Евгений Мин - Ценный подарок (сборник) Страница 46

— Понимаю, — растрогался Мастер, — твои часы — твое дитя. Ты стареешь вместе с ними, а они все равно остаются для тебя ребенком.

Решив воспользоваться чувствительностью старика, гладкий Молодой человек снова улыбнулся:

— Значит, вы принимаете заказ?

— Нет, — поднялся с кресла Часовщик. — Передайте, что, к сожалению, я не могу.

Молодой человек встал с табуретки и черство произнес:

— Прощайте, я передам.

Дойдя до двери, он повернулся и, сказав: «Привет семье», вышел на улицу, сел в большую машину и уехал. После этого Часовщик долго бродил по комнате, грустно повторяя:

— О-хо-хо, хо-хо, хо-хо, охохонюшки, хо-хо.

Потом он уселся на свое место и принялся за работу.

Вечером, во время ужина, он рассказал всем о посещении Молодого человека и о его просьбе. Он и не думал, что вызовет такое беспокойство.

— Неприятно, крайне неприятно, — сказал сын Философ обыкновенным языком, забыв ученые слова. — Так, значит, это был Младший помощник Начальника по быту и сбыту?

— Именно так он объявил себя, — сказал Часовщик, — а документа я не спрашивал, у меня не милиция.

— Документа, еще этого не хватало! — возмутился Философ. — Что ты скажешь, милая жена?

— Я полагаю, — авторитетно сказала Юридическая дама, — что в поведении папы нет криминала, предусмотренного статьями кодекса. Конечно, он поступил не слишком любезно, но страшного здесь нет. Начальник по быту и сбыту — не такая уж большая фигура…

— Не суди опрометчиво, — поморщился Философ. — В наши дни быт и сбыт кое-что могут значить, и вполне вероятно, что у начальника окажутся связи и не в добрый час это может сказаться на моей недалекой диссертации.

Позвонили по телефону сыну Часовщика Биологу.

— Гены, определенно гены, — сказал он, — тут ничего не поделаешь. Из семейных преданий известно, что наш прадед по непонятным причинам отказался чинить башенные часы замка какого-то графа и пострадал на этом.

— Глупости! — красиво пожала плечами Юридическая дама. — У нас, слава богу, графов нет и законность стоит на страже всех.

— Ну чего ты, старик, выступаешь против начальства, — сокрушалась жена Часовщика. — Говорила тебе: «Иди на отдых».

Мастер только посмеивался:

— Чего вы переполошились, ребята, обойдется.

И обошлось.

Неделю он спокойно сидел в своей мастерской, занимался часами, которые, кроме него, никто не мог починить, а в начале другой недели явился к нему Старший помощник Начальника по быту и сбыту.

Он был ростом выше первого посетителя, шире в плечах, и взгляд у него был более уверенный.

Представившись Часовщику, он не сел, а сразу перешел к делу.

— Мне известно, что с вами говорил Младший помощник и акция, предпринятая им, оказалась неудачной.

— Да, уж так получилось, — словно извиняясь, сказал Часовщик, — не смог я удовлетворить его претензию.

— Это не претензия, а реальное предложение, — четко поправил его Старший помощник. — И, разумеется, в провале миссии повинен он, не сумев разъяснить вам всю важность задачи. Сейчас я попробую сделать это.

Вынув из кармана часы, положил их перед Часовщиком и спросил:

— Видите эти часы?

— Видел, — сказал Часовщик, — и мне незачем снова рассматривать их.

Старший помощник будто не услышал слова Мастера.

— Эти часы принадлежат Начальнику по быту и сбыту. Они отстают на тридцать секунд в сутки. Таким образом они отстанут в месяц на девятьсот секунд, в год на десять тысяч восемьсот секунд, или на шестнадцать минут двадцать секунд. Так?

— Вроде, — согласился Часовщик, — давайте пробросим на счетах.

— Не нужно. Мы уже проверяли на ЭВМ. Благодаря этим отстающим часам начальник может отстать от жизни за год на шестнадцать минут двадцать секунд. В космический век это недопустимо.

— Пожалуй, — согласился Часовщик.

Старший помощник растянул губы в длинной улыбке.

— Я знал, что с вами можно договориться. Тот был слишком молод и неопытен. Нельзя было посылать его к вам. Скажите, пожалуйста, когда будут готовы часы.

— Никогда, — спокойно ответил Часовщик. — Я уже говорил, что они нуждаются в мелком ремонте, а я занимаюсь только сложным.

Улыбка сползла с лица Старшего помощника, как кожа со змеи, но по-прежнему он был любезен.

— Понимаю, я еще не упоминал материального стимула.

— Чего? — не понял Часовщик.

— Я хотел сказать, что за ремонт этих часов вы получите такое вознаграждение, какое не получает ни один часовщик.

— Все! — резко сказал Мастер. — Оставьте меня. Я занят. Не мешайте мне работать.

Скулы на лице Старшего помощника стали такими, будто превратились в камни. Он холодно попрощался с Часовщиком, забыв даже сказать: «Привет супруге».

Этот разговор огорчил Часовщика, он не любил обижать людей. Некоторое время он ходил по мастерской, повторяя:

— О-хо-хо, хо-хо, хо-хо!.. Охохонюшки, хо-хо!

А потом принялся за работу.

Как только дома узнали об этом происшествии, поднялась паника.

— Это семейная диверсия! — кричал тонким голосом Философ. — Что ты наделал, отец!.. Через неделю у меня диссертация. Все подготовлено, а теперь меня могут провалить. Начальник обидится! Мне накидают черных шаров!.. Кажется, ты этого не понимаешь, моя дорогая супруга.

— Как это не понимаю, — обиженно чуть-чуть подняла Юридическая дама брови, — у меня самой через неделю в суде очень сложная защита.

— Подумаешь, твоя защита! — брезгливо сказал муж.

— Подумаешь, твоя диссертация, — фыркнула жена. И супруги стали обмениваться совсем не философскими и не юридическими словами.

Позвонили Биологу. Он, подумав, сказал:

— Очень интересно. Должно быть, у нашего папы взыграли гены прадеда-часовщика, который пришел в столицу из деревни, не получив светского образования.

Уютная старушка жена молча плакала, а Мальчик, сын Философа и Юридической дамы, тихо сказал Деду:

— Деда, чего они к тебе цепляются? Не хочешь ты чинить эти часы, ну и не чини.

— Не бойся, малыш, все обойдется, — сказал Часовщик.

Прошло две недели: Философ защитил кандидатскую — только четыре черных шара из четырнадцати — и Юридическая дама с блеском провела две защиты, так что о ней написали в газете.

В начале другой недели Часовщик получил казенную бумажку, где сообщалось, что в интересах быта мастерская его передается под пирожковую, а ему к такому-то числу надлежит освободить занимаемое помещение.

— Не пойму что-то, — бормотал Мастер, — какая здесь может быть пирожковая. Надо с нашими посоветоваться.

— Достукался, — сказал Философ, не найдя нужного определения поступку отца.

— Вероятно, у них есть какие-то законные основания, — сказала Юридическая дама.

Старушка жена беззвучно плакала.

— А ты, деда, принеси все домой и работай здесь, — посоветовал Малыш.

— Ничего, — сказал Часовщик, — обойдется.

Он продолжал работать в своей мастерской неделю, и вторую, и третью, никто его не трогал, а в конце четвертой недели пришла казенная бумажка, в которой сообщалось, что первая бумажка отменяется и мастерская остается за Часовщиком.

— Ничего не понимаю, — сказал Философ-кандидат. — Обе бумажки абсолютно неадекватны. Что ты думаешь по этому поводу, дорогая жена?

— Пока еще ничего, — сказала Юридическая дама, — но я постараюсь узнать по своим каналам.

Она была дама со связями, и ей удалось узнать, что Начальник по быту и сбыту не давал указаний Старшему и Младшему помощнику наседать на Часовщика. Это была их личная инициатива, за которую они поплатились понижением в должности.

Когда обо всем этом узнал Биолог, он сказал:

— Интересно, откуда такие гены у нашего Начальника по быту и сбыту.

Маленький серебряный кошелечек

Мальчик постучал в дверь кабинета:

— Войдите! — отозвался Иана. Мальчик вошел в кабинет. Там кроме Папы был еще Старший брат. Он был на семь лет старше Мальчика и очень важничал. Можно было подумать, будто он сам придумал родиться раньше.

Однажды, когда Старший брат чем-то обидел его, Мальчик спросил Маму:

— Мама, почему ты не родила меня первым?

— Милый, — ласково улыбнулась Мама, — знаешь, я как-то не подумала об этом.

— Надо было думать, — серьезно сказал Мальчик, — ты ведь тогда уже была большая.

— Ну, конечно, — прижала Мама к груди голову Мальчика, — я была глупенькая. Ты не сердись на меня.

— Я не сержусь, — сказал Мальчик, и ему даже стало жалко Маму, которая так промахнулась.

В кабинете кроме Папы был Старший брат. Он сидел на диване, прямой, как доска, на которой Мама гладила белье, и смотрел куда-то поверх головы Мальчика.