Джон Апдайк - Деревни Страница 48

— Ванесса, это неслыханно. Что за выражения!

— Зато у тебя снова встал.

Больше всего Оуэн любил заниматься любовью мысленно, когда не мешала непривычная мебель, не мешал дух чужого супружества, незримо витающий над кроватью, не мешал предательский дневной свет, пробивающийся сквозь шторы, и перезвон поселковых колоколов, возвещающий окончание школьных занятий. Ночью возле Филлис он легче мог представить их с Ванессой и Патрисию Оглторп — ее худощавое тело и припухшую верхнюю губу, словно заманивающую мужчину погнаться за ней. Что-то подсказывало ему: Триси охотно поддастся преследователю. Они с Ванессой дадут ей возможность с удовольствием это сделать. Он видит три пары темнеющих от вожделения зрачков, видит женские груди и треугольники растительности между ногами. «Секс — противная штука, — сказала Ванесса, — но нам она нравится». Его рука хватается за полууснувший член. Последняя дрожь, и он спускает в подстеленный носовой платок. Близость Филлис, тепло ее тела придают особую остроту его ощущениям. Ее ровное легкое дыхание, такое же легкое, как ее речь, речь человека, не желающего навязывать себя другим, говорили, что она не подозревает о том, что испытывает ее муж.

— Почему мы больше не занимаемся любовью? — спросила однажды Филлис.

— Разве? Я думал, что занимаемся.

— Ты несколько недель не прикасался ко мне. Кажется, я что-то унюхала!

— Ничего ты не могла унюхать. От меня пахнет только мятой и настоем ромашки.

— Тогда давай устроим свидание. С девяти до половины четвертого дети в школе. Приезжай на второй завтрак, можно было бы и утром, но ты не любишь рано просыпаться.

— Ты хочешь сегодня? — Он лихорадочно соображал, не назначена ли у него встреча с Карен. — Что это с тобой?

Филлис покраснела. Кровь заиграла у нее на скулах. Он снова увидел студенческую принцессу, ожидающую похищения.

— Ничего. Просто сказывается давняя привязанность. Последнее время ты хорошо выглядишь.

— Последнее время, а раньше?

— Раньше тоже. Только тогда у тебя часто бывал растерянный вид, как будто ты чувствовал резь в глазах; ты отводил взгляд от компьютера, и мы казались тебе нереальными существами. Теперь такого нет.

— Ну что ж, и на том спасибо.

Филлис обиделась.

— Забудь, с чего я начала разговор. Я просто пытаюсь быть хорошей женой. Но я тоже человек.

Оуэна как током ударило. Он действительно временами забывал, что Филлис — человек, видел в ней только женщину. Но сейчас ее двумерный образ превратился в трехмерный.

— Малыш, — хрипло прошептал он. — Ты замечательный человек. — Они стояли глаза в глаза и оба чуть не плакали. — Мы обязательно устроим свидание, обязательно, только не сегодня. Сегодня я занят.

— Не нужно тебе никакого свидания, — высвобождаясь из его объятий, сказала Филлис и была как всегда права. — И я не замечательный человек, а неудачница — во всех отношениях. Правда, родила четырех здоровых детей, но это не такой большой труд. И внимания я им уделяла недостаточно. Росли как трава.

При желании Оуэн мог бы напомнить ей, как вместе с детьми они повторяли перед сном молитвы, дабы Всевышний даровал им вечное спасение, как заботливо укрывали их одеялами, как помогали им сделать уроки, как нанимали бесчисленных учителей. Мог бы напомнить поездки в Диснейленд и на Международную выставку в Монреале в шестьдесят седьмом, и летний отдых в Мэне на берегу океана, и веселые застолья там по вечерам. В доме на Куропатковой улице у них были и качели, и коньки, и куклы, и клюшки для гольфа, но они с Филлис не сумели, как умели родители Оуэна, полностью отрешиться от своих «я» и жить одной жизнью с детьми. В отличие от них Иен и Алисса целиком посвятили себя Нине и двум старшим отпрыскам. Любимым ребенком у Оуэна и Филлис был тот, что пребывал в утробе.

— Давай завтра, — сказал он ей. — Хорошо, что вспомнил. Сегодня у меня завтрак с Эдом. Что-то он мрачный последнее время.

— Завтра у меня теннис с Алиссой, Ванессой и Имоджин. Правда, Имоджин жуткая мазила. Вместо нее часто играет Патрисия.

— Тогда послезавтра. Или попозднее вечером, когда Флойд и Ева уснут.

— Вечером мне спать хочется, а к послезавтра у меня всякое желание пропадет.

— Нет, ты все же скажи, с чего так разохотилась?

— Может, с того, что люблю?

— И я тебя люблю, — сказал Оуэн, словно не заметив ее вопросительной интонации, а сам подумал: «Я гублю жизнь этой женщины».

— Проклятый городишко. Куда ни повернись, обязательно наткнешься на человека, которому до смерти хочется залезть тебе в душу.

— Поселок как поселок, не хуже других.

— Ошибаешься, Оуэн. Тут людям просто нечего делать, вот они и моют друг другу косточки, интригуют, злобствуют.

— Это все плоды процветания. А ты что, предпочла бы коммунистическую систему?

Оуэн давно подумывал — надо порвать с Ванессой. Связь их может выплыть наружу, и дело кончится скандалом, как это случилось с Фэй. Ему не хотелось вникать в странности брака Слейдов, но он считал, что в союзе Генри и Ванессы — так же, как и в его союзе с Филлис — открытая неверность недопустима. В конце концов у них приличное общество, а не коммуна хиппи и не клуб, где меняются женами — таких заведений немало в заснеженных просторах Среднего Запада. Людей на Восточном побережье связывает нить взаимности, пусть и тонкая.

Последнее время Оуэна тянуло к Имоджин Бисби, большой любительнице выпить, с охрипшим от виски голосом и подернутыми сединой волосами цвета вороного крыла, которые она носила с пробором посередине, как на старинных дагерротипах. В ее жилах текла, что называется, голубая кровь: у ее родителей были порядочные деньги, часть их служило хорошей прибавкой к скромным гонорарам Роско, занимавшегося завещательными делами своих знакомых.

На одной из вечеринок Имоджин схватила Оуэна за пуговицу на ширинке и, глядя на него затуманенными глазами, спросила с приятной хрипотцой в голосе:

— Что тебе во мне не нравится, Оуэн?

— Ничего, — буркнул он. — То есть я хочу сказать, что нет ничего, что бы мне не нравилось… Как новый снегоочиститель, купленный Роско?

К ним подошла Триси Оглторп и бесцеремонно вмешалась в их разговор, словно имела какие-то права на Оуэна, хотя он не спал с ней и эротические картины любви втроем — он, она и Ванесса — помутнели в его сознании.

— Не буду мешать вам обмениваться впечатлениями о последней партии в теннис, — сказал Оуэн и пошел искать Филлис. Сидя на высокой табуретке, она оживленно болтала в кухне с Эдом и Генри Слейдом, как когда-то, в институтские времена болтала в китайском ресторанчике с Джейком Лоуэнталем и Бобби Спроком.

Если Оуэн собирался всерьез заняться Имоджин, ему надо было порвать с Ванессой. Но где он найдет другую такую женщину, как она, такого откровенно сексуального друга, с такой гладкой матовой кожей и таким умопомрачительным клитором, от которого не оторваться? Физическая энергия и напористость делали ее заметной фигурой в поселке. Она была одним из двух руководителей кампании по сбору средств для сооружения пристройки к окружной больнице, которая находилась в городе, но обслуживала также жителей Лоувер-Фоллс и тех обитателей прилегающего к столице штата поселка Юппер-Фоллс, кому было лень ехать в Хартфорд. Новое помещение больницы предназначалось не столько для медиков и пациентов, сколько для раздутого штата администраторов. Население трех поселков хотело иметь собственную больницу, которая выдержала бы конкуренцию с крупными лечебными учреждениями. Экономическое положение в стране заставляло закрывать независимые банки, продуктовые магазины, книжные лавки и кинотеатры в небольших городах и поселках. Хирел даже универсам «Вулворт» на Приречной улице, местный форпост торговой империи, тускнели его вывески с золотыми буквами, хотя прежде он казался таким же непоколебимым, как автомобильная компания Форда и Американская телефонная и телеграфная корпорация.

С окружной больницей, как и с окружной средней школой, было связано много важных событий в жизни семьи Маккензи. Здесь Филлис родила самого младшего ребенка — молчаливую крошку Еву, в сорок лет она сама попала сюда с подозрением на рак (опухоль оказалась доброкачественной, и операция не оставила даже шрама), сюда со сломанной лодыжкой привезли четырнадцатилетнего Грегори, здесь Оуэн встретил с острым аппендицитом свой тридцать четвертый день рождения.

Частые встречи супругов Маккензи с близкими друзьями не исключали общения с людьми малознакомыми. Оуэн любил торговую толчею на Приречной улице, а собственную фирму считал важным шагом в индустриализации поселка.

Оуэн и Филлис не раз бывали на школьных спортивных состязаниях, где с удовольствием присоединялись к хору болельщиков, и на школьных танцевальных вечерах. Оуэн помнил заученные па девочек в плиссированных юбочках и пушистых свитерах. Теперь к ним добавились рискованные телодвижения юных вакханок, и все же его поражал укоренившийся консерватизм молодежи северовосточного побережья.