Петр Краснов - Заполье. Книга вторая Страница 48

— И что же, никаких новинок у вас? — Константин тоже напористо смотрел, требовательно; кто-то, должно быть, уверил его, что здесь-то врачевание самое что ни есть современное, последнее слово медицины. — Ни препаратов, ни оборудования?

— Отчего ж, есть. Но, как правило, недостаточно проверенные и потому рискованные, время дорогое можно потерять… Любителей найти универсальное, безотказное средство сейчас, знаете, куда больше, чем алхимиков в Средневековье, философский камень мечтавших добыть, магистериум. — Колечицкий в который раз с некой прикидкой глянул на Ивана. — И я бы избрал для вашего лечения методику Цимберга, скорее всего, — с поправкой на результаты томографии, разумеется. Вот он-то, томограф, у нас новейший, а это преимущество немалое, в смысле точности диагноза, определения локализаций. И если примете решение остаться у нас, то с него и начнем, с анализов по полному кругу…

Он это как бы в воздух проговорил, обращаясь к обоим, и Черных непроизвольно, похоже, плечами передернул, на спинку стула откинулся, оглядел просторный, светлый, стильно меблированный кабинет:

— Затем и прибыли. Условия тут, надо думать, подходящие?

— А это, знаете, кому как, — усмехнулся Колечицкий, пригладил непокорный мальчишеский вихор на затылке. — Некоторым и сауну с бассейном подавай, а то и пентхаус… Нет, место забронировано, без всяких очередей; а какие они здесь — вы, верно, наслышаны…

— Да уж. Тогда не будем терять время… так? — оглянулся Константин на Ивана, и тот согласно и торопливей, может, чем нужно, кивнул. — Оформляйте прямо сейчас. А это на всякий там, как вы сказали, медикаментоз, чтоб не скупиться… — И достал из внутреннего кармана конверт, сунул в историю болезни, на что доктор учтиво и с достоинством наклонил голову.

На внимание не приходилось жаловаться, на условия тоже, да и разреженней была здесь атмосфера, чем в диспансере, многочисленней персонал из сотрудников научных, интернов, лаборантов и прочей челяди, студенческих ватажек экскурсионных, оживленней, суетней даже — как везде, подозревал он, где надо симулировать работу; но, пожалуй, зря подозревал, по мнительности… Да пусть хоть один из них найдет что-то стоящее, спасительное, хоть кого-то вытащат из безнадеги, всем нам уготованной, отсрочат ее. И весь этот комплекс громадный онкоцентра можно было счесть последним приветом позднего советского гуманизма — теперь, слышно, на коммерческие рельсы по-тихому переводимый, уводимый у безденежного народца.

— Уточнения весьма нужные и, я бы сказал, оптимистические, — ободряюще говорил Колечицкий, когда обработали результаты обследования на томографе, аппарате и впрямь дивном, считанные пока единицы таких было завезено в страну. — Впрочем, они полностью подтверждают и диагноз, и методику лечения у Цимберга вашего — опыт, что тут скажешь, интуиция… Да-да, и она тоже, на обычных рентгеновских снимках не так уж и много увидишь. И я перебрал тут возможные комбинации препаратов и опять, знаете, убедился: старик прав, пожалуй, наиболее оптимальную выбрал по дозам и схемам. Так что приступаем к лечению, вернее — к очередному циклу его, продолжению.

— Понимаю, что вопрос мой не то чтобы некорректный, но… Скажите прямо, у меня много шансов — в ту или другую сторону? Мужчине это надо знать. Спрашиваю как ровесника, вы на моем месте тоже, наверное, попытались бы узнать…

— Узнать что, судьбу? Так это к гадалкам. — Он построжал, сощурился, но глаз не отводил, смотрел прямо. — Нет, вы правильно выразились: некорректный. В моей практике, недолгой сравнительно с вашим Цимбергом, чего только не бывало, успело побывать… Выкарабкивались в ходе обычной терапии совершенно безнадежные — с моей, научной точки зрения. И, не скрою, наоборот. Бывают вообще поразительные случаи — самовыздоровленья, без всякого лечения, хотя диагноз-то один был: домой, недели доживать… Мы имеем дело с необъяснимым, и не с болезнью, нет, это все механика цитологическая, более-менее проясненная, а с мобилизационными возможностями человека, личности, причем не с физиологическими или даже душевными, а именно духовными… и когда, у кого и как они включаются — или не срабатывают? Вот вопрос вопросов. Может, этого клешнятого надо посредством особого, еще неизвестного способа внушения изгонять, вроде гипноза, или самососредоточения, никто пока не знает. А вы меня спрашиваете… вот и представьте себя на моем месте, что ответили бы? Как их в принципе можно подсчитать, эти шансы, да еще в каждом индивидуальном случае? Шансы даже в подзапущенной стадии есть, у вас тем более. И многое от вашего внутреннего зависит — того самого, необъяснимого, от мобилизации его, сами ж понимаете.

— Ну а если… операбельно?

— А смысл? Причину-то вряд ли вырежешь, что-нибудь да останется после пневмонэктомии, и только организм ослабишь, способность к сопротивлению дальнейшему. В корне задавить его — вот задача! Не знаю как, но старайтесь, вместе с нами…

Кому только и в какой уж раз, наверняка, говорил он это здесь — обнадеживающее чудом непредвиденным, но в тебе самом имеющимся, оказывается, стоит постараться лишь вызволить его из тенет физиологии, вызвать из животной плотяности… Где и как искать в себе это, на что волю направлять, да и хватит ли ее, измотанной рефлексиями больными ночными, дневными тоже, а еще больше, признаться себе, страхом внутренним, исподним каким-то подтачивается она, обессиливается, будто обессмысливается даже… лбом в стену обстоятельств непрошибаемых? Сказки для обреченных, утеха легковерных — «у вас тем более», изначальная в той же мере, как и конечная ложность и лживость гуманизма, не обеспеченного на свете ничем, кроме простой, слабой, малой человеческой любви, тепла на расстоянии руки поданной, и не обогреть ей неизмеримых ледяных пространств то ли божьего, то ль сатанинского мира. «Дверь-то получше затворяй, — ворчала мать, возясь у загнетки, хлебы печной деревянной лопатой вынимая, когда он приходил из школы уже, — прихлопни. Белый свет не натопишь…»

Поместили в двухместной палате, соседом оказался бизнесмен, как он с уваженьем к самому себе отрекомендовался, Пивкин по фамилии, энергичный толстяк малость постарше Ивана. Вот он-то, из Пензы приехавший, был уверен в себе, вернее, в деньгах своих: если заплатил хорошо — вылечат, просто обязаны вылечить. А результат он проплатил вперед, и с излишком даже… да-да, и с немаленьким, чтоб уж с гарантией. Хотел в Штаты или в Израиль, но там проблемы с визами, прокуратура прицепилась — через подставных в долю, гады, хотят влезть! — и пришлось сюда; впрочем, ему сказали, что разницы-то большой нет, разве только в обслуживании… Текли будни, такие же больничные, процедурные; разговаривать как-то не о чем было, не о деньгах же снова и снова, как умудрялся сосед, все на них переводя, к ним сводя:

— Деньги все могут! Им лишь направленье верное дать, екрн-бабай, работать заставить. Хотите — любую отрасль подыму, производство… Главное, не жалеть их, когда вкладываешься в дело. Что надо — куплю, щас это пожалуйста, спецов тоже завались, на выбор, к ним погоняло хор-рошее, и пошла работа! Но — стратегию рассчитать: организацию бизнеса, технологии по возможности новей, спрос-предложение учесть, сбыт, с местной властью отношения, с братками… нет, проблемы есть, но деньги-то решат. При голове если.

— Все так думали, да что-то не получается…

— Да руки в жопу засунуты у них, екрн-бабай, вот и… Неумехи, что с них взять, коли чердак не меблирован!

— А не думаете, что деньги как раз и помешали? Вернее, алчность к ним, голым, потребительским, а не к делу?

— Ну ты скажешь тоже! Деньги и их, придурков, выправят, ума дадут. А кого нет, тех в отход — чтоб под ногами у бизнеса путевого не путались, в бомжи. Чем больше бомжей, кстати, тем лучше общество очищается от всякого неконкурентного… Санацией называется, слышал?

Не видно было пока, чтобы кахексия, истощение симптоматичное, тронуло его; деятельный, шумливый, по радиотелефону названивал, распоряженья отдавал и отчеты выслушивал, а кого-то и просил, без стесненья перед соузником подпуская в голос льстивое ли, покорное, в вовсе уж конфиденциальных случаях в конец коридора уходя порою. И шли день за днем все те же, что и в диспансере, процедуры, без малого даже, казалось, отличия — те же уколы, облучения, разве что таблеток больше давали поддерживающих.

По предложенному таровато Пивкиным телефону созванивался с Константином, тот что-то никак не мог вырваться из замотки, заехать, но все-таки навестил наконец с Полиной, женою, уговаривали его у них пожить в близком уже перерыве меж процедурных циклов, неделю с лишком. Вот уж чего не хотелось; да и в гостинице болтаться при денежной скудности тоже мало хорошего было; если о выборе речь — один хуже другого. Третье обдумывалось уже — домой, если Колечицкий даст добро. В конце концов, пусть напишет, предложит Натанычу свою методу, свой вариант терапии, разница-то невелика, сам же говорит. Домой, чужень эта стерильная тяготила не меньше уже, пожалуй, чем захудалые диспансерные пенаты, сам смысл пребывания здесь терялся — вместе с неким шансом дополнительным, на какой надеялся, едучи сюда. Но кто их, в самом деле, и как сочтет, шансы?