Он хорошо читал по-русски и почти все понимал. Он читал с самого начала, с первых слов, написанных острым стремительным почерком:

Я завожу дневник не для того, чтобы делиться с бумагой переживаниями и размазывать любовные сопли, как делают все девушки.

...Я другая. И мой дневник другой... Это учебник, который я буду писать сама для себя. Мой первый учебник, который я освою от начала до конца и все упражнения из которого будут выполнены...

Возможно, здесь будут ошибки, и не только орфографические... Но надеюсь, что их будет не много, ибо «страсть, наслаждение, манипулирование, мужчина» – вот те слова, которые я пишу без ошибок...

И вот та цель, к которой стоит идти...

Я хочу найти мужчину своей мечты...Я знаю, что хочу невозможного...

Он удивился тому, что на 42-й странице почерк сменился. Как будто писал уже другой человек, другая девушка. И эту другую девушку звали Наташа, а первую Вика.

Он читал, не отрываясь, второй час, и третий... Ему уже стали знакомы мужчины с именами Виталий Аркадьевич, Ашан Бежар, Андрей Прошков, Джузеппе Лучано, Роберт Стивенсон, Алекс де Леруа, так живо и ярко были описаны они и события, связанные с ними. Молодой человек поймал себя на том, что улыбается вместе с автором, готовится к встречам, волнуется. Это чувство было новым... Он всегда много читал, с детства эмоционально воспринимая написанное, но чтобы ощущать с автором заговорщицкое родство и связь, – такого еще не было.

Он почувствовал легкое разочарование, когда после слов: «я попыталась вернуться, чувствуя на руках следы свежего цемента, и увидела, что мое окно уже заложено кирпичом. Ногти впились в подоконник, но кирпич рассыпался и рушился под пальцами, и я, с грохотом, снова начала падать. Падать долго, с замиранием сердца погружаясь в какое-то затяжное безвременье, но не вниз, а вверх, словно всплывая с нижней ступени одной реальности на ступеньку повыше... Сердце последний раз зашлось от падения, и я поняла, что проснулась...» Дальше записей не было. Его даже разозлили пустые одинаковые клетки, не заполненные более жизнью, словно они были виноваты в этом. Первая мысль: что заставило Наташу расстаться с дневником и как он оказался в сквере? Забыла? Потеряла? Выбросила? Не может быть... Она не такая, чтобы в растерянности сеять дневники, гуляя по скверу. Она не такая... А он уже и чувствует, какая она... Да, чувствует... Не такая... Тогда как дневник мог попасть под скамейку? Единственный правдоподобный вариант – его выбросил кто-то другой, тот, которому он не был нужен, для кого не представлял никакой ценности. Например, тот, кто украл сумку... Искал телефон, деньги или что-то еще.. А тут тетрадь... Зачем она? В таком случае и сумка не нужна... Логично... А может, и она где-то рядом? Парень оглянулся вокруг, посмотрел на земле, поискал под скамейкой и за ней, нагребя ногами кучу из листьев. Ничего нет. Он обошел вокруг корявого ствола клена и еще раз вокруг скамейки, прошуршал мыском ботинка возле кустов за скамейкой. Ничего. Шорох возмущенных листьев смолк, как только он перестал сгребать их, и откуда-то из недр кустов послышались звуки возни. Он подошел ближе к эпицентру звуков и заглянул внутрь. Три толстых растрепанных воробья, барахтаясь в листьях, делили обглоданную горбушку. Заметив такого крупного претендента на свою добычу, они испуганно выпорхнули из кустов. «Надо разделить им горбушку на троих, они сами не смогут», – подумал он и наклонился, чтобы поднять ее. Рыжая, под цвет листвы сумка Louis Vuitton висела на кустах в полуметре от земли.

Он сразу узнал эти буквы L и V, где L везет на себе V, как мешок на русских санях. Реклама компании Louis Vuitton в виде огромного чемодана с золотыми замками круглосуточно крутилась перед окнами его лондонской квартиры в районе Ноттинг Хилл на Kensington Park Road. Мама обычно шутила: «Нам еще повезло, что они не делают резиновых пенисов». Парень улыбнулся, вспомнив с каким строгим лицом она это произносила, и вытащил сумку из кустов, кинув три куска горбушки на место сражения.

Сумка была открыта и пуста. На дне валялся скомканный чек на каком-то языке, кажется, итальянском... И все. Больше ничего... Парень расстроился. Ну не может такого быть. Ведь не просто так он искал так долго эту сумку и совершенно случайно нашел... Для чего? Чтобы снова выбросить? Что делать с безымянной сумкой? Да, вот еще маленький кармашек, внутренний, на молнии. Может, там что-нибудь? Что-то есть! Книжечка маленькая. Что это? Удостоверение, как оно здесь называется? Да, оно. Старое, с обтертыми углами и слезшей позолотой с еле различимых букв «Студенческий билет». Он открыл и прочел:

Московский Государственный Университет им. М.В. Ломоносова; Студенческий билет № 0200024/14, Ситникова Наталья Евгеньевна, факультет филологический, форма обучения очная, дата выдачи, подпись декана...

На фото совсем девчонка, стиснутые губы, прическа «конский хвост». Печать закрывает полщеки и правое ухо. А она наверняка старалась, причесывалась... Смешная...

Наташа смотрела в окно на ряды бесконечных машин, ползущих по проспекту в шесть рядов в противоположные стороны. Их было одинаково много туда и обратно. Почему-то вид разнонаправленных потоков завораживал. Идти никуда не хотелось. Да и некуда было идти. Воскресенье. Кажется, звонок? Кто бы это? Алекс воспитанно не беспокоил, с работы не станут звонить в выходной, с мамой вчера разговаривали, Вика больше не позвонит... Никогда...