Катрин Панколь - Звезда в оранжевом комбинезоне Страница 48

– Такими темпами мы никогда не дочитаем до конца!

– У нас полно времени, детка моя дорогая, доктор Дюре мне подтвердил это сегодня утром.

– Ну и ты решила воспользоваться. Ты заметила, что уже начинаешь капризничать?

Леони засмеялась удивленно, словно никак не могла применить к себе слово «капризничать». Как будто ей на плечи накинули теплую, мягкую, невесомую кашемировую кофту, которая ласкает кожу, озаряет жизнь веселым светом и придает ощущение, что она – важная, прекрасная дама. Стелла так рада была впервые за много дней услышать ее смех… Она начала читать:

«Кэри сказал, что в жизни мы часто женимся на людях, похожих на наших родителей, и что так делать не стоит, потому что тогда вся история повторяется и нет этому конца.

Он еще рассказывал мне о своих первых годах в Нью-Йорке, когда он умирал с голоду и у него не было друзей.

Как-то раз он встретил знакомого и рассказал ему, в каком бедственном положении он находится. Тогда этот друг, которого звали Фред, забрался с ним на крышу небоскреба. День был дождливый и пасмурный, вокруг ничего не было видно больше чем на десять метров. Фред сказал, что за этим туманом наверняка великолепный пейзаж и то, что они его не видят, не значит, что его не существует. Верить в жизнь – это знать, что за туманом найдется место и для тебя, сказал еще Фред. Сейчас ты ощущаешь себя маленьким и несчастным, незначительным, но где-то за этой серостью тебе предназначено твое собственное место, на котором ты будешь счастлив… Так что не суди свою жизнь в соответствии с тем, что происходит в ней сейчас, думай лучше об этом месте, которое ты обязательно займешь, если будешь к этому действительно искренне стремиться.

И велел мне получше это запомнить».

Леони, шею которой по-прежнему поддерживала специальная шина, нахмурила брови и спросила:

– Ты думаешь, для меня тоже есть место за этим туманом?

– Да. Хочешь доказательство? Твои силы восстанавливаются. И не только я так думаю…

– Ах…

– Тут недавно, когда я от тебя ушла, забежала в гости к Жюли. Она ужинала на кухне с отцом. Заговорили о тебе, само собой, и знаешь, что сказал мне месье Куртуа?

– Эдмон? – вздрогнула Леони. – Эдмон говорил с тобой обо мне?

Она съежилась под бело-розовым пледом, который Стелла купила ей, чтобы она не зябла.

– И что он тебе сказал? – спросила она, выдвинув голову из повязки, словно пытаясь поймать ответ на лету.

– Мы говорили о тебе, и о Половинке Черешенки, о метрономе и о пианино, я рассказывала, как ты себя чувствуешь, и он именно так мне и сказал: «Она выкарабкается, обещаю тебе. Останется лишь неприятное воспоминание, вот и все».

– Он так тебе сказал? Эдмон так сказал?

– Ну, похоже, он и правда так думал. Не то чтобы сказал это, чтобы меня успокоить.

Леони на мгновение задумалась:

– Ну, значит, это он передал мне мои ноты и мой метроном… Больше некому.

– Ты о чем?

– Амина принесла их сегодня утром. Она сказала, что какой-то мужчина, она его не видела, передал мне этот пакет в приемном отделении.

– И ты мне ничего не сказала?

– Да я хотела, но просто забыла. Все из-за книги. И потом я пока еще такая измученная, голова не работает.

– Куда ты их положила?

– Под кровать. Поглубже, для верности. Боюсь, что у меня их заберут.

– Мамочка! – воскликнула Стелла. – Никто у тебя их не отнимет! Ты здесь в безопасности.

– Да, но… а вдруг…

– Он сюда не придет, мам.

– Как ты можешь в этом быть уверена, детка моя?

Она опустила голову на подушку, вздохнула.

– Если он меня опять заберет, я не выдержу, Стелла.

– Не говори так! – приказала Стелла. В глазах ее стояли слезы. – Ну пожалуйста.

– Деточка моя… Только не плачь. Зато так хорошо, что мы снова вместе.

Она протянула руку к дочери, та обняла ее, поцеловала.

– Ты выкарабкаешься, обещаю. Ты теперь не одинока. Вокруг тебя теперь полно людей. Дюре, Амина, месье Куртуа, Жюли. Они все хотят спасти тебя.

– Я знаю, знаю…

Но она все равно не верила. Стелла почувствовала, как мамина рука в ее руке слабеет, делается вялой и безвольной. Рука утопающего, который не хочет больше хвататься за соломинку.

– Мамочка, не теряй надежды, умоляю тебя. Хочешь, я пришлю к тебе Тома? Ты, наконец, увидишь его вблизи. Я часто с ним разговариваю о тебе.

Они с Томом то и дело проходили мимо дома 42 по улице Ястребов, и, когда замечали в окне Леони, они делали ей знаки, посылали воздушные поцелуи. Том вставал во весь рост в кузове грузовика, чтобы она увидела его и оценила, насколько он вырос.

Один раз Том в бурном порыве залез прямо на балкон и поцеловал ее. Она все повторяла: «Это ты, Том, это правда ты? Какой ты прекрасный маленький мальчик, ты такой смелый и сильный». Том говорил ей: «Не волнуйся, бабушка, мы придем и спасем тебя». Леони тем не менее попросила его скорее слезть с балкона.

Том в грузовике постоянно повторял, что нужно спасти бабушку, нужно спасти бабушку. «У меня есть друзья, знаешь, мы могли бы создать банду и похитить ее».

– Мы, увы, любимый мой, не в кино. В жизни нам придется действовать по-другому, чтобы вытащить ее оттуда.

– Но в любом случае надо же что-то делать…

Стелла не знала, что ему ответить. Если бы существовало решение, она уже давно нашла бы его.

– Скажи, Стелла, Рэй Валенти тебе тоже причинил зло?

Она ответила: «Опусти немного зеркальце со своей стороны, а то я плохо вижу».

Он поправил зеркало, но с темы не сбился.

– Он причинил тебе зло, ведь так? Ты можешь мне сказать, я ведь уже большой.

Ему было почти девять лет. Тощий, в синей линялой майке и бежевых джинсах, которые она купила ему на ярмарке, он оперся локтем на дверцу и глядел на Стеллу, не сводя глаз с ее лица.

Она не отвечала, молчала. Не было сил врать ему. Но и сказать правду тоже не было сил.

– Раз ты ничего не отвечаешь, это означает «да». Ты просто изображаешь гордячку. У тебя очень хорошо получается изображать гордячку.

Он замолчал и достал из кармана губную гармошку.

– Мне так бы хотелось его видеть, это точно, – вздохнула Леони.

– Ну так я тебе устрою…

– Ты думаешь, это возможно?

– Сейчас все возможно, мам. Уверяю тебя.

Леони задумчиво смотрела перед собой. Пошевелила тонкими, как лапки стрекозы, пальцами.

– Эдмон Куртуа… Раньше мы очень дружили. А он ничего больше тебе не рассказывал?

– Он не очень-то много разговаривает. Какой-то он как будто выжженный изнутри. Уж не знаю, что он пережил, но он начеку. Ты бы видела, как он смотрит на людей – словно в немом фильме. Я всегда чувствовала, что могу ему доверять. Но всегда при этом боялась ошибиться…

– Это замечательный человек, Стелла. Уж поверь мне.

Стелла посмотрела на мать и поняла, что есть еще многое, о чем она представления не имеет.

– Все какие-то тайны, мам… Когда-нибудь ты, наконец, мне все объяснишь…

– Может быть, возобновим чтение? Когда я слишком много говорю, я так устаю…

– Ловко ты выпуталась, – улыбнулась Стелла. – Умеешь же ты уходить от ответов на вопросы.

Эдмон Куртуа… Половинка Черешенки… Леони обложила себя секретами, как маленькими камушками. Но на дороге встает еще один камень, черный и угрожающий, который Стелле хотелось бы разнести в пыль: кто ее отец? Правда ли то, что говорил ей Рэй: «…я не твой отец! Ты поняла, или тебе еще картинку нарисовать?» Она не осмеливалась задать этот вопрос. Тогда пришлось бы припомнить молчание ее матери, когда отец ночью заходил в ее спальню. Чем настойчивей она пытается сдвинуть с места этот камень, тем тяжелее он становится. Он загораживает ей обзор, давит на грудь, не дает дышать. Вечно она об него бьется.

– Стелла! – воскликнула Леони.

– Да, мама.

– Не смотри на меня так. Мне страшно.

– Прости меня. Я просто задумалась.

«А в любом случае, – подумала Стелла, – что она могла сделать? Может быть, своим молчанием она спасла нас обеих? А может быть, у нее просто не было больше сил, чтобы вмешаться?» И снова она почувствовала, что заблудилась в лабиринте, и нужна ниточка, чтобы вывести ее наружу. Ключ от всех этих тайн и загадок.

Случай скоро представится, она была в этом уверена. Нужно не торопиться, продвигаться вперед маленькими шажками. Маму нельзя тормошить, она хрупкая, еще сломается.

Она отправит Тома на улицу Ястребов. Попросит его залезть под раковину, найти там красного плюшевого медвежонка, и, когда она отдаст его в измученные материнские руки, Леони что-то да расскажет.

Стелла взяла книгу, нашла место, где в прошлый раз остановилась, и напоролась на фразу, нацарапанную сверху над текстом: