Азарий Лапидус - Падающие в небеса Страница 48

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – задала вопрос Софи.

– Хочу! – ответил Михаил Петрович.

Липсиц, тонко чувствовавший состояние дочери, не хотел допускать никакого диалога между ней и Сапожниковым, особенно в присутствии посторонних, коим он считал Авдеева.

Поэтому через силу Липсиц произнес:

– Давай лучше я тебе расскажу историю. Она может оказаться длинной, поэтому предлагаю присесть. А официантов попрошу принести для тебя воды. Еще кто-нибудь хочет пить?

Было заметно, что Липсиц сильно нервничает. Он положил руки на стол, сложил ладони, как при католической молитве. Большие пальцы дрожали, и Липсиц всячески хотел успокоить дрожь, расцепляя руки, а потом вновь их соединяя. Именно сейчас наступала кульминация, тот разговор, которого хотел, но не смог избежать Мотя, защищая себя и свою семью. Тем не менее он считал, что для Софи будет лучше, если она услышит это от него, чем от кого-либо другого.

Официант принес большую бутылку воды «Сан пеллегрино», четыре стакана и приготовился разливать, но Липсиц поблагодарил его, сказав, что сделает сам, – он не хотел терять времени, решившись рассказать все, что так долго скрывал.

– Итак, Софушка, начну издалека. Жили-были три товарища. Было это очень давно, и были они в ту пору еще совсем юными людьми, с присущим их возрасту максимализмом. Конечно, росли они не совсем бездумными революционерами, а талантливыми рациональными ребятами. Мечтали они об идеальном мире, хотя знали, что так бывает только в сказках. Но в отличие от сказочных персонажей, где один умный, второй работящий, а третий – дурак, в моей истории все трое были умными и работящими. Кстати, все действующие лица моей сказки сидят перед тобой.

Софи с нескрываемым интересом посмотрела на отца и сидящих с ним рядом мужчин. Как будто до нее только что начало доходить, какая длинная и непростая история связывает этих людей.

– Никаких клятв мы друг другу не давали, но предполагали, что идеалы юности смогут быть девизом наших отношений на все времена. Сложно я сформулировал? – Липсиц смотрел только на Софи, как будто других участников беседы не существовало.

– Нет, я со своими одноклассниками точно так же рассуждала.

– Это нормальный человеческий подход. Любой другой является аномалией, хотя на нашей планете в последнее время все становится с ног на голову, и то, что еще вчера было правилом, сегодня превращается в исключение.

– Но основы морали, заложенные тысячелетия назад, незыблемы! – вдруг неожиданно для всех произнес Сапожников.

Липсиц резко повернулся в его сторону, в глазах на секунду зажглась ярость, но он тут же успокоился и пожевал губами.

– Вот мы и подошли к самому главному! Можно ли нарушать великие законы предков, будь это священные скрижали, полученные Моисеем в пустыне, или какие-либо другие заповеди? Ответь мне, Софушка.

– Папа, твой вопрос не имеет смысла! Нет, конечно! Ведь каждый нормальный человек, просыпаясь утром в своей постели, обязан понимать, что вечером он вернется сюда же, если будет следовать букве духовного закона. Но тут же, в первую секунду после подъема, он начинает отступать от предписанного Всевышним. Кого-то обманывает, опаздывая на работу, засматривается на красивую девушку с обручальным кольцом на руке и назначает ей свидание, недоплачивает подчиненному, кладя его деньги себе в карман, и так продолжается до позднего вечера. Жизнь, в которой существует человек, далека от идеала, и достичь единения мирского и духовного можно лишь в книжке. Но… – Софи задумалась, подбирая слова. – Надо к этому стремиться! Так, во всяком случае, ты учил меня с детства, так ты живешь сам, да и я стараюсь.

– Молодец! Ты за меня очень складно рассказала все то, что я пытался бы долго и нудно излагать. Теоретическая база понятна, теперь можно перейти к практике. Каждый из нас троих достиг определенных успехов в своей области. Обо мне ты знаешь, Миша стал крупным бизнесменом, Антон – офицер российской спецслужбы. И вдруг в один прекрасный момент наши пути, до того параллельно идущие по жизни, пересекаются в одной точке, некая форма неевклидовой геометрии. Российская разведка интересуется моими разработками, что и понятно, ведь благодаря им строится американская оборонная стратегия в космосе. Тут нет ничего удивительного. Чудеса начинают происходить позже, когда руководителем этой операции, как я понимаю, становится мой одноклассник – Антон Авдеев, а в качестве живца, на которого я должен был бы клюнуть, выбирается другой мой одноклассник – Миша Сапожников. Здесь и разыгрываются сцены той самой ярмарки абсурда, на финальном представлении которой ты и присутствуешь. Только я до конца не понял: это – ярмарка абсурда, тщеславия или предательства? Причем скажу сразу: ни малейших претензий к Антону у меня нет. Это его работа, и выполнена она профессионально – поставленные задачи достигнуты: Миша оказался в моем доме и оставил там микрофон.

Лицо Авдеева выражало удовлетворение от услышанного, а Липсиц сделал очередную паузу, отпил воды, долил по стаканам одноклассникам и попросил официанта убрать пустую бутылку со стола.

– Принести еще одну? – спросил официант.

– Да, пожалуй!

Было понятно, что Липсицу необходимо передохнуть, чтобы собраться с силами и продолжить разговор, достигший кульминационного момента.

Молчание между тем затягивалось. Софи, потерявшая терпение и даже не пытавшаяся скрыть свое нервное состояние, обратилась к отцу:

– Папа, продолжай, пожалуйста!

– Хорошо! Дальше все очень просто. В Лондон засылают Мишу, организуют якобы случайную встречу с тобой.

Софи вскинула голову и вызывающе посмотрела на Сапожникова. Тот ответил безнадежным тоном, понимая, что его словам девушка не поверит:

– Это неправда…

– Нет, милый мой товарищ, правда, – оборвал Липсиц и продолжил, обращаясь к Софи: – Миша тебя очаровал. Уж не знаю, как у него это получилось. Потом через тебя он проник в наш дом, пытался взломать мой компьютер, установил микрофон, в общем, проделал все, что ты могла видеть в кино про шпионов.

– Миша! Это правда?

Губы Софи дрожали, глаза наполнились слезами, она в мгновение покраснела, и поскольку Сапожников молчал, девушка повторила:

– Миша! Ответь мне, это правда?

– Нет, неправда! Я уже говорил, но мне никто не хочет верить. Как я могу тебе это доказать?

– Никак, – снова вмешался в их диалог Липсиц, – ты, Миша, не сможешь опровергнуть ни одного слова из сказанного мной. Перед тобой ставили задачу проникнуть в мой дом?

Сапожников молчал.

– Будем считать твое молчание согласием. Далее. Ты хотел взломать мой компьютер?

Сапожников опять промолчал.

– Опять согласие. Хотел ты этого или нет – ты установил микрофон на моей одежде? Могу даже не дожидаться твоего ответа…

– Подожди, папа, – прервала Софи, – можно я задам свой вопрос?

– Задавай, – сказал Липсиц, и его голова безвольно поникла так, будто шея моментально лишилась своих позвонков.

– Это правда, что я была тебе нужна только для того, чтобы пробраться в дом к моему отцу?

– Нет! – закричал Сапожников так громко, что официанты, и без того исподволь поглядывающие в их сторону, теперь без стеснения устремили свои взоры на этот странный столик. – Поверь мне! Я тебя люблю!

– Ты предатель. – Софи как будто не слышала слов Михаила Петровича. – Ты предал и меня, и отца! Все, больше не хочу продолжать этот разговор. Папа, пойдем отсюда.

– Хорошо, Софушка! – Липсиц поднялся, взял дочку за руку и, не прощаясь, пошел к выходу из ресторана. Потом вдруг остановился, резко обернулся и обратился к Авдееву: – Памятуя о нашей совместной юности и из уважения, как я уже сказал, к высокопрофессиональной работе, проделанной тобой, пожалуй, удовлетворю твое любопытство по поводу тетради, о которой ты меня пытался спросить несколько раз. Отвечаю: то, чем ты интересовался, моя рабочая тетрадь.

– Как? И все? – вырвалось у Авдеева.

– И все! Это простая рабочая тетрадь. Правда, не совсем простая. Здесь ты, безусловно, прав, пытаясь придать ей какие-то необычные свойства. – После этих слов по лбу Авдеева прокатилась капелька пота, выдавая его напряжение, а Липсиц тем временем продолжил: – Первые двадцать страниц написаны великим математиком Германом Минковским, потом в ней вели свои записи Макс Борн и Альберт Эйнштейн. Знаешь, как я их называю этих гениальных людей? – Авдеев отрицательно качнул головой, и Липсиц сам ответил на свой вопрос: – Падающие в небеса. Да-да, не удивляйся! С детства мы знаем, что земное притяжение заставляет предметы падать сверху вниз, с небес, а не наоборот. Правильно?

На сей раз Авдеев кивнул утвердительно. Он завораживающе смотрел на одноклассника, боясь его прервать, превратившись в слух, как будто именно сейчас ему должна была открыться великая истина.

– А я считаю, что существуют единицы из миллиардов живущих на планете, нарушающие закон всемирного тяготения, – падающие в небеса. Совершают они это для того, чтобы вести человечество против установленных правил и привычек, в неизведанные миры. Теперь ты понял, насколько это уникальная тетрадь? А подарил мне ее венский букинист больше тридцати пяти лет тому назад, и с тех пор мелким почерком я вношу в нее свои мысли. Пустыми остались с десяток листов. Вот и весь секрет! Вряд ли еще где-нибудь в мире существует такая же рабочая тетрадь, в которой оставили свой след три лауреата Нобелевской премии и еще один великий ученый, просто не доживший до этой награды.