Шимун Врочек - Рим 2. Легионы просят огня Страница 5

— Спать? — археолог зевнул.

— Ага. Я бы придавил пару часиков.

— Отбой! — приказал Алексеенко, словно услышав его слова. — Долохов, Викулов — в караул.

Алексей остановил бег и поднял голову. Над ним плыло низкое небо, забитое облаками плотно, словно ватой под Новый год. Небо здесь было… другим. Алексей помедлил, проверил, как затянуты ремни протеза.

Другое небо. Чужое небо.

— Пусть я убит, пусть я убит под Ершалаимом, — негромко пропел он. Выпрямился, поправил автомат — плечо уже изрядно оттянуло, и снова перешел на равномерный бег. Алексей спускался вниз, к берегу реки. Там надо будет перейти на другую сторону, а, может быть, даже пройти вверх по течению, чтобы сбить погоню со следа.

Он оглянулся, но бородатых людей с копьями нигде не было видно.

— Пусть кровь моя досталась псам, 

— снова затянул Алексей. Монотонный напев помогал держать темп.

Орлы шестого легиона,Орлы шестого легионаВсе так же реют в небесах.

Группы больше не существовало. Примета сработала, черт ее побери, подумал Алексей. Приметы всегда срабатывают…

Кто бы это ни сделал, сделано было чертовски быстро — и одним холодным оружием. Часовые умерли первыми. Археолог Юра застыл, открыв рот. Алексей снова увидел его детское лицо. Из груди археолога торчало огромное древнее копье. Германцы, голые по пояс, длинноволосые, бродили по лагерю и добивали уцелевших. Вот они какие, древние варвары, носители мертвого уже полторы тысячи лет языка…

Алексей видел, как Долохова привязали к дереву и древняя старуха перерезала выпускнику академии ГБ глотку. Кровь потоком хлынула в деревянную чашу. Да, к такому на кафедре "истории КПСС" не готовили, пожалуй.

Судя по знакомым словам (вот и пригодился готский), группе не посчастливилось забрести в священную для местных рощу. Алексей, которого странное чувство разбудило посреди ночи и погнало в темноту, молча наблюдал за происходящим. Из всей группы в живых остался только он. Насмешка судьбы. Однорукий псих с проблемами адаптации в коллективе остался без коллектива. Ха-ха. Ха-ха.

Алексей облизнул пересохшие, растрескавшиеся губы и захрипел:

Орлы шестого легиона,Орлы шестого легионаВсе так же реют в небесах.

Дурацкая песня привязалась. Он спустился к реке, зашел в воду по колено. Наклонился и зачерпнул ладонью. С жадностью, захлебываясь, выпил. Еще. Утолив жажду, умыл лицо, достал фляжку и набрал воды про запас. Что ж… придется начинать жить здесь, в начале тысячелетия.

Только сначала надо разобраться с теми, ночными налетчиками. Я псих? Пожалуй, что и псих. Но псих с проблемами адаптации в коллективе отомстит за свой коллектив. Так будет… забавней.

А еще забавней будет выполнить задачу, перед этим коллективом поставленную.

Алексей выпрямился. Пора идти.

Полоска по горизонту наполнилась кровью, словно руки полощешь после разделки оленьей туши. Вдалеке занимался рассвет. Утро.

Глава 1. Разговоры с живыми

9 год н. э., Римская империя, провинция Германия

Орел реет над легионом.

Первые лучи рассвета отражаются от золотой птицы, бегут по главной площади лагеря. Над серыми рядами палаток встает солнце…

Неровное и красноватое, словно потемневший от времени медный чан.

Часовой на башенке дернулся и открыл глаза. Сердце бешено стучало. Уфф, не спать! Наказание за сон на посту — смерть. Может, в мирное время и в другом легионе он отделался бы плетьми, но здесь, в проклятой богами варварской Германии…

Часовой сглотнул. Лучше об этом не думать. Префект лагеря Эггин — суровый и жесткий солдат, он ошибок не прощает. Вот новый командир легиона — другое дело. Он губить хорошего воина не станет… наверное.

Часовой поежился. Поле за пределами лагеря, вытоптанное тысячами ног легионеров, лежало пустое и мертвое, как равнины загробного мира. Тьфу, тьфу, тьфу, как бы не накаркать. Вдалеке темнел лес — огромная масса колышущейся зелени. Некоторые деревья, несмотря на теплую для начала осени погоду, успели пожелтеть. Готовятся к зиме, что ли? Германия, что тут скажешь.

Варварская Германия.

Часовой повел плечами. Два года как легионы стоят за Рением. Казалось, все спокойно, варвары утихомирились. Если бы! Прежний легат водил дела с германцами, "гемами". Хороший был легат, ничего не скажешь… но слишком верил варварам. Теперь у Семнадцатого легиона новый командир, к тому же — родной брат прежнего. Гемы и его хотели убить, подослали двадцать человек, а легат их в капусту нашинковал.

Хорошая штука капуста, кстати.

Вкусная.

Ходят слухи, Гай Деметрий Целест раньше выступал на арене. Сражался с лучшими гладиаторами Рима. Но затем Август отправил его в Германию, на место прежнего легата.

Принцепс сказал: если умеешь драться, делай это там, где это пойдет на пользу Риму…

Ну, или где варваров много.

Теперь этот легат-гладиатор здесь.

Светает. Серые ряды палаток затапливает розово-золотистым сиянием. День солдата начинается с первыми лучами солнца. По главной улице лагеря шествует центурион. Его легко узнать по гребню на шлеме — отчего издалека голова кажется намного больше человеческой.

Правда, мозгов там маловато, ну, так это ж центурион! Часовой хмыкнул. Центурион, словно услышав его мысли, поднял взгляд. Часовой поспешно отвернулся — сделав вид, что рассматривает дорогу, ведущую к лесу. Обычно по ней ездили за дровами для легионных пекарен, кузен и лагерных костров…

Сейчас дорога была пуста.

Ветер донес запах дыма и пригоревшей пшенки. Часовой сглотнул слюну. Сейчас бы каши — парящей, горячей как вулкан, с медом и сыром. И заправить оливковым маслом. Кра-со-та. "О чем я думаю?!" Часовой заставил себя выпрямиться. Так, не спать, не спать! Скоро смена… скоро, уже скоро… стук копыт… смена… смена…

Смена.

— Заснул! — его толкнули в плечо. — Эй!

Часовой вскинулся. Рядом — напарник. Улыбается кривым от шрама ртом.

— Смотри!

Они наблюдали, как суетится тессерарий, караульный офицер; как открываются главные ворота, чтобы выпустить из лагеря вереницу всадников.

Копыта стучат по дороге. Всадники пускают коней рысью. Судя по пурпурным плащам, всадники — это преторианцы из личной когорты Августа. Здесь, в Германии, они приставлены только к самым важным "шишкам".

На одном из всадников — белый плащ. Этот человек — точно не преторианец.

Через некоторое время всадники исчезают за поворотом.

Туман плывет над дорогой, изгибается бесшумными, тягучими волнами. Опускается на лагерь, на лес вокруг, на дремлющую гладь реки…

— Кто это был? В белом? — спросил часовой. Напарник лениво почесал толстую мозоль на подбородке — от ремешка шлема. У каждого из легионеров есть такая отметина. Это еще вернее, чем татуировка "ЛЕГИОН~НАША~РОДИНА", выдает "мула".

— Не узнал, что ли? Это же новый легат!

— Я думал, он малость повыше, — признался часовой. — Как думаешь, зачем он здесь?

Напарник пожал плечами.

— Хмм. Мстить, небось, приехал. Кто ж их знает, этих патрициев? Вот ты бы что сделал, если бы гемы у тебя брата убили?

Часовой задумался.

— Женился бы на его вдове, — сказал наконец. — Красивая баба.

— Вот! А он тут гемов убивает. Странные они люди, эти патриции. Кстати, о странном. Перекинемся в "дюжину"?

Дуодецим — одна из любимых игр в легионе. Популярней только обычные кости.

Часовой почесал локоть, шею. Проклятые германские комары!

— Ну… можно.

— Правда, ты мне с прошлого раза четыре асса должен, — напомнил напарник.

Сын собаки! Часовой от возмущения проснулся окончательно.

— Иди ты к воронам! Все я тебе отдал!

— Это ты сейчас так говоришь… кодекс.

— Сам ты кодекс! Ну, отдал… или отдам. Какая разница? Все равно они уже твои.

Против такой логики напарнику возразить было нечего. Он поболтал в воздухе деревянным стаканчиком для "костей" — защелкало, застучало. Приятный звук — особенно для азартных ушей…

— Ну что решил? Сыграем?

Молчание.

— Давай, — обреченно махнул рукой часовой. — Эх! Была, не была… отыграюсь!

Негромко стучат копыта.

Я слышу крики и музыку. Жеребец поводит ушами, фыркает.

— Тихо, мальчик, тихо, — я похлопываю его по мокрой шее. — Мы уже приехали.

В кончики пальцев отдается каждый удар огромного лошадиного сердца.

У входа в дом стоят, вытянувшись по струнке, рослые преторианцы. Я киваю, спешиваюсь, бросаю поводья мальчишке-рабу. Прохожу в вестибул, затем — в атриум. Зажмуриваюсь. Ослепляющий после вечерних сумерек свет. Запахи горящего воска, жареного мяса, рыбного соуса и разгоряченных тел…