Анне Рагде - Раки-отшельники Страница 47

— Спасибо, — сказала она и отвела взгляд.

Она очень изменилась с последнего раза. Побледнела, под глазами появились круги.

— Я знаю, что давно здесь не был, — сказал он.

— Это бы не помогло. Он злится на тебя за крыс.

— Я заметил, — сказал Маргидо и поднял ящик.

— Он почти такой же, как предыдущий. Только с пультом. Эрленд перевел на него деньги.

— Да?

— Да. У меня остались только деньги с больничного, но мне надо оплатить все счета в Осло, хотя живу я здесь.

— Хочешь, я заплачу тебе, как Марит.

— Нет, все в порядке. Теперь у нас, по крайней мере, есть телевизор. Но я понятия не имею, как Тур ведет бухгалтерию.

Старик стоял рядом все время, пока они распаковывали телевизор. Он достал пульт, Турюнн дала ему упаковку батареек.

— Вставь их. Нужно две. Сзади в самом низу.

Тур сидел на кухне с газетой, раскрытой на том же месте, к венским булочкам никто не притронулся. Подставка от старого телевизора, который Турюнн сдала в магазин, не подходила к новому. Она пошла относить ее в сарай, а Маргидо вытащил самый маленький из трех тиковых столиков и поставил под телевизор. Воткнул вилку в розетку, наладил антенну и нажал на кнопку. Тут же экран ожил.

— Вот! — сказал старик и улыбнулся, глаза уже прилипли к экрану. Брился он сам, это было очевидно, волоски щетины были разной длины, под подбородком нарастала бородка, и на одной щеке щетина была длиннее, чем на второй. Зато он был подстрижен.

— Это Турюнн вас подстригла?

— Да. И очки купила. Она хорошая. Только устала.

Он разговаривал, не отрываясь от экрана.

— Что ты сказал? — крикнул Тур.

— Посмотрим, работает ли пульт, — сказал Маргидо.

— Что? — повторил Тур.

— Ничего! Мы тут разбираемся с телевизором! — ответил Маргидо.

Он вынес пустую коробку и пенопласт за амбар, где жгли мусор, не стал надевать сапоги и пожалел, подтаявший лежалый снег набивался в ботинки. В прихожей пахло биотуалетом, запах бирюзовой жидкости, которую Маргидо смешал с водой и налил на дно в первый вечер. Видимо, чистить его приходится довольно часто, наверно, Турюнн этим занимается, кто еще. Об этом он не подумал, представлял ее только среди кастрюль, кофейников и свиней. Но тут столько других забот. Стрижка. Биотуалет. Настроение Тура. Нет, надо приезжать почаще, иначе она не выдержит. Он перед ней в долгу.

Стоя на кухне в мокрых ботинках, он сказал, что ему пора.

— Домой, в парилку? — спросил Тур.

— Возможно.

— У тебя появилась сауна? — спросила Турюнн, упаковывая оставшиеся булочки в пленку. — Хорошо бы ходить в сауну после свинарника. Я тебя провожу. Кай Рогер все равно приедет с минуты на минуту.

Зачем он сказал про эту сауну? Зачем упоминать то, что говорит о благосостоянии? Зачем говорить об этом здесь? Но что сказано, то сказано. Дела здесь куда хуже, чем он думал. Он достал ключи из кармана, подходя к машине, Турюнн шла за ним в нескольких метрах.

— Совсем безнадежно, он совсем безнадежен, — сказала она.

— Я заметил. Он всегда был под каблуком у матери, а теперь все это покатилось снежным комом, потому что он больше не контролирует ситуацию, — сказал Маргидо. — Потому что он не может ходить к своим свиньям.

— Думаешь, в этом дело?

Он обернулся к ней, но сперва открыл дверцу машины и ухватился за нее, может быть, чтобы почувствовать, что он уезжает, прочь от всего.

— Я делаю все, что могу, — сказала она и поднесла кулаки к глазам, потерла ими глаза, смотреть на это было ужасно, почему бы не провести по глазам ладонью. Вдруг он узнал этот жест, мать тоже так делала, терла кулаками глаза, когда уставала и была не в силах разговаривать, как она говорила.

— Но я не знаю, что делать. Буду по крайней мере сюда чаще приезжать, и на подольше в следующий раз, попробую с ним немного поговорить. А если речь идет о деньгах, Турюнн…

— Деньги? Да, все дело в деньгах! Поезжай! Отправляйся домой в свою сауну!

Она отправилась к свинарнику, распахнула дверь и закрыла ее за собой. Он стоял, держась за дверцу машины, смотрел на кухонное окно, Тур глядел на него, поверх очков и занавески, подстриженный, с отсутствующим выражением на лице. Он отпустил занавеску, она с шумом вернулась на место, остался виден только затылок, склоненный над столом. Что он мог сделать, здесь он совершенно ничем помочь не мог, только выкинуть коробку и пенопласт за амбар, он даже понятия не имел, где стоит парафин, чтобы поджечь мусор.

…

На следующий день она купила маленькое дорожное радио в торговом центре в Трондхейме, еще выпивки, блок сигарет и несколько книг. Хорошо, что отец не может подняться по лестнице. Отправляясь на второй этаж, она чувствовала, что попадает в безопасное место.

Она была у врача и продлила больничный на работе, потом позвонила Сигурду на мобильный по дороге домой и объяснила ситуацию.

— Вообще-то на больничном нельзя уезжать, но врач обещал все оформить, он сам родом с хутора и знает, как это бывает. Но все так глупо, Сигурд. Мне не вырваться.

Сигурд напомнил ей, что она вырвалась от Кристера, и в этот раз все тоже должно получиться.

— Я не могу сбежать. Просто не могу. И дедушка… то есть… он не дедушка… но ему восемьдесят лет. И его мне очень жалко. Они два жалких существа.

Сигурд прекрасно понимал, что ей нелегко. И Кристер заходил тут в клинику на днях, спрашивал про нее.

— Правда? И что вы сказали?

Ей повезло, что он натолкнулся на Сигурда, а не на остальных, которые выдали бы правду. Сигурд сказал ему, что она за границей, на курсах, и что у нее нет связи по мобильному, но не сказал точно, где она. Кристер понял, что Сигурд в курсе всех дел, раз не говорит, где Турюнн, и попросил ей передать, что ребенка не будет. У девицы случился выкидыш на четвертом месяце.

— Это ничего не меняет. Он оттолкнул меня, когда узнал, что она беременна. Это мне все прояснило.

Сигурд согласился, но все равно должен был передать ей новость.

— К тому же я поняла, что он не совсем мне подходит, Сигурд. У него были странные представления о разных вещах. Но вот я въезжаю на двор, долг зовет. Надо бы поменять колеса, но летняя резина осталась в Осло. Черт! Зимние шины так износились, что можно использовать их как летние, только, боюсь, полиция со мной не согласиться.

Она что, еще ездит на шипованной резине? Тогда можно снять колеса и выковырять шипы шилом. На зимних колесах резина прочнее, чем на летних, но в крайнем случае это сойдет.

— Спасибо за совет. Ты камень с моих плеч снял. Конечно, я в состоянии это сделать. Я думала, мне придется скоро припарковать свою машину и ездить на древнем отцовском «Вольво» без серво.

Она была в хорошем настроении, когда зашла на кухню, предварительно выгрузив радио, книги, выпивку и сигареты. Она боялась, что придется покупать новую летнюю резину, а оказалось, что можно просто выковырять шипы. А в Осло Кристер остался без нее и без досточтимой мамаши, и поделом ему, дураку. Задумавшись, она поняла, что в ней больше злорадства, чем тоски, она любовалась тем, как он сидит там в одиночестве среди своих компьютеров и будильников, со своей гомофобией, и чувствовала, к большому удивлению, что злорадство придает ей сил.

Она взяла пакеты с покупками, которые оставила в прихожей. Отец сидел неподвижно на том же месте, но это ее не раздражало, каждый вечер он проводил в кабинете и мучился, бедный, да ему больше и некуда было податься, разве что в биотуалет. Когда он отправлялся туда, он громко об этом заявлял, чтобы никто не открывал дверей и не смотрел на него, спрятанного за ходунками посреди проема.

Дедушка сидел в гостиной.

— Что ты смотришь? — спросила она его.

— «По всей Норвегии». Повтор, — сказал он.

— Рыбные котлетки на обед, хорошо?

— С соусом карри, так мама делала, — сказал отец.

— Конечно. Карри и креветки, а на гарнир картофель с морковкой, — сказала она.

— Креветки? — переспросил он.

— Да. Креветки.

Она ждала комментария по поводу цены на этот деликатес, но он промолчал, вспомнив, вероятно, что платила она, а ему идут проценты на дисконтную карту в магазине, поскольку она пользовалась его карточкой, своей у нее не было. Она не сдержалась и сказала:

— Чем больше креветок, тем больше скидка на твоей карте.

— Ты это о чем?

— Так. Смотри, какое солнце на улице! И семь градусов. Настоящая весна. Мог бы выходить посидеть на улице, я могу вынести тебе стул и плед. Поставить у стены перед сараем.

— Нет. Не хочу сидеть, как старикашка, сложив руки, у всех не виду.

— Да кто тебя там увидит?

— Пожалуй, никто.

— Ну вот!

Она наливала воду для картошки, когда почувствовала странный запах.

— Здесь странно пахнет, — сказала она.

Поднесла лицо к раковине и принюхалась.