Флэгг Фэнни - Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» Страница 5

Знаете, в «Розовой террасе» живут почти одни бедняки, и все, что у них есть, это пособие и «медикейд»[5]. — Миссис Тредгуд повернулась к Эвелин. — Да, милочка моя, вот уж что вас никогда не подведет — это «медикейд», без него вы даже чихнуть не посмеете.

А вообще-то здесь не только бедняки живут, есть и богатые. Недели две назад сюда приехала миссис Веста Эдкок, маленькая такая, с птичьей грудкой. Я её знаю, она из Полустанка, вон та, в лисьих мехах и бриллиантовых кольцах. Вот уж кто богатенький. Но что-то не заметно, чтобы богатство делало их счастливыми. И ещё я вам скажу, дети навешают их не чаще, чем остальных.

Норрис и Фрэнсис, сын и невестка миссис Отис, приезжают сюда каждую неделю в любую погоду. Вот почему по воскресеньям я торчу здесь, в приемной, — даю им возможность побыть наедине. Но Бог мой, у вас бы сердце разорвалось, если бы вы видели, как эти старички ждут дня посещений. Прическу делают уже в субботу, а в воскресенье, с утра пораньше, при всем параде — встречают… И в результате никто не приезжает. Так их жалко, ужас просто, да ведь чем поможешь! Э-эх… Если у тебя есть дети — это вовсе не гарантия того, что тебя будут навешать. Нет, никаких гарантий…

«Бюллетень Полустанка»

12 июля 1930г.

Опал Тредгуд, жена Джулиана, взяла в аренду помещение рядом с почтой, через два дома от меня, и открывает собственный салон красоты. До сегодняшнего дня она делала прически у себя на кухне, но Джулиан попросил её отказаться от этого, поскольку женщины повадились целыми днями ходить к ним через черный ход, а куры от беспокойства перестали нестись.

Опал сказала, что цены останутся прежними: мытье и укладка — 50 центов, а завивка — полтора доллара. Я, например, в восторге от такого новшества на нашей улице.

Только подумайте, теперь у нас можно отправить письмо, пообедать и сделать прическу, и не надо ради этого ходить за семь верст: все рядом. Осталось только открыть кинотеатр, и тогда мы будем окончательно избавлены от поездок в Бирмингем.

Миссис и мистер Рой Гласс устроили ежегодное семейное сборище. Глассы со всего штата собрались за столом, накрытом на заднем дворе их дома. Вильма сказала, что пирог на вкус оказался лучше, чем на вид.

Кстати, моя дражайшая половина недавно ходил рыбачить и проколол себе палец крючком, поэтому я снова имела удовольствие созерцать его дома, охающего и стонущего.

Дот Уимс

Полустанок, штат Алабама

18 ноября 1931 г.

Теперь название кафе красовалось на сотнях грузовых вагонов — от Сиэтла до Флориды. Щепка Джонс видел эту рекламу даже в Канаде.

Год выдался исключительно тяжелый, леса вокруг Полустанка мерцали кострами безработных бродяг, и не было среди них человека, которого Иджи хоть раз не накормила.

Клео, брату Иджи, это очень не нравилось. Он заехал в кафе за женой Нинни и сынишкой Альбертом и теперь сидел за столом, пил кофе и грыз орешки.

— Иджи, я тебя умоляю, не корми ты каждого, кто ошивается возле твоих дверей! У тебя же бизнес. Джулиан заходил к тебе на днях и видел, как семеро здоровенных мужиков без зазрения совести лопали твою еду. Он говорит, что ты скорее Руфь и ребенка оставишь без обеда, чем этих бродяг.

Иджи фыркнула:

— Много твой Джулиан понимает! Да он бы сам давно с голоду окочурился, если бы Опал не открыла салон. Нашел кого слушать! Да ему Бог дал мозгов меньше, чем козлу.

С этим Клео не мог не согласиться.

— Что верно, то верно, но речь сейчас не о Джулиане. Я за тебя беспокоюсь.

— Да я знаю.

— Просто я хочу, чтобы ты не была такой дурой и не швыряла деньги на ветер.

Иджи улыбнулась:

— Между прочим, Клео, до меня дошли слухи, что добрая половина населения этого города задолжала тебе по крайней мере лет за пять. И я что-то не замечала, чтобы ты кого-нибудь выставил за дверь.

Нинни, которая обычно предпочитала помалкивать, на этот раз не удержалась:

— Вот именно, Клео.

Клео с хрустом разгрыз орех, а Иджи подошла и обняла брата.

— Слушай, ты, старый сухарь, да ведь ты ни разу в жизни не прогнал голодного человека!

— Просто не было случая: они все у тебя толкутся. — Клео кашлянул. — А теперь серьезно, Иджи. Я не пытаюсь вмешиваться в твои дела, вынюхивать что-то, но скажи мне, ты хоть немного скопила или нет?

— А зачем? — усмехнулась Иджи. — Знаешь, деньги ведь и убить могут. Вот не далее как сегодня заходил сюда парень и рассказал про своего дядю, у которого была хорошая денежная работа в Кентукки, на монетном дворе. Он чеканил деньги, и все шло лучше некуда, пока… В общем, однажды он нажал не на ту кнопку, и его раздавил мешок с десятицентовиками весом в семьсот фунтов.

Нинни воскликнула:

— Какой ужас!

Клео посмотрел на жену как на сумасшедшую.

— Боже правый, женщина, да ты, никак, веришь всему, что плетет моя ненормальная сестрица!

— А что, разве такого не могло случиться? Его и вправду убило монетами, Иджи?

— Конечно. Семьсот фунтов десятицентовиков или триста фунтов четвертаков — точно не скажу, но парня раздавило в лепешку, это чистая правда.

Клео покачал головой и расхохотался.

Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама

29 января 1986 г.

Каждое воскресенье в день посещений Эд Коуч и его мать, Большая Мама, сидели до вечера в её тесной комнатушке и смотрели телевизор. Сегодня Эвелин почувствовала, что если она сию же минуту не уйдет отсюда, то не выдержит и завопит. Она извинилась и сказала, что ей нужно в туалет. Спустившись к машине, Эвелин обнаружила, что ключи остались у Эда… И вот она опять сидит в зале для посетителей, разрывает пакетик с кокосовыми пирожными, а миссис Тредгуд рассказывает о вчерашнем обеде в «Розовой террасе».

— Во-он там сидела, во главе стола, вся такая надутая, прямо чуть не лопалась от гордости.

— Кто?

— Миссис Эдкок.

— Миссис Эдкок?

— Миссис Эдкок! Помните, миссис Эдкок — в лисьих мехах — миссис Эдкок!

Эвелин напрягла память.

— А-а, та богачка.

— Вот-вот, миссис Эдкок, с кольцами.

— Теперь вспомнила. — Эвелин протянула ей пакетик.

— Ой, спасибо, люблю кокосовые. — Старушка откусила кусочек и сказала: — Эвелин, не хотите кока-колы? У меня в комнате найдется немного мелочи, могу вас угостить. Тут в холле есть автомат.

Эвелин покачала головой:

— Нет, спасибо, миссис Тредгуд. А вы хотите?

— Ой, нет, милочка. Вообще-то я люблю колу, но сегодня меня немного пучит, я бы лучше водички попила, если вас не затруднит, конечно.

Эвелин принесла два бумажных стакана с холодной водой.

— Вот спасибо.

— Так что вы говорили о миссис Эдкок?

Миссис Тредгуд посмотрела на нее:

— Миссис Эдкок? А вы её знаете?

— Нет, я не знаю, но вы только что рассказывали, как она чем — то там сильно гордилась…

— А-а, правильно, рассказывала… Так вот, миссис Эдкок за обедом хвасталась, что у неё в доме сплошной антиквариат, она его чуть ли не пятьдесят лет собирала. Сказала, что потратила на это кучу денег. А я и говорю миссис Отис: «Начинала я свою жизнь без гроша, а теперь сама превратилась в бесценный антиквариат. Может, я теперь стою целое состояние».

Старушка даже засмеялась, так ей понравилась собственная шутка, потом задумалась.

— Интересно, а что стало со всей моей кукольной посудой и с тележкой, в которую мы впрягали козла?

По субботам мы все катались на этой тележке, папа Тредгуд специально смастерил её для девочек. Нам это казалось интересней, чем в Париж съездить. Не удивлюсь, если старый козел до сих пор жив. Его звали Гарри… Представляете, козел по имени Гарри! Ел все подряд. — Она улыбнулась. — Однажды Иджи скормила ему целую банку Леониного крема от пота, так он вылизал эту банку, будто его угостили мороженым…

Мы играли в разные игры, но больше всего Тредгуды обожали всякие переодевания. Однажды мама сшила всем девочкам карточные костюмы для конкурса, который устраивали в церкви, и у каждой была своя масть. Я изображала трефы, близняшки — черви и бубны, Эсси Ру — пики, а у Иджи был костюм джокера. Представляете, мы заняли первое место!

А ещё я помню, как однажды на День независимости мы нарядились в платья со звездами и полосками и надели бумажные короны. Мы ели во дворе мороженое домашнего приготовления и ждали, когда начнется фейерверк, и тут появляется Бадди Тредгуд. Спускается по лестнице в матросском платье Леоны и начинает жеманничать. Это он Леону изображал, понимаете? А потом вообще умора была. Эдвард и Джулиан или кто-то другой из мальчишек вытащили на двор шарманку и принялись крутить ручку, зазвучал «Арабский шейх», и Бадди протанцевал вокруг нас неприличный танец. Мы четыре года без смеха не могли об этом вспоминать. Потом, конечно, Бадди извинился перед Леоной, подарив ей крепкий поцелуй… Да, Бадди вы простили бы все что угодно.