Алексей Кирносов - Два апреля Страница 46

Ночью они долго не могли уснуть - то ли от жары, то ли от сумбурного и совершенно бездарного кино, которое смотрели в последнем сеансе, а может быть, просто от тягучих и беспредметных мыслей, всегда копошащихся в мозгу утомленного и не имеющего желаний человека. Овцын закурил, подумал, что Эре неприятен дым, вышел и сел на ступени веранды. Было прохладно, тихо и светло от луны. Вышла Эра, села рядом и положила его руку себе на плечи.

- Когда светит луна, все как-то не так, - сказала она.

- Холодный свет, - отозвался Овцын. - И краденый.

Она вздохнула. Сказала, помолчав:

- У меня были интеллигентные родители. Они не рассказали мне в детстве ни одной сказки.

- Я тоже из семьи деятеля науки, - усмехнулся он. - Хотя вовремя смылся в матросы. Интеллигента из меня не сделали. Мать до сих пор не простила, что я стал моряком.

- А кем ты должен был стать?

Он рассмеялся:

- Академиком, конечно.

- Твой папа был академиком? - спросила она.

- Нет. Он едва пробился в доктора.

- Доктор - это много.

- И кандидат - это много. И просто инженер - это много. Если в голове много. У нас есть боцмана, которых знает весь флот, и есть сотни безымянных капитанов. Плавают безымянными и уходят на пенсию безымянными. И все это без единой аварии.

- Ты испугался стать безымянным доктором наук? - спросила она.

- Конечно, - ответил он серьезно. - Это горькая доля.

- А капитан ты не безымянный, - сказала она радостно. - Я сама убедилась. Ну и будь капитаном.

Он сдвинул брови, взглянул на нее, попросил:

- Давай лучше говорить про луну.

- Нет, расскажи мне сказку. О море. В нем, наверное, много чудес. Не зря же ты пошел именно на море.

- Какой из меня сказочник! - отозвался он. - Я заметку в судовую стенгазету с передовицы «Правды» списываю.

- Это плохо, - сказала она. - Какую же сказку ты будешь рассказывать нашему сыну? Или ты тоже не будешь рассказывать сказок?

- Для сына я непременно придумаю сказку, - возразил он.

Эра потребовала:

- Вот и придумай сейчас. А то я буду знать, что ты не любишь, нашего сына и не ждешь его.

Он засмеялся и прижал ее к себе. Подумал, что у нее очень маленькие и худые плечи, но это почему-то не заметно.

- Если так серьезно, тогда я сейчас придумаю сказку... - Он притоптал окурок и закурил другую сигарету. - Ну, слушай, сын мой, и наматывай на ус. Дело было в общем так... На острове Рароиа, прекрасной жемчужине страны Полинезии, стояла обыкновенная кокосовая пальма. О ней совсем нечего было бы рассказывать, если бы она не стояла чуть-чуть ближе к берегу, чем остальные пальмы. А между листьями у нее росли сорок кокосовых орехов. Все они были братьями и на вид казались одинаковыми, но мама-пальма хорошо отличала одного от другого и знала, кто старше, а кто по младше И вот в начале Месяца сбора орехов к пальме подошли люди, стали что-то говорить на своем непонятном языке, задирая кучерявые головы. Самый младший кокосовый орех, - а он всю свою недолгую жизнь только и делал, что разглядывал, как волны прибоя разбиваются о коралловый риф, - спросил своего самого старшего брата: «Что собираются делать эти странные твари, которым не сидится на одном месте?»

И старший брат ответил ему такими словами: «Думаю, что они собираются сорвать нас и уложить в корзину. И вообще пора тебе знать, что мы уже созрели и нам больше нечего делать под листьями у матери-пальмы».

«М-да? - сказал младший кокосовый орех. - Интересуюсь, какое же дело найдется для нас в этой самой... корзине?»

Старший брат объяснил терпеливо: «В корзине нас донесут до

селения».

«Благодарю вас, братец, я все понял, - сказал младший орех. - Мне неясно только одно: какое удовольствие они получат от этой затеи?»

Самый старший кокосовый орех сказал очень недовольным тоном: «Придется повторить то, что давно знают все твои братья, которые к словам матери-пальмы относились с большим вниманием, чем к бестолковой суетне волн у кораллового рифа. Знай, что мы самые полезные орехи на свете. Это обстоятельство не дает нам права чваниться, но является поводом для законной гордости. Люди пьют наш благородный сок, едят жирную мякоть нашего тела, делают прочную посуду из скорлупы, плетут циновки из волокон...»

Самый младший кокосовый орех не дослушал речи самого старшего брата. Он увидел, как человек обхватил ствол матери-пальмы, согнулся в поясе и пошел вверх, крепко ступая по стволу босыми ногами.

«Э, нет, братцы!» - подумал орех.

Он оторвался от своего стебелька и кувырком полетел вниз.

Орех упал в океан, погрузился в него на полторы сажени, потом всплыл на поверхность, и некоторое время рассуждал, глядя, как его братьев сбрасывают на землю и укладывают в корзину.

«Приятно сознавать, - думал он, - что имеешь столько крупных достоинств. Но зачем тратить их на удовлетворение потребностей каких-то людей, которым я, в сущности, ничем не обязан? Обладая твердой скорлупой, я смогу долгие годы прожить в свое удовольствие. Мое одиночество будет блестящим!»

В эту секунду его подхватила большая волна и вынесла за коралловый риф. Несмотря на то, что орех привык висеть на одном месте, неожиданное путешествие понравилось ему. С переменой положения он не переменил занятий, по-прежнему только созерцал окружающее и размышлял о приятном. К нему подплывали рыбы, трогали носами и уплывали прочь в полном равнодушии. Обижаясь, но не испытывая особой печали, орех думал: «Обыкновенному существу, тем более такому неразвитому, как рыба, не дано понять, какое цепное содержимое таится порой под твердой и неказистой оболочкой».

А однажды матерая тигровая акула прогуливала по океану дочку -подростка. Дочка описала вокруг ореха замысловатую кривулину и спросила маму: «Это что за фрукт?»

Акула-мамаша чертыхнулась: «Спрут меня побери, если это не кокосовый орех!»

Дочка поинтересовалась: «А его едят?»

После некоторого раздумья мамаша посоветовала: «Проглоти на всякий случай. Хуже не будет».

Орех заорал: «Эй вы, невежи!» - но от этого ничего не изменилось в его горькой судьбе. Он продолжил свое путешествие в желудке юной акулы. У некоторых слабых личностей лишение комфорта является первым поводом для раздумий о том, что живешь как то не так и совершил не то, что следовало бы совершить. Орех задумался о путях жизни и попытался уяснить для себя взаимозависимость добра и зла. Однако он не придумал ничего нового, только самостоятельно пришел к довольно пошлому выводу, что при отсутствии добра из двух зол следует выбирать меньшее. И он пожалел, что не полез в корзину вместе с братьями.

Когда матросы голландского барка словили неопытную акулу на кусок тухлой солонины, орех решил, что произошло чудо, - ведь чудо и счастливая случайность настолько похожи, что мы легко путаем их.

- А то, что мы встретились, - это чудо или просто счастливая случайность? - спросила Эра,

- Конечно, чудо, - сказал он и поцеловал ее глаза.

- Счастливое чудо, - повторила она. - Но я хочу знать, что было с орехом дальше.

- Дальше волосатый матрос с серьгой в ноздре вскрыл кривым ножом акулье брюхо. Орех увидел небо, море, людей и невероятно обрадовался. Он решил, что настал его черед последовать примеру братьев, отдать себя на служение и принести пользу. А матрос с серьгой в ноздре сказал: «Фу, как загажен!», размахнулся и бросил орех за борт. Орех шлепнулся в воду и обиделся: «Скажите пожалуйста, загажен! Побывал бы ты со своей серьгой в акульем желудке! И загажен я только сверху. Внутри я чист и свеж, как всегда».

Орех был оскорблен в лучшем чувстве, слабые всегда быстро оскорбляются. Ему теперь не хотелось отдать себя на служение и принести пользу. Тем более что его одиночество из темного снова стало блестящим, и сам он стал блестящим, омывшись в океанской купели. Через сорок дней волны вынесли заскучавший было орех на отлогий берег, поросший непроходимыми джунглями. Снова в нем шевельнулось желание быть замеченным и оцененным по достоинству, но он вспомнил обиду и заглушил в себе это желание.

«Люди пьют благородный сок кокоса, - рассуждал орех, - когда поблизости не организована торговля пивом. Сколько ни давай ослу пробовать черепаховый суп, все равно он будет охотнее поедать сырую кукурузу...»

- Сбиваешься со стиля! - сказала Эра, подняв палец.

Он засмеялся.

- Я рассказываю сказку не даме с высшим образованием, а младенцу сыну, не знающему грамоты.

- Так и не порти ему вкус с юных лет, - сказала Эра.

- Ладно, я постараюсь... В общем с дерева спустилась мохнатая обезьяна и уставилась на орех глупыми глазами.

«Занятный камешек», - сказала она хрипло и пнула орех кривой мохнатой рукой.

Орех подумал: «И эта - дура».

«Он довольно легок для своего размера! - обрадовалась мохнатая обезьяна и подняла его с земли. - Можно сшибать им сладкие плоды, и не