Лев Портной - Трепетные птички Страница 46

— Ой, слушай… — Вовик покачал головой.

Он хотел разразиться новой нравоучительной тирадой, но я похлопала его по руке и сказала:

— Ладно, хватит. Давай оставим эту тему. Поехали дальше. В «Балчуг»… или домой.

Мы поехали домой.

Позднее по моей просьбе Вовик купил у нее одну работу, которой я сама дала название — «Розовые кисти». Я заказала хороший багет, картину повесили в холле. На гостей она производила впечатление, интересовались именем художника, но мы отказывались от комментариев. Как-то я заикнулась об организации Светкиной выставки. Но Вовик отреагировал отрицательно.

— Выставка, если даже и будет успешной, не позволит ей заработать на хлеб. По крайней мере, на первых порах, — объяснил он. — А работать на заказ она не станет, сама знаешь. Так что ж мне теперь? Раскручивать проститутку?

Больше о Светкином жизнеустройстве мы не говорили. Махнули рукой и все. Во время свиданий интересовались творческими успехами, она охотно делилась замыслами, но эти разговоры больше походили на обмен дежурными любезностями.

Светка при виде своего творения каждый раз с удивлением хмыкала, она все ждала, что картина надоест мне и я спрячу ее куда-нибудь.

Однажды я крепко спала после жарких совокуплений. Разбудили меня странные шорохи. Они были столь робкими и осторожными, что даже сквозь глубокий сон показались мне подозрительными. Приоткрыв глаза, я увидела, как Вовик поднимается с постели. Он старался не потревожить меня, он всегда старался не беспокоить мой сон, если ночью вставал, но в этот раз он чересчур сильно старался.

Мой сон как рукой сняло, но я делала вид, что сплю. Вовик обошел вокруг кровати. Он выпал из моего поля зрения, я лежала на боку, спиною к Свете. Все чувства мои обострились до предела, каждый миллиметр кожи, каждый волосок превратились в око, и картинка в голове оставалась четкой, как если бы разворачивалась перед глазами при самом выгодном освещении.

Вовик осторожно потеребил Светку за плечо. Она приподняла голову. Он подал ей знак, чтобы не шумела, и потянул за собой. И эта проститутка, ни на мгновение не усомнившись в своих правах, выскользнула из-под одеяла и ушла вслед за ним в гостевую спальню.

Кровь ударила мне в виски, картинка оборвалась. Я поняла, что убью ее. И Вовик не остановит меня, как это было с Машкой. Я вцеплюсь в ее волосы и разобью ей голову. А потом — будь, что будет. Пусть меня посадят, пусть расстреляют! Или пусть Вовочкины халдеи вывезут труп, завернутый в ковер, на какую-нибудь свалку.

Светка всегда была игрушкой, чем-то вроде приспособления из секс-шопа, которое всегда можно выкинуть в чулан, если оно покажется лишним. И вдруг не она для нас, а я для них оказалась лишней. Вовик хотел трахать ее и трахать так, чтобы я не мешалась!

Я нарочно лежала в постели, решив выждать достаточное время, чтобы он успел засадить ей и у них не осталось шанса объяснить все безвинными разговорами из-за свалившейся на обоих бессонницы.

Затем я поднялась и на цыпочках отправилась в соседнюю комнату. Кровь бурлила в жилах, и я предвкушала садистское удовольствие, которое получу, когда отпущу тормоза. Я ожидала, что Вовик будет заколачивать в нее сваи, закинув ее ноги на плечи, или пользовать ее по-собачьи. Но то, что я увидела, остудило мой гнев, повергнув в изумление.

Вовик возвышался посреди комнаты, а Светка стояла перед ним на коленях и, согнувшись, целовала его ноги. Больше всего меня поразило его лицо. Он смотрел сверху вниз, а его физиономия имела выражение паскудного блаженства, какое увидишь разве что на детском личике, когда ребенок отрывает крылышки мухам. Руками он прижимал излишки жира на животе и эрегированный член — чтобы не закрывали обзор.

Не знаю, как Светка, а он меня не замечал. Я прикрыла дверь, вернулась в спальню и упала в постель. Только что я стала свидетелем странной особенности человеческой психики. Светка вытворяла в постели вещи куда унизительнее, чем лобызание стоп. Но все ее изыски не являлись для Вовика фетишем. Его навязчивой идеей оказалась женщина на коленях, целующая его ноги, и именно в этом он стеснялся признаться даже той проститутке, для которой подобная прихоть показалась бы самой невинной из перечня услуг.

А еще я увидела, что наша идиллия держалась на волоске. Я поняла, что сама не знаю, где кончаются границы дозволенного. В любое мгновение мне могло показаться, что Вовик уделяет внимания Светке больше, чем положено проститутке, секс-игрушке или домашней собачке, я бы сорвалась и, пожалуй, действительно, колотила ее до тех пор, пока не убила бы.

Правда, в ту ночь меня уже не интересовало, трахнул он ее потом или нет. Из меня будто спустили пар, и, обессиленная, я уснула.

Утром за чашечкой кофе я долго тянула, но все же собралась с силами и сказала:

— Вов, я попрошу тебя рассчитаться со Светой из расчета, что больше мы встречаться не будем.

Ни он, ни она ничего не ответили. Пауза получилась гнетущая, и я добавила:

— Это было в последний раз.

— Ага, ладно, — ответил Вовик.

Он достал портмоне и отсчитывал купюры с поджатым подбородком, всем своим видом показывая, что не знает, какая муха меня укусила. Света сделала последний глоток, поставила чашечку на стол и сказала:

— Да мне много денег не надо. Заплатите по обычным расценкам и все.

Вовик положил пачку купюр на стол, Света сгребла их в сумочку и ушла. Напоследок она не поцеловала ни меня, ни Вовика и вместо обычного «не пропадайте» бросила «ну, пока».

По крайней мере, на тот момент ее судьба меня больше не интересовала.

В одну из ближайших ночей я попросила Вовика встать и, опустившись на колени, коснулась губами его ног. Он схватил меня за плечи и заставил подняться. Выражение лица у него было таким несчастным, будто я застукала его за чем-то постыдным. Секс в ту ночь получился бесцветным и вымученным. Потом я долго не могла уснуть и весь день страдала от головной боли.

Недели через три Вовик не выдержал и спросил:

— Вик, ну чего, Светку-то больше не позовем?

— Не позовем, — ответила я.

Я поняла, что наше расставание — вопрос ближайшего будущего. Но о Светке мы больше никогда не говорили.

Вовик бросил меня технично и благородно. Однажды он сказал, что купит мне другую квартиру. Альтруистический порыв он объяснил очень доходчиво: эта квартира оформлена на него, и, случись с ним что, его жена вышвырнет меня на улицу. В целом такой подход — «случись с ним что, а я не должна остаться без квартиры» — мне нравился. Но сердцем я почувствовала неладное.

Он купил мне не одну, а целых две квартиры в соседних подъездах.

— Так ты получишь финансовую независимость, — пояснил он свою щедрость.

Я переехала в маленькую квартиру, а большую сдали, и я получила собственный источник доходов. Все было хорошо, Вовик даже несколько раз оставался со мною на ночь. Вот только вечеринки проходили на старой квартире уже без меня. А вскоре я узнала, что гостей принимает другая женщина, каждый раз в новом вечернем платье. Пару раз я видела фотографии их обоих в каких-то глянцевых журналах и из подписей под снимками узнала, что мне на смену пришла студентка из театрального училища. Несколько ночей я проплакала, но, положа руку на сердце, признаюсь, что оправилась быстро, поскольку давно ожидала того, что произошло.

Вовик остался благородным до конца. Он постоянно держал меня в поле зрения, включил в круг друзей, о которых считал долгом заботиться. Сама я никогда ни о чем его не просила и о назначенных им пособиях отставной любовнице узнавала методом «тыка».

Например, на восьмое марта курьер доставил мне букет роз, часики с бриллиантами и ваучер туристической фирмы, принадлежавшей Вовику. Я позвонила и поблагодарила его. Он предложил поехать вместе в Италию и, похоже, не в шутку. Но я не поддалась. Как говорится, умерла, так умерла.

В турфирме я заказала двухнедельную поездку в Анталию. Мой выбор смутил менеджера.

— А вы не хотите поехать, скажем, в Сан-Тропе? — осторожно спросил молодой человек.

— А можно? — насторожилась я.

— А давайте мы разработаем для вас индивидуальный тур? — воодушевился он.

— Ну, давайте, — согласилась я.

По самым скромным прикидкам предложенный мне тур стоил не менее двадцати пяти тысяч долларов. И менеджер еще убеждал меня взять с собой компаньона. Но устраивать евротуры для друзей за счет Вовика я не стала.

Каким-то образом — подозреваю, через Машку, Вовик оказался в курсе, когда заболела моя мама. И немедленно устроил ее в лучшую клинику, а потом оплатил и курс в австрийском санатории.

Но больше всего меня радовали эсэмэски. И о них стоит рассказать отдельно.

В те счастливые времена, когда мы были вместе, Вовик иногда впадал в странную задумчивость. Чаще всего это случалось во время поездок по городу, особенно в «пробках». Он неожиданно отключался, наклонялся вперед, левой рукой прикрывал рот и теребил подбородок так, словно хотел что-то сказать, но боялся, что сорвется неверное слово. Я чувствовала, что в эти минуты его занимают мысли отнюдь не о бизнесе, не о семье и уж точно не обо мне. Я отворачивалась и, мучимая ревностью, делала вид, что любуюсь пейзажем за окном. Иногда Вовика «не отпускало» до конца поездки, и он становился невыносимым, впрочем, быстро справлялся с раздражением. Но гораздо чаще Вовик, помусолив подбородок, вытаскивал сотовый и торопливо набивал какие-то тексты, прикрывая от меня дисплей. Закончив, он откидывался назад, на губах его блуждала мечтательная улыбка, выражение лица делалось благостным, и мне хотелось залепить тортом со взбитыми сливками по его самодовольной физиономии.