Ион Агырбичану - «Архангелы» Страница 49

— Не очень заметно, чтобы вы так устали, дедушка, — заметила Эленуца. — Наоборот, на водосвятии вы так хорошо пели.

— Лес и божье небо способствуют этому, домнишоара, — отвечал дьячок, довольный похвалой Эленуцы. — Здесь, среди елей, чувствуешь себя как в храме, какого не могут создать люди.

— Правда, правда, — поддержала Эленуца. — В церкви совсем другая служба, чем на природе. Как по-вашему, домнул Мурэшану?

Священник промолчал. Они подходили к тому месту, где расположился Родян с гостями. Хозяйка радостно встретила новоприбывших и попросила откушать с ними.

С этого мига Эленуца не умолкала. К ней снова вернулась вся ее веселость. Но пожелай кто-нибудь понаблюдать за ней, он бы заметил, что все ее внимание было отдано вновь прибывшим гостям. Отцу Мурэшану она подкладывала самые аппетитные куски, не забывала подливать вина в бокал, постоянно к нему обращалась. Для него она улыбалась, хохотала.

Длительная прогулка, горный воздух, животворный отдых, который ощущаешь всем телом, когда после долгого пути лежишь на траве, пробудили у всех зверский аппетит и особое ощущение счастья. Жадно утолив первый голод, каждый чувствовал только себя, радовался только себе и ублажал только себя. Все говорили наперебой, улыбались друг другу, что-то спрашивали, но ничего не понимали, ощущая только упоение едой и отдыхом.

Потому-то и некому было следить за Эленуцей, кроме разве отца. Иосифа Родяна интересовало, как ведет себя священник, в присутствии которого он не чувствовал ни покоя, ни свободы, а потому и поглядывал косо на дочь, которая так усердно ухаживала за батюшкой и дьячком.

Трогательную заботу, которую Эленуца проявляла по отношению к отцу Мурэшану, заметила в конце концов и Мария. На мгновение ей показалось, что она все поняла. Но тут же постаралась отогнать свою догадку. «Не может быть! — решительно сказала она. — Другой появится!» Со вчерашнего вечера Мария мучительно ломала голову, пытаясь представить себе, в кого же могла влюбиться Эленуца. Мария перебрала многих, но не остановилась ни на одном и успокоила себя: «Глупое это занятие — гадать, Эленуца где только не жила!» Но она чувствовала, что сердце сестры не свободно — вчерашнее поведение Эленуцы убедило ее в этом.

На луговине по склону горы Влэдень народу оставалось совсем немного. Семейство управляющего «Архангелов» с гостями уже в два часа пополудни вернулось домой, а в четвертом часу во дворе стояла коляска, чтобы везти гостей на станцию.

Иосиф Родян, Марина и оба жениха долго обхаживали доктора Врачиу, уговаривая его остаться. Но ни доктор, ни адвокат Крэчун не могли задержаться; у обоих были неотложные дела.

— Черт подери этакую жизнь! — негодовал Иосиф Родян. — Если ты так крепко привязан к службе, так пусть тебе и платят соответственно.

— Легко вам говорить, — улыбаясь, отвечал зять.

В конце концов сошлись на том, что до воскресенья останется Мария.

Услышав о таком решении, Эленуца радостно захлопала в ладоши. Она обняла сестру и расцеловала в обе щеки, приговаривая:

— Как я рада! Как я рада!

Время близилось к четырем, доктор Врачиу чуть-чуть принахмурился, и лицо его приняло как нельзя более торжественное выражение. Он пошептался с Родяном и Крэчуном, и те тоже приосанились. Иосиф Родян, крепко сегодня выпивший, выглядел очень смешно, стараясь держаться строго и благородно: казалось, что широкое багровое лицо принадлежит одному человеку, а взгляд и насупленный лоб — другому.

Женщин в эту минуту в комнате не было. Мужчины остались втроем.

— Времени мало, домнул управляющий, — начал несколько развязно, минуя все условности, адвокат. — Надеюсь, ваш зять поставил вас в известность о цели моего приезда.

Насколько спокойным казался Крэчун, настолько взволнованным выглядел Родян. Можно было подумать, что вино, переполнявшее его, постепенно закипало, как в котле. Ему очень хотелось породниться с Крэчуном.

— Да, домнул адвокат, — подтвердил он, отдуваясь.

— Итак, я имею честь просить руки вашей дочери. Должен сказать, что мне неизвестны чувства вашей дочери, но я питаю надежду, что она мне не откажет, — закончил он, улыбаясь. Крэчун действительно думал, что Эленуца, замолчавшая после того, как услышала: «Не вы ли лесная фея?» — готова была влюбиться в него. Люди излишне практичные и расчетливые ошибаются не реже нерасчетливых, и бывает, что более жестоко.

— Мы согласны, домнул адвокат, — голос у Родяна сорвался, и он прохрипел. — Мы счастливы. Уверен, что и дочка будет согласна.

Родян вскинул голову, думая увидеть сияющее от счастья лицо адвоката. Но тот совершенно равнодушно произнес:

— Таким образом часть вопроса вроде бы ясна.

— Ясна! — радостно воскликнул Родян.

— Прошу меня извинить, — довольно холодно возразил адвокат, — прояснилась лишь часть вопроса, вторая заключается в том, что я прошу восемьдесят тысяч в качестве приданого, которые в виде наличных денег должны быть переданы мне в день свадьбы.

Родян был ошеломлен. Сделав шаг назад, он с дурацким видом смотрел на адвоката и вдруг закричал:

— Хочешь восемьдесят тысяч наличными в день свадьбы?

Адвокат, вздрогнув от громового голоса Родяна и увидев, как исказилось его лицо, инстинктивно попятился, но тут же овладел собой и ответил:

— Да, такое я прошу приданое!

На широком лице Родяна заиграли все мускулы. Глаза налились кровью, он сдерживался изо всех сил.

— Прошу немедленно покинуть мой дом! — хотя Родян и пытался говорить тихо, слова эти были слышны и через комнату, и даже во дворе. — Покинуть немедленно! У меня нет никакого желания видеть вас!

Испуганный и побледневший молодой человек выскочил в коридор, так что последние слова Родян выкрикнул ему в спину. Крэчун не сомневался, что у хозяина дома приступ безумия от слишком большого количества вина, выпитого со вчерашнего вечера. Не отвечая на вопросы тех, кто бросился к нему, он сухо простился, и, ощущая легкую дрожь в ногах, сбежал вниз по лестнице, и почувствовал себя более или менее безопасно, лишь усевшись на подушку поданной коляски. Наверху, в доме, бушевал скандал. Возмущенные крики Родяна взрывались один за другим. Не успел доктор опуститься на сиденье, как кучер тронул лошадей, и они вынесли коляску на улицу.

Долго пришлось Марине и дочерям успокаивать Родяна. С посиневшим, даже почерневшим лицом он твердил:

— Какое бесстыдство! Является голодранец и диктует мне, управляющему акционерного общества «Архангелы», какое я должен дать приданое за дочерью. Мне! Какая наглость! Ну, нет! Да оставьте меня! Больше я о нем и слышать не хочу!

Последние слова были брошены Марине, которая, заметив, что муж начал приходить в себя, заявила, что хорошо было бы вернуть молодого человека, сказать, что произошло недоразумение или что-нибудь в этом роде, лишь бы не расстроилась помолвка.

Но управляющий Иосиф Родян слышать не желал об адвокате. Он метался по дому, с шумом выпуская воздух через ноздри и храпя, как испуганная лошадь. Он был ошеломлен: человек, к которому он проникся таким уважением, счел возможным сам назначить приданое! И стоило ему подумать, что паршивый адвокатишка мог посягнуть на его отцовские радости, как Родяну хотелось схватить его за глотку и задушить! Грубость, выплеснувшаяся наружу, была лишь слабым отсветом того пламени, которое бушевало внутри.

Если бы его зять, доктор Врачиу, или оба теперешних жениха вели себя как адвокат Крэчун, если бы они дерзнули сами определить точную сумму приданого, он бы стер их в порошок. Потому что, кроме страсти к золоту, у Родяна была страсть поражать и производить фурор своим богатством. И вторая страсть была даже сильнее первой. Высшим счастьем для него было оделить дочерей богатым приданым, но это было его сугубо личным делом. Каким должно быть приданое, решал он один. Неизъяснимым удовольствием для него было смакование слухов и перешептываний о приданом его дочерей. Какую бы сумму ни называли, он в душе смеялся над людьми, которые и вообразить не могли, сколько он может дать своим дочерям денег, и заранее предвкушал, как поразит и даже испугает людей сумма, которую управляющий «Архангелов» в конце концов отвалит.

Толки о приданом доставляли Родяну такое удовольствие, что он даже старался оттянуть свадьбу, желая их продлить. Он ощущал, что неизмеримо высоко поднимается его собственная цена, что люди смотрят на него с неподдельным интересом, восхищением и даже опаской.

С тех пор как были помолвлены Эуджения и Октавия, им владела лихорадка этого болезненно счастливого ощущения. Родян решил для своих дочерей построить в городе два дома, два настоящих дворца. Замысел этот наполнял его чувством самодовольства, но он ни с кем не делился своими планами, намереваясь осуществить их весною будущего года. Родян хранил свой замысел в тайне от всех домашних, от дочерей и даже жены. Зато частенько усмехался, воображая себе эти дворцы, и никто не понимал смысла его усмешек.