Владимир Кунин - Путешествие на тот свет Страница 5

Дважды в год Мартов прилетает недельки на две, на три в Москву или Петербург, заключает договор с каким-нибудь издательством или продюсерской кинокомпанией и снова улетает в Гамбург — сочинять и отписываться. Как когда-то уезжал в Репино.

На вопросы журналистов, желающих взять у Сергея Александровича интервью (а таких с каждым годом становится все меньше и меньше...) — почему Мартов живет в Германии, Сергей Александрович иронично-кокетливо выдает за экспромт давно придуманную остроту, говоря, что Гамбург — это его последний Дом творчества...

А пару лет тому назад у бензозаправочной станции «Aral», неподалеку от дома, в котором он уже одиннадцатый год снимал небольшую двухкомнатную квартирку, Мартов познакомился с двумя заезжими ленинградцами.

Был поздний холодный осенний вечер.

«Тойота» с российско-петербургскими регистрационными номерами стояла в стороне от бензиновых колонок, а ее хозяева внимательно всматривались в карту Гамбурга, разложенную на капоте машины, и время от времени оглядывались по сторонам, чтобы понять, где они находятся.

Женщине было не больше тридцати двух — тридцати пяти, мужчина лет на восемь постарше. Джинсы, кроссовки... На ней — дорогая теплая парка с капюшоном, отороченным мехом норки, на мужчине поверх свитера крупной вязки — видавшая виды старая кожаная куртка.

Мартов поставил свою гамбургскую «мазду» рядом с питерской «тойотой», заглушил двигатель и вылез из теплой машины на промозглый ветерок. И негромко по-русски спросил петербургских тойотовладельцев:

— Помочь? На правах общей симпатии к японским автомобилям.

Мужчину звали Тимур Петрович Ивлев. Он был судовым врачом какого-то русского пассажирского судна. Его жена Таня на этом же корабле служила переводчиком. С английского и немецкого. Но немецкий язык для Тани был основным.

В Гамбург их пригласил в гости один старый потомственный немецкий доктор — владелец небольшой наследственной частной хирургической клиники. Несколько лет тому назад они познакомились и подружились с ним в одном из рейсов их судна, которое совершало этакое «полукругосветное» туристическое путешествие с несколькими сотнями немецких и английских пассажиров на борту.

В прошлом году, именно в это же самое осенне-штормящее время, когда судно стояло в Швеции, в тралеборгских ремонтных доках, на очередной профилактике и почти вся команда в количестве трехсот человек (за исключением десятка инженеров и техников) была отпущена в плановый отпуск, немецкий старик доктор гостил у Ивлевых в Санкт-Петербурге.

В этом году, в такое же мертвое предзимнеотпускное время, Ивлевы своим ходом — на собственном автомобиле — приехали на пару недель в Мюнхен.

Сейчас они возвращались из Ганновера. Тане очень хотелось побывать на знаменитой Ганноверской выставке... Старик поехать с ними не мог — слегка прихворнул, вот они без него и заблудились.

— Выехали из Гамбурга по одной дороге... — сказал Тимур.

— ...а вернулись совсем по другой! — закончила за него Таня.

— Наверное, где-то проворонили съезд с автобана и въехали в город совершенно с другой стороны.

— Ничего страшного, — улыбнулся Сергей Александрович. — Называйте адрес.

— Розенштрассе, семь. Это в самом центре, — сказала Таня.

— Рядом с Ратхаузом... — добавил Тимур.

— Да знаю я, где эта Розенштрассе, — улыбнулся Мартов. — Садитесь в свою машину и поезжайте за мной. А я постараюсь поаккуратнее двигаться, чтобы вы меня в темноте не потеряли.

Тимур и Таня воспротивились:

— Что же это мы вас так напрягать будем, Сергей Александрович! Ну неловко же, ей-богу... Вы нам только покажите по карте, а уж потом мы сами как-нибудь выгребемся.

— Дольше объяснять и показывать, — рассмеялся Мартов. — Садитесь, садитесь в свою «тойоточку»...

Потом совсем не по-немецки, а совершенно по-российски до начала третьего ночи сидели вчетвером на Розенштрассе в огромной прекрасной квартире старого хирурга, доктора медицины Зигфрида Вольфа.

Приканчивали литровую бутылку двенадцатилетнего «Чиваса», за которой Мартов, собственно, и заезжал на автозаправочную станцию, так как все магазины к тому времени уже были закрыты. Благодаря чему случай и свел его — поначалу с Ивлевыми, а позднее и с доктором Вольфом.

Разговор шел вперемешку на трех языках: с Мартовым Тимур и Таня говорили по-русски, с Вольфом Тимур разговаривал по-английски, Мартов на своем среднем немецком пытался поддерживать светскую беседу с хозяином дома, а Таня почти синхронно, очень вовремя помогала им сохранять живость непринужденной беседы...

Выяснилось, что Таня и Тимур плавают на «Федоре Достоевском», где когда-то в одном из круизов и познакомились с доктором Зигфридом Вольфом, пребывавшем в то время на борту русского судна в качестве немецкого пассажира.

— Погодите, погодите! — воскликнул Мартов. — Но на «Достоевском» главным доктором был Витя Раппопорт!.. Он, помню, даже ко мне в Репино приезжал...

— Ну что вы, Сергей Александрович! Виктор Семенович еще в девяностом ушел из пароходства, когда все только начало разваливаться, — улыбнулся Тимур Ивлев. — Теперь на «Достоевском» я служу...

— Господи... Вот ведь как в жизни бывает, — вздохнул Мартов.

Это оказался тот самый круизный лайнер, куда почти полтора десятка лет тому назад Ленинградский обком партии так и не пустил лауреата Государственной премии, заслуженного деятеля искусств, члена Союза писателей и члена Союза кинематографистов СССР Сергея Александровича Мартова в трехмесячное плавание для сбора материала к киносценарию «об отважной и благородной работе советских моряков международного пассажирского флота»...

Правда, и Таня, и Тимур появились на этом судне значительно позже, спустя несколько лет после того исторического решения партии, но тем не менее общность темы очень оживила новое гамбургское знакомство, вылившееся в обычную ленинградско-московскую ночную посиделку. Тем более что рейс, в котором Таня и Тимур познакомились и подружились со старым немецким хирургом, был для них более чем памятными, не боясь пышности выражения, чрезвычайно знаменательным для всех троих...

Ибо этот рейс коренным образом отличался от всех предыдущих, да и последующих круизных рейсов.

И так уж получилось, что Сергей Александрович Мартов, прихлебывая виски, с усмешкой, достаточно иронично, поведал Тане, Тимуру и доктору Вольфу историю давних лет — своей неудачной попытки совершить круиз на легендарном тогда «Федоре Достоевском».

А доктор Вольф, Таня и Тимур, в свою очередь, нещадно перебивая друг друга, рассказали Мартову про тот самый чрезвычайный рейс, который доктор Зигфрид Вольф очень образно назвал «путешествием на тот свет».

Может быть, по-немецки фраза доктора звучала менее роскошно, но Таня так уж перевела слова Вольфа на русский.

Сергей Александрович выслушал эту историю с таким нескрываемым волнением и любопытством, что вдруг неожиданно встрепенулся, словно старая, застоявшаяся в деннике боевая кавалерийская лошадь, внезапно услышавшая резкий призывный раскат нервной распевной команды эскадронного трубача!..

«Вот из чего, черт подери, нужно делать сценарий!!! — завертелось в голове у Мартова. — Вот что могло стать бы настоящим кино!.. И название-то какое шикарное!.. Правда, слегка излишне претенциозное, зато, по сегодняшним рыночным меркам, очень даже кассовое — „Путешествие на тот свет“...»

Наверное, не очень крупным и примечательным событием будет псевдофилософское открытие стареющего человека, что с возрастом время так пугающе увеличивает скорость проживания, а каждый промелькнувший день твоего земного существования, каждый промчавшийся галопом час твоего бытия, каждая сверкнувшая и пролетевшая мимо «твоя» минута неумолимо становятся все дороже и дороже. Скорость исчезновения их в вечности катастрофически увеличивает стоимость следующих дней, часов и минут!.. И никаких твоих жизненных сил и накоплений явно не хватает для того, чтобы побороть эту чудовищную и неотвратимую инфляцию! Как бы ты ни надувал щеки и ни изнурял себя утренними зарядками, пробежками трусцой, бассейном, диетами и нетяжелыми гантелями.

И все-таки, и все-таки...

Больше полугода, почти семь драгоценнейших месяцев своей уже немолодой шестидесятидвухлетней жизни, истратил Сергей Александрович Мартов на то, чтобы по крохам, разбросанным по всему миру, собрать сведения и подробности о том самом круизном рейсе, о котором ему так живописно рассказали Таня и Тимур Ивлевы и старый немец — доктор медицины Зигфрид Вольф.

Но Таня и Тимур, да и доктор Вольф (еще в меньшей степени, чем Тимур и Таня), смогли поведать Мартову всего лишь внешнюю оболочку происшествия того незабываемого рейса (где они все трое в какой-то степени были участниками и свидетелями событий, происходивших тогда на борту лайнера...