Пэт Конрой - Обрученные с Югом Страница 48

Уорт и Гесс Ратлидж предприняли тщетную попытку разлучить эту пару, но их неуклюжие и недобрые усилия только сильнее сблизили влюбленных, подогрев решимость Фрейзер и страсть Найлза. Даже чарлстонские родители начали понимать, что когда молодой человек и девушка любят друг друга и их любовь прошла проверку огнем и мечом, то все социальные предрассудки и сословные принципы должны отступить. Найлз и Фрейзер считались только с законами, которые диктовало их противозаконное, с точки зрения окружающих, чувство. Фрейзер взяла Найлза за руку, и вдвоем они пересекли демаркационную линию, именуемую Брод-стрит. Найлз на руках перенес свою невесту через порог Томастон-Вердье-хауза, расположенного к югу от Брод-стрит, который родители невесты подарили новобрачным в качестве свадебного подарка. В глубине души родители надеялись, что брак этот будет коротким и бездетным. Потребовались годы, чтобы Гесс, мать Фрейзер, признала: союз ее дочери с Найлзом не вычеркнешь из жизни и не выбросишь вместе с утренним мусором на помойку.

Я иду из своего дома на Трэдд-стрит к западу, в сторону Чёрч-стрит, а чарлстонская влажная жара бьет по голове, как конь копытом. Дома на Чёрч-стрит выставлены, будто драгоценные камни в витрине ювелира, пчелы-медоносы трудятся без устали в чашечках цветов, перелетая с одного куста лантаны[64] на другой. Запах жасмина и ландышей захватывает меня, сочный аромат чубушника наполняет радостью оттого, что я жив.

Я прихожу в Томастон-Вердье-хауз пораньше, чтобы помочь хозяевам с приготовлениями и заодно разведать, дошли до Фрейзер слухи о ее брате или нет. Я застаю Фрейзер на просторной кухне, которая выходит окнами в прекрасный ухоженный сад, она чистит креветки.

— Привет, Фрейзер! Ты смотришься великолепно на фоне лаванды. Может, займемся любовью, пока остальные не пришли? — Я целую ее в щеку.

— Слова, слова и еще раз слова, — улыбается Фрейзер. — Как всегда, одни слова. За ними не следует никаких действий.

— Придется поспешить.

— Значит, поспеши.

— Я все слышу, женщина, — говорит Найлз, входя из комнаты, где по телевизору показывают бейсбольный матч.

Он крепко обнимает меня, кружит, оторвав от пола, и осторожно ставит обратно. Так у Найлза принято здороваться, и он проделывает этот трюк и с мужчинами, и с женщинами.

— Привет, малыш, — говорю я. — Наловил ты рыбы прошлой ночью?

— Наловил достаточно, хватит на всю ораву. А дети поймали два десятка крабов.

— Каковы мои функции? — спрашиваю я у хозяйки. — Я в полном твоем распоряжении.

— Если бы ты приготовил крабовый суп, было бы просто здорово.

— Давайте сначала почищу крабов.

— Все уже готово: крабы почищены, рыба выпотрошена, — отвечает Найлз.

— Мы отправили детей в гости к Чэду, пусть поиграют с его детьми, — сообщает Фрейзер. — Кстати, ты поговорил с Чэдом? Айк сказал, что ты собираешься.

Я смотрю на Найлза, потому что понятия не имею, как далеко Фрейзер посвящена в это дело.

— Да весь город уже в курсе, старина! — восклицает Найлз. — Я сам узнал от Фрейзер. Так что ничуть не удивился, что вы с Айком тоже кое-что разнюхали.

— Думаю, что Чэд с Молли сегодня придут, — говорю я. — Они звонили?

— По крайней мере, отказа не было, — отвечает Фрейзер. — Наверное, Чэд прислушался к твоим словам.

— Я в этом не уверен. И он был чертовски недоволен, что мне известно так много.

— Мы извелись из-за этого, — говорит Фрейзер. — Думаю, Молли уйдет от него, если узнает. Вряд ли на этот раз она все стерпит.

— Может, отрезать у Чэда болт и использовать вместо живца на макрелещуку?

— Я еще не сказала тебе, Найлз, — замечает Фрейзер, которая по-прежнему возится с креветками, — но я заходила к Чэду на работу потолковать. На прошлой неделе.

— Бьюсь об заклад, он не сильно испугался при виде тебя, — фыркает Найлз.

— Это я испугалась, что он выбросит меня из окна прямо на Брод-стрит, — смеется Фрейзер. — Конечно, Чэд все отрицал. Говорил: он работает дни и ночи напролет, во имя семьи, ну и тому подобная чушь, которую он всегда городит.

— А как Чэд воспринял твой визит, Лео?

— Как будто это не я, а кусок конского навоза, который подбросили ему в кабинет. Но Чэда можно понять — разговор не из приятных и никому не доставил бы удовольствия.

К пяти часам, когда начинают собираться гости, у нас уже все готово. Остается только пожарить филе на гриле и накрыть на стол. Айк с Бетти принесли столько салата, что можно накормить футбольную команду Цитадели. Айк делает вид, что согнулся под тяжестью миски с салатом. Шеба входит в облегающих шортах, желтой блузке с расстегнутыми верхними пуговками, подхваченной изумрудным ремнем, и туфлях-балетках. Не в силах удержаться от спектакля, пусть небольшого, она, проходя через кухню, танцует какой-то импровизированный танец, потом кланяется, и немногочисленная публика вознаграждает ее аплодисментами.

Все вместе мы выходим на балкон второго этажа. Нежный, нежданно налетевший ветерок с гавани обвевает нас, мы любуемся круизным лайнером, который входит в канал, — время прилива. Мы с Найлзом разливаем джин с тоником, все чокаются, произносят тосты, прекрасно понимая, что в каждом тосте должен содержаться реверанс в адрес Шебы, которая изволила посетить нас. В щедрых лучах нашего внимания Шеба расцветает, оживляется и приобщает нас к закулисной жизни знаменитостей, рассказывая самые свежие сплетни из голливудской жизни, известные только узкому кругу посвященных. Мы узнаем, у кого из актеров самый длинный пенис, а у кого поменьше и что у актера, который вечно играет мачо, самый маленький. Мы слушаем с интересом, никто не осмеливается спросить, каким методом она собирала эти сравнительные данные.

На подъездной дорожке раздается гудок. Привстав, мы видим, как элегантные Молли и Чэд выходят из голубого «порше» с откинутым верхом. На обоих щегольские шляпы и модные очки — лощеные и ухоженные, супруги входят в чугунные ворота. Один дополняет другого, подчеркивая его совершенство. Их союз выглядит гармоничным, единственно правильным, как будто они два бокала из одного сервиза.

Молли поднимается по лестнице, держится она царственно и при этом просто. У нее спокойная, мягкая манера говорить, с которой не вяжется громкий заразительный смех и потому всегда поражает неожиданностью. Волосы у Молли пышные, такого цвета, как шерсть у ирландского сеттера. Чэд стоит рядом с ней, и я думаю, что они больше похожи на брата с сестрой, чем на мужа с женой. Впрочем, такие мысли сами собой приходят в замкнутом кругу чарлстонского высшего общества.

— Чэд! — кричит Шеба. — Я не видела ни кусочка, ни крошечки тебя уже двадцать четыре часа. Куда ты прячешься от своей настоящей любви?

— Шеба, моя единственная любовь все эти дни — юриспруденция, — отвечает Чэд Шебе, которая падает в его объятия. — Если не веришь — Молли может подтвердить.

— Воистину так. Аминь, — кивает Молли.

Из сумочки Шеба достает большой берет, очки и повязывает на шею эскотский галстук.[65]

— Представление начинается! — безапелляционно объявляет она. — Всем выйти на лужайку. Двигаться быстрым шагом! Раз, два, три!

— Погоди, Шеба, дай нам сначала напиться, — вздыхает Айк.

— Молчать, сенегальский принц! — рявкает Шеба.

Ворча, мы спускаемся на зеленый газон размером с лужайку, какие бывают перед лункой на поле для игры в гольф. Шеба хлопает в ладоши, как командир, и приказывает нам выстроиться в два ряда: девочки впереди, мальчики сзади.

— А теперь с чувством, с толком, с мастерством и смаком мы с вами разыграем великую пьесу «Любовный клич для „Мятежников“».

Раздается хоровой стон, но Шеба останавливает его, взмахнув, как дирижер, воображаемой палочкой, затем отводит женщин к дальнему краю лужайки. Она расставляет их на расстоянии трех футов друг от друга, превращая в танцевальную группу поддержки, которая предваряет начало футбольного матча, пока невидимый комментатор объявляет стартовый состав. Вынув расческу, Шеба начесывает всем женщинам прядь волос на правый глаз и придает им самые соблазнительные позы — сейчас прозвучит любовный клич девочек-болельщиц «Мятежников», адресованный мальчикам-«мятежникам» из школы «Пенинсула». В свое время Шеба поставила танец и придумала слова приветствия для группы чирлидеров нашей команды — один из подарков, которыми она украсила нашу школьную жизнь, когда появилась в выпускном классе неведомо откуда. Набитый битком стадион всегда благоговейно затихал, когда эти очаровательные девушки выводили игроков на поле. Шеба, покачивая бедрами, указывает пальцем прямо на меня. Она трясет головой в такт, волосы плещутся за спиной, и начинает громко, зажигательно выкрикивать: