Роман Канушкин - Джандо Страница 48

— Хотя один мой знакомый провалился ради этого самого места, — заявил второй франт, неспешно двигаясь к стойке.

— Вот как? — оживился лысый. — Я тоже знавал восходящую звезду литературы с похожей судьбой.

— «Унесенные ветром», «Моби Дик», «Война и мир» — это не он?

— Совершенно верно… Но особенно ценятся его диалоги для подпольных порнофильмов — блестяще удаются кульминации и развязки… Все эти «ох», «а-а-а», «у-у-ф-ф-ф»…

— Да-да, виден большой знаток жизни, удивительная личность… Похоже, мы говорим об одном человеке?

— Более того, похоже, мы вращаемся в близких кругах…

«Придурки», — подумал Папаша и шепнул писателю о сходстве милой молодой женщины и несравненной Мишель. Но тот лишь улыбнулся и сказал, что мало ли по свету бродит двойников и двойняшек.

Потом оба шоумена подошли ближе, и лысый обладатель бакенбардов поинтересовался у писателя:

— Вы знаете, мы никак не можем решить, что бы нам выпить. Может быть, бросить монету, как считаете?

— Вопрос важный, — усмехнулся писатель, — я б не стал доверяться случаю…

— Вот именно, я всегда так говорю! Но все же что стоит выпить людям, проторчавшим последние двадцать четыре часа в креслах паршивых самолетов и впервые в жизни оказавшихся в Африке? Как вы поняли, лишь с одной целью — как следует выпить!

Папаша смотрел на ту, которая могла быть божественной Мишель — она осталась у резных белых дверей с веселым колокольчиком, — и чувствовал напор юной энергии, исходящей от нее. Это Мишель! Это невозможно, но именно поэтому — это так! Потом он перевел взгляд на второго франта и подумал, что если бы он не входил в состав этой сногсшибательной компании, то его личность не вызывала бы никаких вопросов — он был похож на странствующего ботаника, или как там зовутся эти сукины дети, перекопавшие всю Кению в поисках доисторических костей.

— Что-то не похоже, — пробурчал Папаша, — что вы прибыли в наши края лишь с целью выпить.

— А мы маскируемся под добропорядочных граждан, — заявил лысый, — у нас большая практика. Особенно у дамы, за ее плечами опыт анонимных алкоголиков.

Папаша почувствовал по отношению к этому типу что-то вроде тихой ненависти.

— Какие из нас советчики! — грустно вздохнул писатель и указал на Папашу. — Мы с приятелем уже давно пьем чистый тростниковый спирт и закусываем хвостом крокодила. В этой стране так принято.

— Какой ужас! — впервые прозвучал голос божественной Мишель. — Ничего не меняется…

(Голос! Ведь голос нельзя подделать?!)

— Не говорите, мадам, — подтвердил писатель, — вот и мой друг часто сетует, что все течет, но ничего не меняется. Ну ни хренашеньки…

— Послушай, приятель, — довольно грубо оборвал его лысый, — если встретишь этого типа, — он бесцеремонно отодвинул писателя плечом, расчищая себе место, и выложил на стойку довольно объемную книгу, блеснувшую глянцем превосходного переплета, — то передай ему, что уже три недели эта дешевая книжонка, четырнадцать долларов девяносто центов, не сходит с первых мест рейтинга. И некоторые не самые проницательные критики, непонятно за что получающие свои деньги, снова сулят ей судьбу мирового бестселлера.

— Ладно, сделаю, — пообещал писатель и улыбнулся.

Папаша посмотрел на книгу — половину обложки занимала цветная фотография. Папаша почувствовал странный вкус во рту, и ему захотелось выпить прямо сейчас — где там этот треклятый Маккенрой?!

— Уж если вы настолько любезны, что беретесь что-либо передать, — этот голос принадлежал Мишель. Совершенно точно. Она сейчас подошла к ним и коснулась своей волшебной рукой плеча Папашиного знакомца, — то скажите ему, — рука описала полукруг, заставив воздух весело задрожать, и легла на книгу, — что одна дама с большой практикой выслушивания одних и тех же глупых шуточек направляется сейчас в Йоханнесбург. Ей с трудом удалось выкроить двадцать свободных часов, и десять минут этого времени уже прошли…

— Какого же черта вы мне сразу об этом не сказали?! — вскричал писатель-гуляка и, подхватив смеющееся и отбивающееся Мисс Совершенство на руки, направился к выходу. По дороге он весело проговорил: — Папаша Янг — мой лучший приятель в этом городе… Знакомьтесь: мистер Томас Райдер, месье Гастон Ажамбур — мои друзья… Зрелище то еще, но, как сами понимаете, люди рассудительные со мной знаться не станут.

Он уже поставил Мишель на ноги, задержавшись у дверей.

— А похищаемую сейчас даму мы зовем просто Кей…

И дверь за ними закрылась.

Папаша Янг, казалось, в эту минуту переживал состояние шока. Такое же, как через несколько лет будет переживать бедолага Андрюха, когда в зимнем московском кафе щедрый, как индийский раджа, Дядя Витя — Дядя Витя, ожидающий чудесных перемен, — извлечет на свет пачку новеньких купюр и закажет самой дорогой водки и черной икры.

Потом Папаша Янг, взяв в руки увесистую книгу, указал на пустой табурет, где только что сидел самый верный его слушатель, и спросил:

— Это он?

— А что, — усмехнулся лысый мистер Райдер, — старый пропойца выдавал себя за охотника на гиппопотамов?

— Да еще скрывающегося от правосудия за растление малолетней дочки судьи? — добавил Гастон Ажамбур.

— Вы уж нас извините, — добродушно проговорил мистер Райдер, — нам просто известно кое-что о книге, над которой он здесь работает… Ну не знаю, кто как, а я не прочь чего-нибудь выпить. Говорят— неплохо для акклиматизации. Выпить и поспать — это все, что меня интересует в ближайшие двадцать часов.

Папаша вдруг почувствовал, что все негативное по отношению к этому человеку улетучилось:

— А простите… Эта молодая леди, Кей… Это мисс Мишель?..

— Умоляю, не продолжайте, — прошептал странствующий ботаник, — к счастью, в этом городке вы пока единственный, кто ее узнал…

Через пару часов оставшаяся в баре троица была уже слегка пьяна, а Папаша Янг думал, насколько ошибочным может быть первое впечатление. Эти двое оказались великолепными ребятами: лысый повеса— крупный литературный агент и, несмотря на внешность богемствующего людоеда, милейший человек, а ботаник, месье Ажамбур, — бельгиец-этнограф. У всех троих нашелся повод выпить по стаканчику вина. Папаше Янгу, собственно, никаких поводов и не требовалось. Но тот факт, что несколько минут назад рядом с Папашей, сотканная из вещества реальности, находилась Повелительница его грез, вырывал этот день из череды лиловых будней. Литературный агент рассказывал, что всего пару лет назад писатель-гуляка влачил жалкое существование, раздавленный равнодушием больших городов, а теперь уже третья книга становится бестселлером, в чем немалая заслуга его — Лысого Черепа (кстати, присмотрись, какая на голове татуировочка!). Месье Ажамбур заявил, что его профессиональными интересами в Африке являются воинственные красавцы: в красных тогах — масаи и народ-загадка, вызывающий столько споров, — ндоробо. И уж если он нашел брата по духу, Папашу, столь серьезно и тесно связанного с проблемой, то не выпить по стаканчику белого вина представляется просто кощунством. Папаша Янг признал этот довод убедительным, тем более что в ближайшие двадцать часов платит за все писатель — автор бестселлеров, празднующий таким образом успех своей книги, писатель-гуляка, удалившийся со смеющейся богиней на руках в свой шалаш из пальмовых листьев и солнечных зеркал, где наивно отражается счастье, никогда не существовавшее на этой земле.

Посиделки удались. И когда бар Маккенроя начал превращаться в то, чем он был обычно — веселое шумное заведение, Папаша приступил к своим историям. И литературный агент, привыкший к сумасшедшим вечеринкам, и гораздо менее эксцентричный месье Ажамбур, не тратящий свою жизнь на подобные развлечения, были захвачены безудержным магнетизмом Папаши, вовсе не догадываясь, куда ведет дорога, на которую они ступили. А Папаша Янг рассказывал, что он — водопад и в голове его живет рев падающей воды, стирающей в песок воспоминания и несбывшиеся надежды, а дочь его — быстроногая речная нимфа. Бельгиец-этнограф спросил, к какому народу, на его взгляд, ближе ндоробо — к пигмеям или бушменам, вопрос, до сих пор не решенный этнографами, и Папаша Янг на полном серьезе ответил, что они происходят от карликов Сумрачной страны, от гномов-чародеев, развлекавших еще фараона Неахо… А потом начал рассказывать о лиловом видении, предупреждении ндоробо, всеобщей Зебре, пробудившейся в туманных северных горах и приближающейся с роковой неотвратимостью. Затем последовали охотничьи байки и истории про Черного Op-койота, и все заведение Маккенроя потешалось над очередным ток-шоу.

А позже к ним присоединились писатель и несравненная Мишель, и Папаша почувствовал, что его состояние близко к критической точке восторга. Звезды не сходят со своих путей, это опасно для их жизни, и в Мишель, забредшей в Аргерс-Пост в безнадежных поисках любви, так, к счастью, никто и не признал сексапильную красотку, вызывающую желание пройти сквозь киноэкран. А если и возникали какие-то подозрения, то дежурное объяснение было готово: ну подумайте сами, разве звезда, окруженная броней «секьюрити», девушка, которой добиваются самые известные плейбои, финансовые мешки и президенты, будет развлекаться здесь, в берлоге Маккенроя, с кучей полусумасшедших охотников из буша?