Келли Линк - Все это очень странно Страница 46

Но тут начинается что-то странное. Все девушки спят в одной спальне, и это ничего, ладят они прекрасно. Но сестры стали спать целый день. И он не может их разбудить. Девушек будто наркотой накачали. Отец приглашает специалистов. Специалисты только руками разводят.

Вечером девушки просыпаются. Щебечут, как ни в чем ни бывало. Красятся. Шепчутся, хихикают. Ужинают с отцом и делают вид, что всё нормально. Когда приходит пора ложиться спать, идут в свою комнату и запирают дверь. Утром отец стучит, старается их разбудить. Сначала тихонько, просто постукивает, потом громче. Он умоляет их открыть. А рядом с каждой кроватью стоит изношенная пара бальных туфелек.

И вот какое дело. Он никогда не водил их заниматься танцами. Верховой ездой, теннисом — это да. Еще они учились делать кукольную мебель из сигаретных пачек и салфеток. Но танцами сроду не занимались.

Отец хочет нанять детектива. Вот вы не поверите, говорит толстяк, но когда-то и я был молод, красив, подвижен. Когда-то я и сам неплохо танцевал.

Толстяк выпускает облачко сигарного дыма.

— Слышали? — кричит мне девушка-детектив.

А я сижу на дереве. И киваю.

— Может, прогуляетесь туда?

Мы любим девушку-детектива, потому что она напоминает нам дочку, которую мы хотели бы иметь. Она вежливая, но и отважная, вспыльчивая, но хорошо воспитанная. Ее возмущает несправедливость. Девушка-детектив любит чистоту в комнате, но не чересчур. Сама кормит своих золотых рыбок. Хорошо учится и вовремя ложится спать, если это не мешает борьбе с преступностью. Даже из престижного колледжа она будет по выходным приезжать домой, чтобы постирать вещи.

Она напоминает нам девушку, на которой мы надеемся когда-нибудь жениться. Если ее попросить, она будет заботиться о нас, готовить нам вкусную и здоровую пищу, находить потерянные ключи. Девушка-детектив вообще хорошо умеет искать. Она будет следить за чековой книжкой, планировать отпуск, будет даже иногда встречать нас у дверей, когда мы возвращаемся с работы — встречать, сняв всё, кроме синей ленточки в волосах. Она станет самым желанным, самым интересным зрелищем. Мы зароемся лицом в ее прямые, густые, пушистые, шелковистые, кудрявые, короткие, дразнящие, длинные, блестящие волосы. Апельсиново-рыжие, гвоздично-коричневые, каштановые, платиново-белые, кроваво-красные, медово-желтые, мышино-серые, золотисто-русые, иссиня-черные душистые волосы. Ее шевелюра всегда будет заводить нас.

Девушка-детектив напоминает нам маму.

Отец прячет меня в чулане, и я жду, когда все девушки улягутся спать. Чулан большой. И пахнет в нем приятно — девичьим потом, гвоздикой и нафталином. Я подсматриваю в замочную скважину и держусь за рукав какого-то платья, чтобы не упасть. Не подумайте, будто я не заглянул во все карманы. Заглянул. Но нашел только мраморный шарик да колоду карт, в которой не хватало королевы пик, а еще салфетку, сложенную лебедем, и коробок спичек из китайского ресторанчика.

Я смотрю в замочную скважину, предвкушаю, как они будут раздеваться, но вместо этого они запирают дверь в спальню, двигают кровать, стучат по полу, а там… Представляете, там потайной ход. Девушки спускаются вниз, одна за другой. И вид у них самый невинный, будто в воскресную школу собрались.

Я немного выжидаю и спускаюсь за ними. Сначала ход выложен гипсом и кирпичами, потом начинаются камни, замазанные глиной. Стены легко расступаются, мы могли бы даже идти шеренгой, держась за руки. Довольно темно, но у каждой девушки в руках по фонарю. Двенадцать пар ножек, и каждая, обутая в кожаные бальные туфельки, ступает по своей лужице света. Я иду следом. Встаю на цыпочки, тяну руки вверх, но не могу дотянуться до потолка тоннеля. Ветерок шевелит волосы на затылке.

Раньше я считал, что неплохо знаю город, но мы всё спускаемся и спускаемся, сначала девушки, за ними я. Последней идет самая младшая, и когда, наконец, пол выравнивается, мы оказываемся в лесу. На деревьях какой-то особенный мох, он светится. Земля мягкая, точно бархат, и воздух такой приятный на вкус. Мне начинает казаться, что это сон, и я отламываю веточку. Настоящая.

Младшая слышит треск и оборачивается, но я успеваю нырнуть за дерево. Она идет дальше, и я за ней.

Мы подходим к реке. Ниже по течению стоят двенадцать молодых азиатов, похоже, бандиты. Черные волосы прилизаны, лица гладкие в свете фонарей, все в вечерних костюмах, а под пиджаками пистолеты. Я прячусь в тени деревьев. Может, здесь торгуют белыми рабами? Но девушки спокойно идут вперед, болтают и смеются шуткам своих спутников, так что я остаюсь на своем месте. Молодые люди садятся в каноэ, везут каждый свою девушку на тот берег. Я немного жду и тоже сажусь в каноэ, гребу, стараясь не шуметь. Вода черная, и течение довольно сильное, словно река знает, куда спешит. Не очень-то я доверяю этой реке.

Подплываю поближе к лодке с последней, самой младшей девушкой, и, наверное, вода из-под весла брызжет ей в лицо — там кто-то есть, говорит она спутнику.

Может, крокодил, отвечает он. Клянусь, этот юноша как две капли воды похож на официанта, который подавал мне цыплячьи крылышки в том новом ресторане в центре города. Я подплываю так близко, что не заметить меня уже невозможно, но они не замечают. Или просто притворяются из вежливости.

Мы высаживаемся на другом берегу, там ночной клуб с верандой, освещенной фонарями в бумажных абажурах. На веранде полно посетителей и посетительниц, играет оркестр. Музыка зажигательная, ноги сами притоптывают в такт. Ритм проникает в меня, пульсирует в висках. Думаю, уж теперь-то девушки точно меня заметили, но они и не смотрят в мою сторону. Похоже, нарочно не обращают внимания.

— Ну, вот и они, — говорит одна женщина, — здравствуйте, девочки.

Она высокая, красивая, точно кинозвезда, но очень суровая на вид, наверное, обычно играет злодеек. На ней узкое шелковое платье с драконами, но она не азиатка, это точно.

— Начнем, — говорит она.

Над дверью ночного клуба вывеска: «ТАНЦУЙТЕ С ДЕВУШКАМИ-КРАСАВИЦАМИ!» Они заходят внутрь. Я жду пару минут и иду следом.

Танцую со старшей и с младшей тоже. Они делают вид, будто не знают меня, но говорят, что танцую я очень неплохо. Мы кружимся, скачем, отталкиваемся друг от друга и снова сходимся, отплясываем чарльстон. Девушка то раздвигает колени, скрестив руки, то снова смыкает бедра, а руки раскидывает, словно хочет схватить меня. Потом опять берется за коленки вперекрест. Я поднимаю ее в воздух, юбка взлетает. В воздухе она стоит, словно на земле, а по полу двигается, как по воздуху. Просто плывет. Ноги то и дело притоптывают, искры летят из-под каблуков — ее, моих, всех каблуков в зале. Я танцую со многими девушками, и все они красавицы, как и написано на вывеске. Красивы даже те, кто вовсе и не красавицы. Потом музыканты как будто устают играть, я выскальзываю в дверь, переправляюсь через реку, иду через лес, через потайной ход и возвращаюсь в комнату девушек.

Снова забираюсь в чулан, вытираю лицо чьим-то платьем. С меня градом течет пот. Вскоре девушки тоже возвращаются, немного прихрамывая, но улыбаясь. Садятся на кровати, снимают туфельки. Ясное дело, туфли у них истрепались вдрызг. И мои не лучше.

Тогда я выхожу из чулана. Они визжат, причитают, кричат, ругаются, вопят и чертыхаются, а я отпираю дверь и впускаю их отца. Он ждал всю ночь. Устал, как собака. Под глазами круги. Проследили за ними, спрашивает он.

Проследил, отвечаю я.

Не упустили их, спрашивает он. А на дочек и не глядит.

Не упустил, отвечаю. Отдаю ему веточку. Чуть позже, когда я поближе познакомился со старшей девушкой, мы поженились. Ходим танцевать почти каждый вечер, но того клуба я больше ни разу не видел.

Девушка-детектив со временем поняла, что есть люди, которым не стоит доверять. Например, таким, которые редко моргают. Или тем, кто всегда спокоен. Тем, кто слишком хорошо танцует. Слишком толстым и слишком худым тоже. Тем, кто плачет, а потом не сморкается. Некоторые имена непременно ведут к неуравновешенному или странному поведению. Иногда такие люди становятся преступниками. А всего-то и надо было их родителям как следует подумать. Бернадетта, Сильвестр, Арабелла, Апоколопус, Тадеуш, Гертруда, Гомес, Ксавье, Ксеркс, Флора. Помада у таких женщин всегда зловещего оттенка, а в головах роятся планы разрушения вселенной. Такие несутся по жизни сломя голову и боулингу всегда предпочитают стрельбу из лука. Такие уведут наследство прямо у тебя из-под носа, спрячут завещание, спланируют убийство, непременно свистнут что-нибудь из магазина, сбросят одежду и примутся отплясывать голыми на столах в барах, битком набитых гуляющим после работы народом. И зубы у них всегда искусственные.

С другой стороны, людям по имени Джордж или Максина, или Сандра, или Бредли доверять тоже не стоит. Такие непременно что-то скрывают. Лучше не доверять хромым. Людям с кривыми или слишком большими зубами. Тем, кто не чистит зубы. Скрягам и чересчур щедрым на чаевые. Тем, кто не моет рук после туалета. Тем, кто слишком сильно чего-то хочет. Мир — опасное место, тут полно таких, кто друг другу не доверяет. Вот поэтому я и сижу на дереве. И не слезу, даже если она меня попросит.